Двадцать лет назад начался процесс объединения Германии. Считается, что руководство СССР не противилось слиянию ГДР и ФРГ в одно государство, но это верно лишь отчасти. «За» выступали Михаил Горбачёв, Александр Яковлев и Эдуард Шеварднадзе, но были и противники, среди которых глава Генштаба маршал Ахромеев и бывший главнокомандующий войсками Западного направления маршал Огарков – наиболее могущественные и влиятельные военные той поры. Они реально оценивали стратегические перспективы воссоединившейся Германии и сопротивлялись её появлению, как могли. Не было единства и в советских спецслужбах, так что противостояние могло вылиться в серьёзный конфликт между ГРУ и КГБ. Детали тайной операции стали известны корреспонденту «Нашей Версии».
Высшие чины армии неоднократно пытались убедить Михаила Горбачёва в том, что объединение Германии чревато серьёзным изменением баланса сил не только в Европе, но и в мире. Слияние ГДР и ФРГ воспринималось профессиональными военными отнюдь не столь благостно, как политиками горбачёвского призыва: появление нового государства могло спровоцировать США начать войну против СССР – при поддержке европейских стран – членов НАТО. И Ахромеев, и Огарков в разное время возглавляли Генштаб – мозг армии, были прекрасно информированы о реальном положении дел и ошибаться в оценке военных перспектив попросту не могли. Чтобы понимать, насколько всё было серьёзно, стоит оценить положение дел в Европе того периода: американские «Першинги» базируются в Старом Свете и нацелены на Москву, а в это время Москва декларирует свою новую военную доктрину, разворачивающую всю военную машину Союза «от оборонительных к наступательным превентивным действиям в случае возникновения угрозы войны и от неприменения ядерного оружия первыми к ядерной эскалации». Автором доктрины был маршал Огарков, в 1984 году являвшийся министром обороны страны де-факто и главой Генштаба де-юре. Другими словами, Да, надо сказать, что к моменту описываемых событий Огарков был понижен в чине – формально его должность именовалась «генеральный инспектор Группы генеральных инспекторов Министерства обороны СССР».
Дабы не допустить скорого объединения Германии, которое могло произойти уже к концу 1990 года, нужно было что-то предпринимать. Но что? Ведь вопрос, по сути, решён и поддержан самим Горбачёвым. Огарков и Ахромеев являлись прекрасными военными стратегами, но в международной политике им явно не хватало опыта. Таким опытом располагал бывший член Политбюро Григорий Романов, которого Михаил Горбачёв за пять лет до описываемых событий отправил на пенсию. Романова и Огаркова связывала давняя дружба. Пока у власти находился Константин Черненко, в качестве его преемника называли Михаила Горбачёва и Григория Романова. Но в итоге Политбюро поддержало Горбачёва, и Романов остался не у дел. Так вот, именно Романов и посоветовал двум маршалам сделать нестандартный ход, на первый взгляд кажущийся не чем иным, как государственной изменой. А именно предложить немцам включить в свой состав Калининградскую область СССР.
Да, ставка была высока: страна гарантированно лишилась бы части своей территории. Ведь Германия вряд ли отказалась бы от возвращения в своё лоно Восточной Пруссии, которую немцы продолжают считать своей. Зато в этом случае объединение Германии совершенно точно перенеслось бы на гораздо более поздний срок, и Советский Союз получил бы фору, чтобы навести порядок и у себя в доме, и на границах, выиграл бы драгоценное время для перегруппировки военных сил. Ставка делалась на то, что Германия точно клюнет на приманку.
По словам полковника Службы внешней разведки Андрея Безрукова, президент СССР Михаил Горбачев не принимал во внимание развединформацию о том, что в советском руководстве есть американские агенты влияния.
Но кто станет закидывать удочку? И Ахромеев, и Огарков были, что называется, при исполнении и заниматься тайной дипломатией не могли. Григорий Романов? Он был в состоянии провести переговоры, опытному царедворцу Брежнева это ничего не стоило бы. Но в каком статусе? В статусе пенсионера? Кандидатура Романова тоже отпала. И тогда Огарков предложил поручить на первом этапе контакты с немцами одному из приближённых генералов, которому и он, и Ахромеев доверяли целиком и полностью. Тут-то и всплыла кандидатура генерал-майора Гелия Батенина. С конца 70-х и до середины 80-х годов Батенин выполнял особые поручения у Ахромеева, занимавшего в то время пост главы Главного оперативного управления (ГОУ) Вооружённых сил СССР, а затем работал главным военным советником при Министерстве обороны по вопросам контроля за ядерными вооружениями. Довелось послужить ему и с Огарковым, так что оба маршала лично знали Батенина и не сомневались в его преданности и немногословности, полностью исключающих какую-либо утечку секретной информации.
Итак, переговорщик найден. Но с кем вступать в контакт? Отправить Батенина в Бонн? Невозможно: о такой командировке наверняка станет известно КГБ, а уж оттуда сразу проинформируют Михаила Горбачёва. Ещё не забыт недавний конфликт армии и спецслужбы: первые в 1985 году поддержали Романова, вторые – Горбачёва. Тогда решающим стал голос председателя КГБ Чебрикова, который формально не являлся членом Политбюро и не имел права голосовать «за» или «против» кандидатуры нового генсека. Как же дать знать немцам, что в СССР готовы заплатить немалую цену за отсрочку германского объединения? И снова пришёл на помощь Григорий Романов: зачем лететь в Бонн, сказал он, если в Москве есть германское посольство. Нужно встретиться с представителем посольства и внятно объяснить ему, что у руководства СССР есть некое «особое предложение», от которого немцы точно не смогут отказаться, но гласно заявлять о котором в силу определённых причин не представляется возможным.
2 июля 1990 года генерал-майор Гелий Батенин пришёл в посольство Германии в Москве. Его принял шеф протокола посольства Иоахим фон Арним: никого более высокопоставленного на тот момент в посольстве не было, но Батенину никто другой и не требовался. Его задача была предельно простой: сформулировать предложение германской стороне, а уж в том, что посольство поставит в известность Бонн об этой встрече буквально в считанные часы, сомневаться не приходилось. Что говорил Батенин дипломату? Примерно следующее: Калининградская область для СССР – регион бесперспективный. Сельское хозяйство в упадке, промышленность развивается слабо, а в случае если из состава Союза выйдет Прибалтика, область будет отрезана от метрополии и, по сути, обречена. Так не лучше ли озаботиться её судьбой загодя и начать мероприятия по интеграции с Германией прежде, чем её присоединит к себе, скажем, Литва?
Фон Арним отреагировал так, как и должен был отреагировать профессиональный дипломат: пообещал уведомить о предложении своё начальство в Бонне. Сейчас фон Арним в интервью журналу «Шпигель» заявляет: он, дескать, сразу сообщил Батенину о том, что официальная позиция Бонна исключает перспективу поглощения Калининградской области, а слияние ждёт лишь ГДР и ФРГ. Но кое-что фон Арним всё же не договаривает. Батенину он объяснял немного не так: Калининградская область – лишь часть Восточной Пруссии. Другая её часть по итогам Второй мировой отдана Польше. Германию, безусловно, интересует Восточная Пруссия, но не по частям, а целиком. От руководства Польши предложение о передаче польской части Ост-Пруссии не поступало, а значит, строить планы на объединение пока преждевременно.
Переговоры шли недолго, немногим более часа. За это время Батенину стало понятно, что особого интереса у представителей Германии к предложенной сделке нет. Объединение восточной и западной частей и так далеко не всех устраивало, причём не только в СССР, но и в Европе: многих страшил образ единой Германии, в особенности Лондон и Париж. В марте 1990 года британский премьер Маргарет Тэтчер призвала Францию объединить усилия перед лицом нарастающей «немецкой угрозы». А тут ещё и прусские территории! При этом далеко не факт, что передача Калининградской области оставит равнодушной Польшу. Ситуация запутывалась ещё больше.
К тому же шеф протокола посольства визит генерала расценил по-своему – как провокацию. Вопрос о Калининградской области – северной половинке Восточной Пруссии – не вписывался в концепцию происходящих геополитических изменений. По словам фон Арнима, одно публичное упоминание о предложении Батенина грозило дискредитировать идею немецкого единства как таковую. Раскусил дипломат генерала. А стоило ли ждать чего-то иного? В общем, заговор маршалов провалился. И будь на месте Батенина даже опытный дипломатический работник, наверняка и его миссия была бы провалена. В Германии всё было готово к объединению двух половин одной страны: до него оставалось чуть более 100 дней. Какая там ещё Ост-Пруссия?
Дальнейшие судьбы заговорщиков сложились по-разному. Маршал Ахромеев покончил с собой, узнав о провале ГКЧП. «Пусть в истории хоть останется след – против гибели такого великого государства протестовали», – написал он в своей предсмертной записке. Маршал Огарков возглавил Всесоюзный совет ветеранов войны и пережил своего друга и коллегу Ахромеева на три года. А Гелий Батенин выпустил несколько книг по военному искусству, в том числе крайне востребованную у военных экспертов на Западе книгу «Европа. Контуры безопасности». О его тайной миссии 20-летней давности сегодня практически никому не известно.