Короткая стрижка, сломанный нос, за плечами рюкзачишко… Дарюс Каспарайтис выезжает из Ледового дворца после тренировки на велосипеде. Издали он напоминает тусовщика, отправившегося навстречу своей компании. День выдался солнечный и безветренный, как по заказу.
Короткая стрижка, сломанный нос, за плечами рюкзачишко… Дарюс Каспарайтис выезжает из Ледового дворца после тренировки на велосипеде. Издали он напоминает тусовщика, отправившегося навстречу своей компании. День выдался солнечный и безветренный, как по заказу. В Петербурге светило нежное осеннее солнце, на небе ни облачка. «Пока доеду до дома, загорю, наверное…» – Каспер щурится на солнце и улыбается. — «А далеко ли ехать?» — «Да нет… Тут рядом. Сейчас мне на набережную надо вырулить – там очень красиво, чисто, и ветер выдувает все выхлопные газы. А потом прямо до Васьки (Васильевского острова. – Ред.). В общей сложности 15 километров выходит. Я иногда даже бегаю отсюда до дома после утренней тренировки. Как-то добирался домой на такси по пробкам, в час пик. Устал сидеть в машине. Зашёл в магазин, купил велосипед и поехал. Милое дело!» – Каспарайтис отстёгивает от рамы бутылочку с неестественно красной витаминизированной жидкостью, отпивает и поясняет: «Это кровь шофёров». Да, юмор у Привидения соответствующий...
–Дарюс, вы неоднократно говорили, что ваш любимый приём – «мельница». Помню, как вы провели его на Олимпийских играх в Турине Симону Ганье. У того, кажется, даже дыхание перебило – его увели с площадки под руки. Не мстил вам потом?
– В олимпийской деревне я потом подошёл к Симону и спросил, как он себя чувствует. Но он мне ничего не ответил. Обиделся, наверное. Однако что делать? Это хоккей, а в хоккее люди иногда получают травмы.
– За сборную вы выступали охотно, даже в те времена, когда у наших энхаэловцев это считалось занятием непрестижным. Что двигало вами?
– Во-первых, начнём с того, что выступить на Олимпиаде за свою страну мечтает каждый хоккеист. Это надо уже совсем устать от жизни, чтобы отказаться от поездки на Олимпиаду. А во-вторых, Игры проходят в удобное время, если говорить об НХЛ. Ты находишься в это время на пике формы. А вот на чемпионаты мира, которые проходят в конце сезона, вырываться не всегда удавалось – в это время обычно шли игры плей-офф либо уже накапливались травмы.
– Похоже, что после прошлого не самого лучшего сезона вы внесли какие-то поправки в свою игру. Сильно пришлось себя ломать?
– Некоторые коррективы внести, конечно, пришлось. А впрочем, не сильно пришлось себя менять. Я понял одно: стукнуть кого-то можно на открытом льду, а вот если ты это делаешь у борта – это уже две минуты штрафа. В России почти всегда так получается. У нас игроки, наверное, мало кушают манной каши. Бывает, толкнёшь самого большого хоккеиста на площадке, а он падает так, как будто ему 12 лет. Тут поневоле задумаешься. Но всё равно стараюсь биться и бороться. Это моё.
– Одноклубники (причём в разных клубах) и товарищи по сборной всегда говорили о вас как о весёлом человеке. Насколько важно, чтобы в коллективе были люди с хорошим чувством юмора?
– Чувство юмора очень помогает. Бывает такая тяжёлая обстановочка в команде… Например, когда проиграешь две игры подряд. Тогда нужно сделать так, чтобы люди расслабились и улыбнулись. Музыку какую-нибудь смешную поставить, что-нибудь эдакое сказать. Ведь что такое наша работа? Это же игра. Дети играют, и мы играем. Что тут серьёзного? Иногда нужно идти и получать такое же удовольствие, какое мы получали, когда были маленькими детьми. Мы часто забываем про это. Вот тут-то и нужны такие люди, как я. И – знаете – мы всегда вовремя приходим и помогаем своим партнёрам по команде.
Как сообщает Bloomberg, российский рубль стал лучшей мировой валютой с начала года, чему способствовали принятые властями РФ меры по контролю за движением капитала.
– Когда игроки на игру выходят с тёмными лицами, то это передаётся и болельщикам – в итоге общее подавленное состояние. Вы со многими великими хоккеистами играли бок о бок. Скажите, какую роль для них играл юмор?
– При советской власти было много весёлых людей в хоккее. Но когда дело доходило до официального матча, раздевалка у нас была обычно очень спокойная и тихая. Раньше ведь как было? Всё как в армии. Перед игрой у всех лица были хмурые, никто ничего не говорил, все думали только о предстоящем матче. Только когда выигрывали, могли позволить себе расслабиться. А в этом поколении народ уже более раскрепощённый. Видимо, сейчас меньше напряжения у людей стало – у всех есть и квартиры, и машины. А раньше игроки просто жили хоккеем, никаких особенных материальных благ ни у кого тогда не было. Всегда с благодарностью вспоминаю Сергея Петренко и Юрия Леонова. Тогда я был совсем молод и только пришёл в «Динамо», а эти игроки умели развеселить команду. В НХЛ же мне довелось поиграть вместе с Мэттью Барнэби и Шоном Эвери – те ещё были клоуны!
– У нас в России почему-то многие любят ругать Америку. Лично вам что дала жизнь там?
– Понял, что люди должны процветать. Чем хороши американцы и канадцы – они никогда не будут унижать русский хоккей. Я играл и за океаном, и здесь. Мне везде хорошо. Мне в России дали путёвку в большой хоккей, без России я вряд ли чего-то достиг бы. В Америке же я получил признание и понял очень многие важные вещи. А сейчас я вижу, что Россия тоже перестраивается: у нас в командах появилось много иностранцев, да и сам стиль общения изменился – стал более западным. Но чтобы советский менталитет окончательно поменялся, требуется время.
– Вас многое связывает с другим титулованным экс-динамовцем и энхаэловцем Алексеем Яшиным? Удаётся ли в России общаться?
– Мы с Алексеем вместе тренировались в «Динамо», в Новогорске. Летом часто вместе готовились к сезону НХЛ под руководством Владимира Юрзинова. Лёша очень спокойный, а я, наоборот, взрывной, энергичный. Может, потому мы и остаёмся хорошими друзьями, что он меня успокаивает, а я его завожу. Мы по-прежнему созваниваемся и мечтаем годик поиграть в одной команде.
– Видимо, за такой характер вас очень любят болельщики. Нравится ощущать себя звездой?
– Покажите мне хоть одного человека, который не испытывает приятных ощущений, когда объявляют его имя, а все вокруг рукоплещут ему. Даже самый закрытый человек, пусть внутри, но почувствует гордость. Болельщики в Петербурге удивляют меня. Они дали мне вторую молодость. Жаль, что они не видели меня в лучшие годы, когда я всех бил и устраивал шоу. Но сейчас они очень сильно вдохновляют меня, и мне снова хочется играть на высоком уровне и драться, хотя не всегда судьи позволяют, а может быть, возраст.
– С кем из хоккеистов СКА самые доверительные отношения?
– Стараюсь дружить и с молодыми ребятами, и с теми, кто постарше. Мне легко и с теми, кто говорит по-английски, и с теми, кто говорит по-русски. Да и с теми, кто вообще ничего не говорит, тоже нахожу общий язык…
– Судя по вашему блогу в Интернете, вы уделяете много внимания общению в Сети. Что это для вас – осознанная необходимость, обязанность или потребность?
– Нельзя всё захватывать себе, все ощущения. Надо обязательно делиться. Есть болельщики, которые фанатично болеют за нас. И, может быть, с возрастом я стал понимать, что делиться своими мыслями очень важно. Я ведь ничем не отличаюсь от простого водителя такси – такой же человек. Поэтому зазнаваться и считать себя каким-то великим – неправильно.
– Отцовство привносит в вашу жизнь какие-то новые краски?
– Конечно, я повзрослел. Когда родилась первая дочка, я был совсем молод – 24 года. Тогда всё было новым и неожиданным. Сейчас мне, правда, вдвойне работки привалило… (девочки-близняшки родились у Дарюса в сентябре в Швеции. – Ред.). Но терпения теперь у меня побольше, да и поспокойнее стал. Раньше дочку, когда она была маленькая, даже боялся трогать. Мужчине требуется довольно много времени, чтобы понять, что такое дети.
– Многие спортсмены предпочитают растить детей за границей, а вы, получается, не боитесь это делать в России?
– Я очень рад, что теперь мы все вместе. В России у меня работа, команда. А семья едет туда, где находится глава семьи. Я думаю, что Санкт-Петербург – город очень хороший для семьи.
