Угледобывающая индустрия продолжает погружаться в полномасштабный кризис. Шахты закрываются, шахтёрам не платят зарплату, само полезное ископаемое перестаёт пользоваться спросом. Не повторится ли история с выходом отчаявшихся работяг на Горбатый мост у Белого дома?
Ситуация в российской угольной отрасли по-прежнему далека от стабильной. Замглавы Минэнерго Дмитрий Исламов 8 октября сообщил, что 137 предприятий сектора подали заявки на получение общесистемных мер поддержки. Кроме того, по словам замминистра, для 42 предприятий уже одобрены меры индивидуальной поддержки.
Ранее «Наша Версия» уже писала о том, что по итогам 2024 года угольная отрасль страны показала совокупный убыток в 112,6 млрд рублей, и практически такой же убыток сектор получил только за первые пять месяцев 2025 года. В июле Исламов говорил, что 51 предприятие отрасли уже остановилось либо на грани остановки. Дальше – хуже?
Спроса нет
По оценке аналитиков NEFT Research, в целом за текущий год выручка предприятий угольного сектора может снизиться на 12%, до 1,55 трлн рублей, что станет минимумом с 2020 года. При этом доля убыточных компаний вырастет с прошлогодних 48% до 71%.
Основные проблемы российских угольщиков связаны со снижением цен и сокращением экспорта. Но дело не только в этом. Глава компании «КарбонЛаб» Михаил Юлкин отмечает, что потребление угля в мире в целом уже не первый год не растёт, а стагнирует. Так, в США и Европе угольные электростанции массово закрываются, соответственно потребление угля падает. Даже несмотря на риторику Трампа и попытки администрации США поддержать добычу угля и остановить вывод угольных станций из эксплуатации.
Спрос на уголь ещё пока растёт в Китае, Индии, странах Юго-Восточной Азии. Но и тут наметился перелом. КНР объявила о планах сократить выбросы парниковых газов к 2035 году, а это значит, что потреблять больше угля страна уже не будет, а будет, наоборот, сокращать угольную генерацию, замещая её возобновляемыми источниками энергии. Индия идёт по тому же пути, хотя и с некоторой задержкой.
«На короткой дистанции проблемы угольной отрасли РФ можно было бы решить именно за счёт поставок в страны АТР, но, во-первых, здесь в качестве конкурента выступает Индонезия, поставляющая уголь в Китай, а во-вторых, сыграл свою роль эффект «бутылочного горлышка»: несмотря на то что поставки угля в приоритете, инфраструктура России на восточном направлении оказалась не готова транспортировать необходимые для поддержания экспорта на прежнем уровне объёмы, – рассказывает Михаил Юлкин. – Кроме того, китайцы крайне неохотно заключают долгосрочные контракты, а именно такие соглашения позволяют гарантировать сбыт и планировать бизнес».
Но основная проблема, по словам аналитика, в том, что меняется сам тренд: так или иначе, потребление энергетического угля будет снижаться, экспорт рано или поздно сойдёт на нет. «И это нужно принять не как критическую проблему для российской угольной отрасли, а как управленческую задачу, которую нужно решать», – говорит эксперт.
С угля на химию
Россия обязательно даст ответ на атаки ВСУ по Запорожской атомной электростанции (ЗАЭС). Однако это не означает, что качестве цели для удара Москва выберет украинские АЭС.
Например, путём развития углехимии. Ещё в 2016-м этот вопрос обсуждался с участием представителей Минэнерго и профильных научных учреждений. В частности, речь шла о кластере «Комплексная переработка угля и техногенных отходов» в Кемеровской области. Но развития инициатива так и не получила.
Впрочем, о ней и не забыли. 10 октября губернатор Кемеровской области Илья Середюк в своём телеграм-канале написал, что перспективы развития углепрома администрация видит именно в глубокой переработке. «Речь идёт уже не об обогащении угля, а о создании новых продуктов с высокой добавленной стоимостью. В решении этой задачи нужен комплексный подход, в основе которого научные исследования», – уточнил глава региона.
По словам Середюка, он уже получил предварительные предложения от учёных касательно производства углеволокна, полукокса, электродов для алюминиевой и титановой промышленности, жидкого топлива, сорбентов, катализаторов, газообразного топлива, метанола, аммиака, водорода. «Но даже углехимия не сможет обеспечить потребление тех объёмов угля, что добываются сейчас, углехимические производства, как правило, малотоннажные», – предупреждает Михаил Юлкин.
Касками не постучать
Как сообщал 14 октября кузбасский ресурс sreda42, угольные предприятия региона уже задолжали сотрудникам более 570 млн рублей. Что будет происходить дальше, если ситуация в отрасли не улучшится, прогнозировать сложно, однако риски могут оказаться весьма существенными.
«Шахтёры могут «греметь касками», когда они сильны, как это было в Англии при Маргарет Тэтчер, как это было в 1989 году в Советском Союзе, – комментирует первый вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин. – Но тогда роль отрасли и возможности её представителей были совсем другими».
Снижение влияния произошло очень быстро, уже в 1998-м рабочее движение шахтёров в России ничего существенного добиться не смогло, стояние у Белого дома на Горбатом мосту ни к чему не привело. Сейчас, по оценке Макаркина, могут быть какие-то отдельные вспышки, выступления. «Но люди уже стараются минимизировать риски, они будут крайне осторожны, так как столкновение с властью не просто чревато серьёзными проблемами, главное – в этом столкновении ты не можешь рассчитывать на успех», – говорит политолог.
В то же время эксперт полагает, что центральные и региональные власти не пустят ситуацию на самотёк, решения по каждому конкретному объекту будут приниматься в зависимости от его экономического состояния. Часть шахт будет закрыта, но те, где есть перспективы дальнейшей работы, могут получить поддержку – в рамках крайне напряжённого на сегодня бюджета. Вероятно, будут также реализованы программы по переобучению сотрудников угольных предприятий.
Но здесь возникает проблема моногородов – когда населённый пункт изначально ориентирован на определённый сектор промышленности. «Угольные» города в Кузбассе ещё с 20–30-х годов прошлого века привязаны к шахтам, там сложно будет заниматься чем-то другим. «В таких случаях включается мобильность: молодёжь уезжает туда, где есть возможность для самореализации. Возникает проблема оттока населения из моногородов, – предупреждает Макаркин. – Впрочем, это распространённая практика, так происходит не только в России, но и в Англии, и в США».
Цифры
По данным ФГИС «АСЛН», на 1 января 2025 года на территории России добычу угля и горючих сланцев осуществляли 268 недропользователей в 28 регионах.
По теме
607ЦБ оправдал ожидания некоторых, установив ставку на уровне 17%, однако отказался идти навстречу желаниям многих, не уменьшив её до 16%.
Согласно докладу Минэнерго «О ходе реализации Программы развития угольной промышленности России на период до 2035 года», численность работников угольной отрасли только «по основному виду деятельности» на конец 2024-го составила
143,7 тыс. человек, что на 1700 специалистов больше, чем в 2023-м, и выше расчётного значения планового показателя на прошлый год по обоим вариантам развития отрасли (90–98,3 тыс. человек).
Михаил Юлкин, глава компании «КарбонЛаб»
– В угольной отрасли зачастую предприятия являются градообразующими. Когда начали закрываться шахты в Воркуте, население города начали вывозить. Поэтому нужны не только программы перепрофилирования работников отрасли, но и реформы самой экономики угольных регионов. Без экспорта своего основного товара регионы всё равно не выдержат. Территории будут становиться безлюдными, если не сменить экономическую парадигму. Вместо того чтобы дотировать из бюджета угольщиков, поддерживать добычу угля, который скоро станет никому не нужным, может быть, лучше вложить эти деньги в преобразование региональных экономик? Статус-кво всё равно сохранить не удастся.
Заниматься этим должно Минэкономразвития вместе с профильными ведомствами и региональными администрациями. Возможно государственно-частное партнёрство с рядом преференций для бизнеса (например, отсрочки по выплате налогов) с привлечением институтов развития, таких как ВЭБ.
А на месте угольных шахт можно поставить электростанции, использующие низкопотенциальное тепло шахтных вод.
Алексей Макарин, первый вице-президент Центра политических технологий
– Присутствует также и риск всплеска преступности. Но мы сейчас не говорим о росте именно организованной преступности, как в 90-е. Тогда процент молодёжи, которая склонна идти в криминал, был гораздо выше. Сейчас скорее речь может идти о всплеске преступности чисто бытовой, порождённой потерей работы, внутренним кризисом и всеми вытекающими.
