Экономисты, мягко говоря, не блещут навыками коммуникации. Стандартная экономическая статья написана в формальном, высокопарном стиле, и в избытке содержит фразы типа «в следующем подразделе», «было показано, что». Специфические термины тесно переплетаются с математическими определениями и суждениями. Для неэкономиста пробиться через все эти словесные джунгли зачастую является непосильной задачей.
Почему экономисты так заумны?
Простое объяснение заключается в том, что экономисты - математические ботаники, которые не так уж много общаются. Конспирологи могли бы предположить, что экономисты стремятся создать секретный язык, который могут понять только посвященные, чтобы оставаться вне критики. Конечно, последнее маловероятно, однако следует признать, что отчасти так и происходит.
Как бы то ни было, Пол Ромер, главный экономист Всемирного банка попытался изменить эту ситуацию. Став во главе исследовательского подразделения ВБ в прошлом году, он начал крестовый поход против «заумного» письма. Он зашел так далеко, что подсчитал, сколько раз исследователи использовали союз «и». Ученые энтузиазма нового руководителя не поддержали, и успешно провели кампанию, направленную на то, чтобы вынудить Пола Ромера отказаться от руководства группой. Сокращение бюджета Ромера и сокращения внутри банка вряд ли добавят популярности руководителю.
Это печально, но, вероятно, неизбежно. Агрессивному индивидуалисту редко удается встряхнуть сонную, закостенелую организацию. Чтобы действительно изменить институциональную культуру такого места, как Всемирный банк, потребуется много времени и много болезненных изменений - это не то, что можно сделать с наскока. Пол Ромер - не первый реформатор, который рискует увязнуть в этой конкретной организации. Президент Джим Ен Ким уже пытался провести массивную реструктуризацию банка в 2014 году, вызвал переполох и даже приостановку работы.
Таким образом усилия Ромера, вероятно, изначально обречены на провал. Однако это была хорошая попытка. Со стороны, безусловно, кажется, что Всемирный банк нуждается в больших переменах, а проблема выходит далеко за рамки плохой коммуникации.
Прежде всего важнейшая миссия банка - давать деньги развивающимся странам - становится все менее и менее актуальной. В докладе 2015 года по глобальному развитию, составленном Скоттом Моррисом и Мадлен Глив из центра исследований, отмечалось, что быстрый рост мировой экономики означает отсутствие необходимости в банке для большинства стран:
Банк будет продолжать играть существенную роль в сравнительно небольшом числе нестабильных государств, но остальная часть его основной кредитной модели может очень быстро потерять свою актуальность для большинства других текущих заемщиков. Если ничего не изменится, то достаточно скоро Всемирный банк потеряет свою значимость.
Моррис и Глив предлагают ряд других функций, которые мог бы взять на себя ВБ, в том числе борьба с болезнями, финансирование научных исследований, либо же он мог бы просто переквалифицироваться в аналитический центр. Еще в 2014 году издание Financial Times открыто задавалось вопросом о ненужности данного кредитного учреждения.
Между тем, родственник Всемирного банка - Международный валютный фонд - имеет свои собственные проблемы. Созданный для предоставления экстренных займов странам, находящимся в кризисной ситуации, МВФ выступает за политику жесткой бюджетной экономии, что часто в конечном итоге лишь усугубляет ситуацию. В последние годы отдел макроэкономики фонда, возглавляемый Оливье Бланшаром и Морисом Обстфелдом, почти полностью отменил стандартный подход организации к фискальной политике. Но все равно остается неудобный вопрос, почему институциональная культура фонда позволила такому ошибочному подходу главенствовать так долго.
Коломойский, Ахметов, Фирташ и другие олигархи в период спецоперации
Таким образом ситуация вырисовывается довольно печальная - глобальные финансовые институты слишком заскорузлые и консервативные. Столкнувшись с изменениями в мировой экономике Всемирный банк и МВФ слишком часто противостояли изменениям, а не принимали их. Это довольно интересно, если корень проблемы исходит из культуры экономики.
Экономисты, в общем, островная и иерархическая группа. Они привыкли к тому, что качество и ценность своей работы могут оценить только другие экономисты. Мир, как ожидается, будет платить зарплату экономистам и прислушиваться к их советам, но не поставит под сомнение ценность того, что они делают. Но когда подобный подход применяется к реальным организациям, результатом может оказаться неприемлемая институциональная инерция.
Возможно, именно с этой изоляционной культурой, а не просто плохой коммуникацией, Ромеру следовало бы бороться. Пытаться заставить экономистов стать более открытыми и активнее взаимодействовать с остальным миром – тем самым став более уязвимыми для критики со стороны «невежд» - пожалуй, слишком сложная задача, даже для такого известного и выдающегося человека как Пол Ромер.
