Когда я задумываюсь над тем, что мне предстоит писать о заслуженном артисте России Владимире Епископосяне, с которым дружим вот уже четверть века, всегда впадаю в лёгкую панику. Как объять необъятное?! Владимир переиграл всех гангстеров, убийц, насильников, джиннов и немало трупов российского кино.
…Залитая затянувшимися дождями Москва. Мы с супругом несёмся по Дубровке в гости в новую квартиру Владимира Епископосяна, которую артист только-только получил. Бежим, опаздывая на полтора часа, ужасно нервничаем. Шамкающий старушечий голос в домофоне нам сообщает, что «мясо в духовке подгорело, Володечка очень-очень расстроился, всё съел сам и куда-то ушёл». Потом грубый мужской бас деловито осведомляется, есть ли у нас холодное оружие. Нас впускают, но дверь квартиры открывает не охранник, а улыбающийся хозяин. Проходим, заглядывая во все углы в поисках старушки и охранника, а Епископосян, глядя на нас, покатывается от смеха – очередной розыгрыш Мастера!
– Владимир Арустамович, вчера с удовольствием пересмотрела «Пиратов ХХ века» с вашим участием...
– Вот-вот, с тех самых пор в моём амплуа и водворились роли убийц. А меня с годами стали называть «главным бандитом страны».
– Ну, сами-то себя вы величаете «заслуженным трупом». Сколько раз вас убивали в кино?
– До недавнего времени носил футболку с надписью «Я 50 раз рождался заново!». Но теперь уже Наглотался химии до коликов в животе.
– А как вашим героям доводилось умирать?
– В «Руси изначальной» я играл хазарского хана, которого казнили «размычкой». Меня, привязанного за ноги к двум скачущим коням, разрывают о дерево самым деликатным местом. Помню, во время исполнения этого трюка я решил подъехать на спине к дереву поближе и только тогда отпустить верёвки. Так вот режиссёр чуть не поседел, он уже решил, что ещё секунда – и меня действительно разорвёт на части: Епис – налево, копосян – направо, а он сам – за решётку. В картине Юрия Сорокина «Первопечатник Иван Фёдоров» меня, казанского царя Едыгера, живьём погружали в январскую прорубь на Волге под Костромой. В триллере Доценко «Тридцатого уничтожить» я выпрыгивал из несущейся на полном ходу машины, а потом сгорал в вертолёте. В «Крике дельфина» Салтыкова убитым летел с высокого борта корабля в воду.
– И не недоело?
– Надоело чрезвычайно, поскольку человек я добродушный, некровожадный, люблю хороший юмор, хороший стол, хорошее вино и весёлых людей. Поэтому я решил изменить ситуацию и написал сценарий комедии «Семь раз отмерь», в которой сам снялся в главной роли и за которую, кстати, получил приз на Международном телекинофоруме «Вместе» в Ялте. После этого режиссёры, уразумев, что я настрелялся в кадре, стали с удивительным упорством предлагать роли философов. Как правило, это продавцы, которые торгуют на всевозможных рынках и к которым за советом ездят главные герои поговорить о жизни.
– Большинство ваших ролей требуют большой спортивной подготовки…
– Ну так я бегаю по утрам. На балконе вот оборудовал небольшой спортивный комплекс, регулярно делаю зарядку. Кроме того, я в прошлом – мастер спорта по баскетболу.
– Простите за бестактный вопрос, как часто в Москве полиция спрашивает у вас документы?
– В первое время, когда я только-только переехал в Орехово-Борисово, все жители, видя моё «лицо кавказкой национальности», были в ужасе и шарахались. Милиционеры очень часто останавливали, проверяли документы. Но потом, изучив моё актёрское удостоверение, облегчённо выдыхали. Однажды, помню, был смешной случай. Стоял на остановке, подъехала милицейская машина. Чувствую, все пассажиры напряглись: сейчас этого кавказца брать будут. Но из машины высунулся знакомый милиционер и, показывая на своего нового коллегу, смеясь, проговорил: «Знаешь, Володя, что он мне сейчас сказал, увидев тебя? Что такого надо было бы сначала пристрелить, а потом уж проверить его документы». Но, как известно, в каждой шутке есть лишь доля шутки. Дело в том, что вполне взрослые люди меня часто отождествляют с ролями. Однажды на рынке продавцы предложили мне, как «авторитету криминального мира», принять участие в каких-то их местных разборках...
При штурме преступными бандами главной тюрьмы Гаити в столице страны Порт-о-Пренсе были убиты десять человек. Ранее в результате нападения на тюрьму оттуда сбежали сотни преступников.
– В последнее время вам всё чаще предлагают комедийные роли. Когда вы поняли, что в вас дремлет комедийный артист?
– Я всегда мечтал играть в комедиях. Судьба иногда помогала мне проявить себя в этой ипостаси, правда, крайне редко. Помнится, как на съёмках сериала «Голгофа» я играл главаря банды и должен был насиловать героиню Евгении Крюковой. В самый ответственный момент, когда прозвучала команда «Камера. Мотор!», на мой нос неожиданно села муха. Поскольку плёнка была дорогая, команды «стоп!» никто не давал, а руки были заняты героиней, я стал страшно вращать глазами, всячески пытаясь муху с носа сдуть. Но вредное насекомое кружило, норовя вернуть утраченную позицию. Режиссёр никакой мухи не заметил, зато при отсмотре материала все покатывались со смеху: «Как вы, армяне, потешно изображаете секс!» Я пытался объясниться, но никто не слушал, так и вставили этот дубль в картину.
– Вы сейчас готовитесь к съёмкам в новой комедии у Александра Стриженова?
– Мне предложили роль сумасшедшего экстрасенса. Комедийную, небольшую, но знаковую. У нас там есть совместные сцены вместе с Леонидом Якубовичем, который играет дедушку, и все герои к этому дедушке, в том числе и мой экстрасенс, идут на поклон по очереди – кто за чем.
– У вас ведь ещё лежит и ваш собственный комедийный сценарий. Про что он?
– Он называется «Христофор-подводник». Это добрая авантюрная комедия, которая, надеюсь, будет способствовать сближению народов – России, Украины, Грузии. Через смех.
– Чем близка вам эта тема?
– Ну, я ведь вырос в Ереване, в интеллигентной семье инженеров. Но половину жизни я проводил в Абхазии, на берегу Чёрного моря недалеко от Сухуми, в доме моего дяди. Он там построил двухэтажный дом на 10 комнат, рядом с особняком Евтушенко, пансионатом «Литературной газеты» и домами художников. Вот именно этот дядин дом из детства, шумный, гостеприимный в хорошем кавказском смысле, остался для меня символом уюта, очага, тепла. Он часто мне снится, огромный, старый, с огородом, где росло много мандаринов, апельсинов, лимонов...
Но политики так накрутили с нашей страной, что пришли времена, когда моим дяде и тёте пришлось бросить свой любимый дом и спасаться бегством в багажном отделении аэробуса, увозя детей и внуков из Абхазии. Семью дяди кто-то приютил в Павловске под Питером. И мои родственники, нестарые ещё люди, друг за другом, очень быстро ушли из жизни. Ушли в тоске по своему дому. Всё это было так страшно... Потому что я-то ведь хорошо помню наших соседей – рядом всегда дружно жили грузины, мингрелы, абхазы, армяне, русские... Когда дядя вернулся в Абхазию, чтобы забрать из того своего дома фотографию матери (убегали ведь, всё побросав), его увидел грузинский мальчик-сосед, который приходил к нам в гости и на праздники, и на похороны. И вот этот мальчик закричал боевику-грузину: «Убей его, убей, это армянин, я его знаю!» Представляете, до чего за короткое время извратили умы детей политики, чтобы вот до такого дошло?! Дядя Юра вернулся из Абхазии без зубов: молодой боевик двинул его прикладом по лицу. Я помню, как тогда рыдал, глядя на него...
В моём новом сценарии предпринята деликатная попытка снизить градус противления Азербайджана и Армении. У меня в фильме действуют два героя – один армянин, другой азербайджанец. Они друзья, оба служили в Афгане, война их сблизила. И вот они вдвоём, верные военной дружбе, уходят в горы и становятся там пастухами. Очень бодрое и доброе кино в духе фильмов «Мимино» или «Отец солдата». Думаю, именно таких фильмов нам сегодня не хватает.
