Одним из самых обсуждаемых околополитических скандалов последнего времени стало появление в Интернете видеозаписей любовных похождений тех, кого принято относить к российской оппозиции. Глава национал-большевиков Эдуард Лимонов, сатирик Виктор Шендерович, лидер Движения противодействия нелегальной иммиграции Александр Белов, главный редактор «Русского Newsweek» Михаил Фишман – все они в разное время имели неосторожность переспать с одной-единственной моделью Катей Герасимовой по кличке Муму. По слухам, в квартире любвеобильной девушки побывало ещё немало известных личностей: записи любовных утех с их участием вроде бы появятся в Сети в самое ближайшее время – пока общественность гадает, кто же ещё попал в объектив скрытых камер. Наш сегодняшний собеседник – один из специалистов по компроматным войнам, ныне главный редактор «Русской службы новостей» Сергей Доренко. Он полагает, что шумиха во многом раздута искусственно, но скандал прекрасно демонстрирует уровень политической культуры в России.
– Сергей, как по-вашему, есть ли принципиальная разница между видеокомпроматом 90-х и нынешним?
– Для меня принципиально важной была коррупция, а не просто сексуальный скандал. Я в своё время обращал внимание на министра юстиции Валентина Ковалёва и генпрокурора Юрия Скуратова и причину интереса объяснял очень чётко: они гуляли не на свои. Вот я и спрашивал: кто платил за развлечения? Какая разница, берёшь ты борзыми щенками или шлюхами? Проблема не в том, что ты спишь с Мариной или Аликой (подружки «человека, похожего на Скуратова». – Ред.), проблема в том, что они дежурили две недели в ожидании «высокого гостя» и каждый день им платили по 400 долларов. Таким образом, на пару девушки заработали 10 тыс. долларов, которые им заплатил не Скуратов, а организатор «шоу». И когда Ковалёв моется в бане – он тоже берёт услугами. А вот Женя Киселёв (бывший гендиректор НТВ. – Ред.) меня совершенно не интересовал, потому что он гулял на свои. А даже если и не на свои, то он не чиновник.
– Но и в последних скандалах не замешано ни одного чиновника…
– Я и не обвиняю героев этих роликов, у меня есть к ним только несколько вопросов. К Фишману вопрос простой: почему ФСБ плохая, если ты «кокс» тащишь в нос? Это настоящий «кокс» или нет? Нельзя быть одновременно наркоманом и гуманитарным мыслителем. Если ты собираешься проповедовать добро, то ты должен оставить одно из поприщ. Здесь я усматриваю противоречие. А в случае с Шендеровичем у меня два вопроса. Один сущностный: зачем он после этого ругает женщину за поведение в постели публично? Это не по-мужски. И второй вопрос, который меня мучает и который я хочу задать Шендеровичу при встрече: матрац-то за что?
– А к Интернету в качестве информационной площадки вы вообще как относитесь? В 90-е его ещё практически не было, а сейчас в России в либеральных кругах принято называть вселенской помойкой…
– Интернет в силу собственной таинственности, в силу того, что можно менять идентичность, анонимно выкладывать информацию, давно приобрёл характер места, где можно публиковать всевозможные сплетни. Интернет стал очень разным: с одной стороны, там Перельман публикует свои математические открытия, с другой – всевозможные сплетни. С развитием Интернета мы научились цедить и отцеживать. Мы уже понимаем, где чушь собачья, где флуд, где спам. И мы умеем отличать тексты от контекста: мы умеем говорить, что опубликовали и для чего опубликовали – это разные вещи. В компромате текст и контекст одинаково важны. Если вам сатана говорит, что Х – убийца, что важно? что это говорит сатана или что Х – убийца?
– Имеет значение роль говорящего, если он имеет обыкновение лукавить.
– Надо проверять. Если сатана даёт стакан воды, принципиально важно – что в стакане или кто даёт этот стакан?
– Важнее, пожалуй, содержимое.
– Но контекст также важен. А если он даёт стакан дерьма, как в случае с компроматом, то это всё-таки дерьмо или это сатана виноват?
Министр обороны России Сергей Шойгу заявил, что победа российских военных неотвратима. Как отметил глава оборонного ведомства, Россия встречает Новый год в сложной военно-политической обстановке.
– Дерьмо остаётся дерьмом в любом случае.
– Вот. А сейчас все, на кого льют дерьмо, отвечают: это всё потому, что льёт сатана. Но, извините, дерьмо-то ваше или нет? Это же проблема. Те, на кого публиковали видео в Интернете, утверждают, что главная проблема в том, что это сатана их обливает их же собственным дерьмом. А я говорю, да – эта проблема существует. Но, секундочку, дерьмо-то ваше? Мне отвечают, что это не имеет значения. Почему? Мне кажется, что имеет. А вообще, самое умное поведение в этой ситуации – не замечать. Или признать, и как бы через запятую – ну и что? Так в этом скандале умнее всех ведёт себя Лимонов.
– Ну, его имиджу этот скандал повредит меньше всего.
– Он ведёт себя гениально: всем говорит, что это монтаж и ничего не было, при этом делает невероятно гордое лицо. Он невербально сообщает: «Да, было, и что плохого?», а вербально – «Ничего не было». А когда начинается склочничество в духе Шендеровича, это плохо. Человек теряет лицо.
– Если абстрагироваться от морально-этических оценок и рассматривать произошедшее с точки зрения политической пиар-акции, какой в ней смысл?
– Мне кажется, это просто интернет-баловство. Какой тут пиар? Ничего здесь нет. Когда генеральный прокурор с голой жопой носится за студентками, есть проблема с мундиром. Завтра он наденет мундир, а мы всё равно будем видеть его голым. Если бы Шендерович не принялся поливать помоями свою женщину, которая, кажется, в момент соития его вполне удовлетворяла, то и разговоров не было бы.
– А есть ли, на ваш взгляд, вообще кто-то в России, кто мог бы претендовать на звание носителя высоких идеалов?
– С ходу не могу назвать никого. Во-первых, не обязательно человек готовит себя к подвигу всей жизни. Владимир Креститель, князь Киевский, долго боролся с христианами и возглавлял партию язычников. Мгновенное прозрение – нередкое дело в истории. Нельзя говорить, что плохой человек не может сделаться хорошим. Во-вторых, я бы предостерёг от называния оппозицией героев ролика. Это, в общем, способ манифестировать личное разочарование. Они разочарованы в своей недостаточной самореализации. Я боюсь, что концептуально их нельзя признать оппозицией, потому что они не несут даже западных идей. Если бы они это делали, во многом я был бы с ними. Меня волнует, что моя страна не пережила эпохи буржуазного гуманизма. Наивная попытка большевиков привнести его в Россию обломалась буквально за несколько недель. Нынешние же несут прозападнические, проконсьюмеристские воздыхания. Их идея – жрать и срать. В своё время в Бразилии про таких оппозиционеров-леваков говорили: Socialismo sim, mas o visky so importado – «Да – социализму, но виски – импортный». Я бы очень хотел, чтобы у нас была оппозиция сильная, мыслящая европейски (а не проевропейски – это большая разница), ответственная оппозиция, которая любила бы свою страну, и мечтающая, чтобы их дети и внуки жили в России. Это оппозиция миссии, служения.
– А кто оппозиция у нас? КПРФ?
– Пожалуй, я бы не назвал их так. Если вы узнаете самих членов КПРФ получше, вы увидите, что в своей массе это государственники, на дух не переносящие левую идею. Они этатисты правого толка: их внутренне устраивает этатизм Путина – Медведева. У них нет идейных расхождений. В парламенте КПРФ голосует как одно из крыльев «Единой России». Европейские парламенты устроены таким образом, что они служат идее. Например, в самых буржуазных странах – Британии, Голландии, США – эта идея рождается как способ служения Господу. Для протестанта политика и труд – это способы служения Господу. Генеральная русская идея – защита государства. В России у умеренных партий главный вопрос – как обслуживать идею этатизма, а идея так называемой оппозиции – как разрушить совсем государство.
А другого нет.
– Со стороны кажется, что главная проблема и у тех, и у других – отсутствие понимания, зачем всё это нужно…
– И для тех, и для других способ превращается в цель. У нас политический мир борется вокруг способа. Например, провозглашают: рынок есть цель. На самом деле рынок – это способ. Мы считаем, укрепление государства есть цель. Опять же, это только способ. Огромный изъян русской идеи государственничества заключается в отсутствии гуманизма. Гигантский вакуум – это отношение к человеку, его достоинству и предназначению. А целью должен быть человек. И вот здесь должна возникнуть оппозиция, которая наконец произнесёт идеалы буржуазного гуманизма. Пока этого нет. Есть только несколько разочарованных современных Печориных. Надо сказать, что за последние 150–200 лет Печорин скурвился окончательно и представляет собой жалкое зрелище.
– Так, может, и не надо никакой оппозиции? Может, нет потребности общества в ней?
– Для рождения идей нужен некоторый коллективизм. Тут я готов поспорить с некоторыми философами, утверждающими о коллективизме русского народа. На мой взгляд, русские на редкость индивидуалистичны и практически лишены навыков горизонтальной коммуникации. Это народ-рёбенок, неспособный договариваться друг с другом и формулировать идеи. Возможно, когда мы повзрослеем как нация, в этот момент никакая оппозиция уже и не понадобится.
– А вы считаете себя человеком западных или восточных взглядов?
– Я не делю себя и с любовью занимаюсь и Западом и Востоком. В части, касающейся Востока, я последователь Чжуан-цзы с его безусловным релятивизмом. А если мы говорим о Западе, то мне нравятся протестантские общества, которые утверждают в качестве приоритета человеческое достоинство. Я не поклоняюсь ни одной из этих идей, потому что я человек этой земли, и я не могу поклоняться чужим текстам и контекстам. Я просто хочу услышать нечто подобное от русских.
– А есть ли у нас люди, которые смогут сказать так, чтобы их услышали?
– Во-первых, это должна быть русская церковь – в этом отношении я большие надежды связываю с патриархом Кириллом. Во-вторых, в патерналистском русском обществе есть ожидания, что президент как отец рассудит, накажет или поощрит. И, конечно, должна предстать интеллигенция. Она должна стать пророссийски мыслящим интеллектуальным классом, а не холуйским придатком при бизнесообразном чиновничестве. Русская интеллигенция возникла как сословие с совестью по отношению к народу и стране. Интеллигенция сейчас громко заявляет о нежелании участвовать в жизни России. Между тем она должна формулировать идеи и смыслы существования для страны. Вот Солженицын формулировал, хотя я с ним не согласен на 80%. Но кто теперь после него? Ровным счётом никого.
