Волна кризисов, преследующих Ближний Восток, только растет. В Йемене бушует гражданская война и неконтролируемая эпидемия холеры. В Иерусалиме апогея достигло религиозное насилие, в то время как в некоторых частях Ирака и Сирии не ослабевает сектантская война. Новый уровень антагонизма между Саудовской Аравией и Ираном предполагает, что прямое противостояние между ведущими державами суннитского и шиитского ислама уже не просто гипотетическая угроза.
Именно в то время, когда региону нужна крепкая рука международного лидерства, ни один действующих местных правителей не обладает достаточной силой или эффективностью. То, что требуется Ближнему Востоку - новая основа для дипломатии с сильной поддержкой нового посредника: Китая.
Экспортируя терроризм и религиозно вдохновленный экстремизм, Ближний Восток стал «глобальным» в самом негативном смысле. Но в то время как основное внимание сосредоточено на том, что бывший министр финансов Франции Мишель Сапин назвал «несчастливой стороной глобализации» (безработица и растущее финансовое неравенство), сделано слишком мало для сдерживания и распространения экстремистского насилия. Были опробованы многие дипломатические формулы, но прогресс так и остается незначительным.
В шестнадцатом и семнадцатом веках Европа переживала ужасные религиозные войны, но христианский мир был в основном объединен, когда он начал противостоять угрозе расширяющейся Османской империи. В девятнадцатом веке тонкое равновесие сил между европейскими державами и рушащейся Османской границей породило «восточный вопрос». В конечном итоге кончина Османской империи вызвала конфликт на Балканах и привела к Первой мировой войне.
Западные формулы по обеспечению стабильности на Ближнем Востоке больше не работают. Как недавно отметил один европейский дипломат, кризис на Ближнем Востоке отчаянно нуждается в новом мышлении и новом лидерстве. Одна из идей, которую он предложил, так называемое решение «Хельсинки», основанное на специфическом альянсе стран для решения общей проблемы.
Предложение оказалось оригинальным и потенциально меняющим игру. В 1975 году в Хельсинки (Финляндия) был создан механизм для снижения напряженности и обеспечения диалога между Соединенными Штатами и Советским Союзом, двумя сверхдержавами, участвовавшими в холодной войне. В результате подписанные хельсинкские соглашения сделали акцент на суверенитете и территориальной целостности государств и представляют собой значительный шаг в направлении стратегической деэскалации. Для некоторых аналитиков соглашения, получившие широкую европейскую и западную поддержку, положили конец холодной войне (которую Советский Союз, впрочем, не пережил ни в случае с суверенитетом, ни с территориальной целостностью).
С 1975 года геополитическая карта значительно изменилась, но основополагающая предпосылка хельсинкского процесса - взаимное уважение, построенное на глобальном консенсусе - не менее актуальна и сегодня. К сожалению, ни США, ни Европа, похоже, не в состоянии реализовать такой подход на Ближнем Востоке. Это, как представляется, дает карты в руки Китаю, самой активно растущей державе в мире.
Привлечение Китая станет значительным отходом от прошлой политики. Руководство страны всегда подчеркивало внутренние приоритеты и сохраняло низкую активность на международном уровне. Но в последние годы Китай куда охотнее берется за глобальные роли, например в борьбе по изменению климата или урегулировании конфликта в Судане. В 2015 году, когда Франция безуспешно пыталась возобновить израильско-палестинский мирный процесс, Китай был одним из самых активных сторонников инициативы.
Экс-президент США Дональд Трамп уверен, что конфликт на Украине и происходящее на Ближнем Востоке - это результат неправильной политики и ошибок текущего руководства Штатов.
Привлечение Китая к дипломатии на Ближнем Востоке имеет политический смысл, а также может принести плоды в культурном и историческом плане. Китай сталкивается с меньшими угрозами безопасности от проблем на Ближнем Востоке (за исключением энергетических), чем Европа, и у него нет имперского наследия в регионе - и, следовательно, эмоционального багажа колониального прошлого. Более того, китайцы не присоединились к Саудовской Аравии, как Соединенные Штаты при президенте Дональде Трампе, или к Ирану, как и Россия при президенте Владимире Путине. И у Китая нет той вины, которую европейцы испытывают за свое неподобающие обращение как с арабами, так и с евреями в прошлом.
Конечно, Китай может быть не заинтересован в том, чтобы разбираться с подводными камнями ближневосточной дипломатии. Китай по-прежнему привержен, по крайней мере риторически, политике невмешательства, и его граждане могут быть не в восторге от подобной инициативы. В прошлом году в Пекине местный эксперт по вопросам внешней политики подметил, что нежелание страны вмешиваться во внутренние дела других государств частично отражает наследие политики одного ребенка, которая применяется более трех десятилетий. Зачем китайским родителям рисковать жизнью своего единственного чада ради далеких стран, которые не представляют угрозы?
Тем не менее в контексте хельсинкского процесса, Китай может фактически оказаться в лучшем положении и помочь обеспечить долгосрочную стабильность на Ближнем Востоке. Учитывая коллективные неудачи ныне действующих лиц, новый состав, несомненно, мог бы попытаться добиться большего.
