В четверг 13 октября я, как и все, знал, что в Кабардино-Балкарии случился крупный теракт, что какие-то нелюди, вероятно чеченские боевики, атаковали несколько отделений милиции и попутно пытались захватить то ли школу, то ли детский сад, но наши менты отбились сами и детей в обиду не дали.
Два дня спустя я знал, что никакого теракта нет, а есть война и что нет никаких «нелюдей» и никаких «наших ментов». Объяснить это сложно, потому что война всегда больше, чем можно высказать словами, на войне нет правых и неправых, на войне вообще ничего хорошего нет, а есть только мужество и подлость как с той, так и с другой стороны...
Утром 14 октября, когда в центре Нальчика ещё грохотали автоматные и пулемётные очереди, в домодедовском аэропорту грузился борт на Минводы. Нальчик пассажирские рейсы не принимал, а от Минвод до него всего полтораста километров.
Полсамолёта занимали журналисты. Уже в салоне начали обсуждать, как проникнуть в блокированную столицу Кабардино-Балкарии. Консультировались друг с другом, с какой стороны можно въехать в город, можно ли обойти блокпосты, есть ли у кого знакомые таксисты, готовые добираться туда просёлочными дорогами...
Рвались в Нальчик не только журналисты, с нами была немолодая женщина с ненормально спокойным лицом. Сухо пояснила, что едет хоронить мужа — погибшего вчера офицера ФСБ. О его смерти она узнала от знакомых, официально ей никто ничего не говорил, может быть, потому, что по сводкам потерь у фээсбэшников не было.
До Нальчика добрались к 7 часам вечера. Наш водитель благоразумно решил въехать в город не с главной трассы, а со стороны посёлка Чегем. Не знаю, как был блокирован город с других въездов, но у нас не только не проверили документы, но даже не осмотрели багажник машины. Между тем в ней сидели шесть человек, и в это время на окраине Нальчика ещё отстреливались отступавшие боевики.
Так же спокойно, без единой проверки, мы приехали в центр, в гостиницу, находящуюся в полусотне метров от разгромленного здания республиканского ФСБ.
Изрешечённое здание охраняла пара бронетранспортёров, перекрывавших улицу Ленина. Уличного освещения не было, зато была пелена стылого тумана. Время от времени из этого зябкого марева вылетал автомобиль (как правило, такси) и с мерзким скрежетом врезался в бронетранспортёр. Вскоре раздавалась сирена, подъезжала «скорая помощь» и увозила пострадавших пассажиров и водителей.
Наверное, на любой войне таких нелепых жертв не меньше, чем боевых потерь. В республиканской больнице рассказали, что последний раненый солдат, доставленный туда, был сбит именно таким такси. Водитель, вынырнувший из тумана, увидел бронетранспортёр слишком поздно, попытался его объехать, и покуривавший за ним боец оказался под колёсами «Волги».
Омоновцы, толпившиеся возле здания ФСБ, заботились лишь о том, чтобы никто ничего не фотографировал. Проверять документы и тут, видимо, считали излишним.
Что это было — теракт или диверсионная операция?
Прямо напротив находился ставший известным на всю страну магазин «Подарки». Именно в нём боевики удерживали до утра пятницы двух заложниц — Лейлу и Зуриду.
Вход в магазин и его окна были покрыты сыпью следов от автоматных очередей и оспинами от крупнокалиберного пулемёта. Сквозь искорёженные решётки, лишённые своего стеклянного тыла, можно было видеть висевшие на стенах сувенирные кинжалы и сабли. Именно в таком фольклорно-военизированном интерьере приняли смерть три боевика — ингуш, кабардинец и балкарец. Рядом с магазином толпились зеваки и очевидцы, обсуждая освобождение захваченных женщин.
Официальный представитель Кремля Дмитрий Песков рассказал о том, как президент России Владимир Путин провел ночь после теракта в концертном зале «Крокус Сити Холл», унесшего жизни более 140 человек.
Работник соседней ювелирной мастерской рассказывал, что штурм магазина начался в 9 утра. Перед штурмом боевики отдали заложницам свои бронежилеты (интересно, откуда он знает такую деталь, ведь его там не было?), но такой гуманизм оказался лишним. Спецназовцы обстреляли магазин гранатами с усыпляющим газом, спокойно вошли туда, вынесли потерявших сознание женщин, вернулись, и из магазина донеслось несколько одиночных выстрелов...
Впоследствии мне удалось выяснить, что деталь с бронежилетами — всё-таки красивая легенда, но боевики действительно оборудовали для женщин нишу, где те могли укрыться от пуль и осколков.
Судя по всему, мирные граждане, вопреки многочисленным утверждениям официальных лиц, не были целью нападавших. Скорее всего и взятие заложников изначально не планировалось. Атаковали исключительно «силовые» объекты.
Мне встретился человек, рассказавший, как он кинулся, когда началась стрельба, в детский сад спасать своих детей и нос к носу столкнулся с двумя боевиками. От неожиданности он залепетал, что у него и в мыслях ничего дурного не было, он только хотел забрать из детсада своих мальчиков. Боевики хмуро объяснили ему, что напрасно он несётся туда, «детей уже эвакуировали в Дом быта, там ищи своих».
В рядах боевиков школьники увидели своего учителя
Когда я вылетал из Москвы, все вокруг обсуждали «чеченский след». Виктор Илюхин утверждал, что группу боевиков возглавлял лично Шамиль Басаев. Но здесь, на месте, все утверждали, что нападавшие были местными. Прохожие видели среди них соседей и знакомых. Старшеклассники из 12-й школы узнали в одном из убитых боевиков своего учителя физкультуры Заура Афова.
12-я школа находится в Вольном ауле, пригороде Нальчика, который, по утверждению правоохранительных органов, является «настоящим рассадником ваххабизма». В субботу рано утром едем туда с коллегой из газеты «Газета». В школе только сторож. Про физрука говорит, что тот уже с полгода не работает тут, а вообще был человеком сугубо положительным: боксёр, не пил, не курил, дети его любили и вечно крутились вокруг него, да вот беда, заподозрили его в связях с ваххабитами — он действительно был набожным мусульманином. В начале года Афов исчез и вот оказался в банде, напавшей на нальчикских силовиков.
Разыскиваем дом Афовых. Там уже собираются родственники, знакомые, соседи, пришли по кавказскому обычаю принести соболезнования. Расспрашиваем его мать и сестёр, вырисовывается странная картина: Заура подозревали как участника захвата арсеналов нальчикского Госнаркоконтроля, но ещё и до этого у него не складывались отношения с местными милиционерами. Его постоянно задерживали, и первоначально претензии к нему сводились только к тому, что он мусульманин, соблюдающий все исламские нормы и не признающий при этом авторитета официальных религиозных лидеров КБР.
«Уходя из дома, мой Зайчик сказал, что он не позволит себя больше арестовывать. Если его ещё раз ударят, а у них без этого никогда не бывает, он не сдержится, ответит, и тогда его забьют до смерти, — рыдает его сестра. — Они просто загнали его в угол, ему не оставалось ничего, кроме как взяться за оружие».
Судя по всему, Афов действительно был неплохим человеком. Из Вольного аула мы поехали в Дом правительства за официальной точкой зрения. Чиновник, встретивший нас, узнав, что мы только что из Вольного аула, из дома покойного Афова, поднимает бровь: «Что, Заура убили? Жаль! На меня не ссылайтесь, но знайте, он был золотой парень, я вместе с ним много лет тренировался».
Приехавший для встречи с нами депутат Госдумы от КБР Заурби Нахушев расставляет всё по своим местам: «Допускаю, что в области религиозной политики были перегибы и что республиканская милиция, возможно, допускала ошибки, но всё это не оправдание терроризму, тот, кто с оружием в руках напал на нас, — преступник и не более того».
По официальным сводкам, у ФСБ потерь нет, зато появились вдовы офицеров-чекистов
К полудню отправились в дом того самого офицера ФСБ, с вдовой которого добирались до Нальчика. Его мать, седенькая старушка, обезумевшая от горя, выносит нам фотографию, перетянутую траурной чёрной ленточкой. Мать в голос рыдает, но глаза сухие, слёз больше не осталось. С официальной фотографии на нас смотрит строгий, задраенный в мундир человек, всю жизнь прослуживший государству и одним из первых принявший на себя удар боевиков два дня назад.
Официальный представитель МИД России Мария Захарова посчитала, что высказывания певицы Аллы Пугачевой и музыканта Андрея Макаревича (внесен в реестр физических лиц-иноагентов), прозвучавшие после теракта в «Крокус Сити Холле», близки к предательству.
Женщина бессильно опускается на диван и рассказывает: «Сын был таким хорошим человеком, я иногда спрашивала его, как у тебя на работе, а он ответит: мать, а тебе это надо? Теперь он умер, а я даже не очень знаю, чем он занимался. Я так любила, когда он приходил с дежурства домой, он сразу бросался самолично готовить, кормить детей — их четверо, — а готовил он очень хорошо и очень быстро...»
Выхожу из этого дома в смятении. Вот ведь какая штука жизнь: два человека, один кабардинец-ваххабит, другой русский чекист, все вспоминают о них как о честных, порядочных людях, но они оказались по разные стороны баррикад. При жизни они были врагами и, возможно, 48 часов назад ещё стреляли друг в друга, а теперь в их домах совершенно одинаковое горе. Именно в этот момент как-то остро понял, что никакой здесь не теракт, а самая настоящая гражданская война.
Как просто стать боевиком... посмертно
По официальным данным, убиты 96 боевиков, 34 сотрудника милиции и 12 мирных жителей. По заявлению Шамиля Басаева, взявшего на себя ответственность за эту акцию, убитых боевиков вдвое меньше, а убитых милиционеров в четыре раза больше. Обычно считают, что истина где-то посредине между сводками сепаратистов и официальными данными, но в этом случае склоняюсь к тому, что официальные цифры ближе к реальности.
На этот раз «сотрудники» одолели «ваххабитов». Не потому, что они лучше, а потому, что знали про готовящееся нападение ещё с августа, когда стали обнаруживать у задержанного «исламского контингента» фотографии зданий ОВД, ФСБ, Центра «Т» в разных ракурсах. Знали процентов на 70 поимённый состав боевиков, знали, на что будут нападать, скорее всего знали дату нападения. Допрашивать тут умеют.
Сейчас руководство утверждает, что за пять дней просочилась информация и был запущен режим усиления. Ерунда, ещё полтора месяца назад весь Нальчик покрылся особыми постами: там и тут по городу дежурили парочки, бронетранспортёр и бронированный «Урал». В городе говорили: «Наверное, это из-за того, что за одну неделю убили сразу четырёх гаишников», и удивлялись: «Такие меры из-за четырёх ментов...»
Вероятно, события могли пойти по другому сценарию: силовики могли бы сработать иначе, изъять ключевых людей, сорвать планы боевиков, предотвратить... Не стали. Может быть, им нужен был повод, чтоб покончить разом со всеми? Тогда это была не спецоперация, это была засада. Счёт теперь такой: один федерал на трёх боевиков.
И всё же с этими цифрами не всё ладно. В пятницу вечером сообщалось, что убитых боевиков 72, к этому времени бои уже закончились. Откуда к воскресенью взялось ещё 20 с лишним человек? В гостинице нарезаю бумажные квадратики, куда вписываю данные об убитых, раненых, задержанных. Раскладываю этот пасьянс и замечаю закономерность: в пятницу сообщалось о 40 задержанных участниках нападения и их пособниках, а спустя полтора дня официально сообщили, что таковых 19. Опять 20 с лишним, тут убыло, там прибыло. Паскудная арифметика...
На окраине Нальчика в районе Дубки находится морг. Именно сюда свозили мёртвых боевиков. Еду в морг, чтобы разобраться с этими цифрами.
Здесь сутки напролёт стоит скорбная толпа родственников, матерей, отцов, жён, сестёр, братьев. Они просят вернуть им покойных и дать их похоронить по мусульманскому обряду. Им отвечают, что согласно закону «О борьбе с терроризмом» тела террористов не выдаются родственникам. Сомнительный закон, почерпнутый из израильской практики, это опыт страны, которая за 50 лет борьбы с террором ни на йоту не стала безопаснее. На Кавказе же это не просто глупо, это означает, что место одного уничтоженного врага могут занять десятки его оскорблённых родственников.
Здесь, у морга, выясняется, что цифры ещё запутаннее, чем мне казалось изначально. Как отличить боевика от случайно убитого шальной пулей, особенно если пуля была выпущена милиционером? Кто поручится, что среди убитых боевиков нет ни одного погибшего по нелепой случайности мирного жителя?
Стало известно о решении владельцев комплекса «Крокус Сити Холл» восстановить концертный зал, который был практически полностью уничтожен огнем после теракта 22 марта.
Вадим Жекамухов, водитель Республиканского ветеринарного управления, как и многие, кинулся эвакуировать детей из школ, находящихся в зоне боёв. Он поехал в 14-ю школу забирать племянника. Судя по всему, милиционеры к этому моменту уже взяли школу под охрану. Но Вадим этого знать не мог, он гнал на своей машине прямо по аллее школьного двора, и милиционеры дали по нему несколько очередей. «Артиллерия бьёт по своим» — пять пуль в спине, одна в затылке.
Все, кого признали «погибшим гражданским населением», уже розданы родственникам, а Вадим — нет, значит, считают его боевиком? В прокуратуре сказали, что есть свидетель, видевший его со снайперской винтовкой в руках, но здесь же, в толпе, вместе с родителями Вадима стоит его товарищ по работе: «Враньё всё это про свидетеля, в 9 утра, когда всё началось, Вадим был в управлении и сидел там до 11. Какой из Вадима моджахед, он даже намаза никогда не читал. Он ваххабитов на дух не переносил...»
Вот в это я верю, на Кавказе врать про намаз никто не станет, чем бы это ни грозило. Жил человек, не любил ваххабитов и вот занял место в их мёртвом строю.
О тех самых «перегибах на местах», которые осторожно признают официальные лица
Здесь, в этой толпе, можно услышать страшные вещи, здесь говорят, что радикальный ислам ни при чём, что деление на официальных мусульман и «ваххабитов» началось ещё в 1993 году, когда собирали пожертвования на строительство большой мечети. Муфтием республики в это время был Шафиг Пшихачев, и деньги аккумулировали на депозите в банке «Нарт», где в руководстве сидели его родственники.
Банк обанкротился, деньги пропали, а многие сочли, что на самом деле не пропали, а просто были разворованы. Так у Пшихачева появилась оппозиция. Со временем не без участия муфтия вся эта оппозиция попала в оперативные списки сторонников радикального ислама, или, как здесь говорят, в списки ваххабитов.
Выйдя из недр официального духовного управления, ваххабитские списки зажили своей жизнью. Чтобы попасть туда, достаточно просто регулярно посещать мечеть. «Ваххабиты», «вовчики», «муслики» — это всё обывательский жаргон. Настоящие менты так не говорят, на их профессиональном сленге это «молящиеся». Точное определение по базовому признаку. Быть «молящимся» означает фактически оказаться вне закона. А профилактика ваххабизма в республике — постоянные проверки «контингента», побои, издевательства.
В этой толпе вспоминали, как девять студенток местного университета, оставшиеся после занятий почитать Коран, были доставлены в УБОП, где над ними издевались и подвергали унизительным обыскам.
Как беременную Елену Гергову били в милиции лишь за то, что она носит хиджаб (наглухо завязанный мусульманский платок).
Как бывало, что человека убивали и говорили, что оказал сопротивление, в доказательство показывали фотографии убитого с пистолетом в руках. Вот только однажды на фото убитого левши пистолет оказался в правой руке.
Мало-помалу «ваххабиты» озлобились и от моральной оппозиции перешли к оппозиции физической.
Много чего здесь ещё можно было услышать. Поначалу я делил всё услышанное как минимум на два, но в конце концов со мной случилась история, заставившая иначе взглянуть на всё, что мне рассказывали эти люди, но с этой истории я, собственно, и начал рассказ об этой войне.
Улетел из Кабарды я во вторник рано утром, по дороге в аэропорт машину остановили и проверили мои документы. За пять дней это было во второй раз. Спецназовец в бронежилете и каске-сфере буравил глазами мой паспорт, а из кустов в район моего подбородка уставился зрачок — ствол эсвэдэшки, расширенный и бездумный, как глаз анашиста. Где-то совсем рядом шла перестрелка, кто-то из «ваххабитов» пробивался в горы. Я уезжал и знал, что здесь останется война и это надолго.
