Зону экзаменов Минобрнауки окончательно превратило в тюремную зону

По мере того, как Рособрнадзор озвучивает итоги экзаменов основной волны ЕГЭ-2014, комментарии экспертов становятся всё более грустными. Результаты действительно удручают. Высокобалльных работ в этом году в два раза меньше, чем в предыдущем. Например, по литературе из более 36 тыс. выпускников в стране 100 баллов получили лишь около 200 школьников, по географии – всего 27 учащихся. Эксперты объясняют это двояко. Одни говорят о падении качества образования, другие твердят, что ужесточение контроля на экзаменах в этом году позволило сделать ЕГЭ более честным. Мы решили дать слово выпускнице – похоже, взгляд непосредственной участницы процесса гораздо лучше объясняет, почему экзамены показали такие результаты.

После первого экзамена назрел вопрос: что надеть? Уже стало ясно, что не юбку ниже колен: наблюдатели подозревают наличие информации на кожных носителях и даже требуют приподнять юбку. Впрочем, забегая вперёд, скажу: по сравнению с другими это небольшое унижение.

Брюки и джинсы отметаю сразу и делаю выбор в пользу такой юбки, которая открывает как можно больше ног, полагая, что такая прозрачность убережёт меня от противной процедуры поиска чего-то ужасного. Ага, как же! У входа в школу неизвестный человек с металлоискателем водит своим щупом по моим голым ногам с ещё большей тщательностью, чем по мальчиковым джинсам. Омерзительную процедуру прервал окрик учительницы: «Я же предупреждала – девочек руками не трогай, только металлоискателем!»

А я и не заметила, что меня трогали руками. Из ощущений крепло одно: крепко пожать организаторам горло.

Контрольный выстрел в голову

Сам экзамен начинается в 10 утра, но на сбор у своей школы нужно прийти в 8, так как никто до конца не знает, где будет проходить ЕГЭ. Бывает, что экзамен назначают в какой-нибудь законспирированной школе на окраине, куда ещё надо добираться. Потом огромное стадо школьников стоит и ждёт, когда раздадут пропуска. Дождь, солнце – это никого не интересует. Всё происходит очень медленно и нервно, но это предпоследний вздох свободы. Дальше – хуже.

Вход во врата ада начинается со сдачи телефонов. Отстояв уже изрядно удручённую очередь, попадаем в лапы охранников. Я так и не поняла, что они искали на моих ногах, а потом и выше – до головы включительно. Запасной телефон? Калькулятор? Линейку? Шпаргалку?

После обыска – новое испытание. Нужно найти человека с табличкой и номером аудитории, в которую тебя определили ещё во дворе школы, а ты из-за стресса забыл заветную цифру. Без сопровождения здесь, словно в тюрьме, передвигаться запрещено.

И вот, казалось бы, всё позади: ты в классе, на своём строго отведённом месте… И в этот момент внутри вдруг начинает всё леденеть. Со всех сторон ты видишь камеры, уставившиеся прямо в тебя своими чёрными дырами линз. Спрятаться от них невозможно – пересаживаться строжайше запрещено. Сидим, боимся и ждём. В тишине и неизвестности – до 10.00 учителя не имеют права оглашать инструкцию проведения экзамена.

После, в ходе длительного оглашения череды «не разрешается», мы пытаемся понять, а что же всё-таки нам можно. Выходить из класса без сопровождения нельзя, есть и даже пить в аудитории нельзя. Дышать нельзя. Или можно? Тогда почему в классе стоит такая мёртвая тишина?

Учёт и дискомфорт

Наконец все оглашения и ожидания позади, закрытый пакет с КИМами (контрольно-измерительными материалами) принесён, продемонстрирован ученикам и в камеру на предмет целостности закрытого пакета. И мы получаем на руки свои задания! Ладно, забудем эти всего-то полчаса жизни, подаренные его величеству Контролю, мы же понимаем. Ах, это ещё не всё?! Начинается самая сложная часть экзамена – заполнение бланка регистрации. Нельзя ошибиться ни в одной букве. А как быть, если руки уже дрожат?

Но всё когда-то заканчивается, мы открываем задания. Скоро выясняется: тому, кто сидит за первой партой, очень не повезло. И вовсе не из-за камер. В то время, когда ученикам запрещено переговариваться, на учителей это правило не распространяется. В итоге из их разговоров первые ряды узнают всё о распоряжении Департамента образования Москвы якобы увольнять тех педагогов, которые недостаточно бдительно следили за этими жуликоватыми выпускниками. Становится понятно, почему дорога в туалет, а также пребывание непосредственно в кабинке происходят под постоянным контролем специально обученных учителей обоего пола. Хотя им явно не нравится играть роль надзирателей, особенно прислушиваться у дверей кабинок в туалете, не шуршит ли кто тайком шпаргалкой.

Некомфортно им и отрывать нас от экзамена, хотя приходится: в процессе экзамена сконфуженная учительница обходит класс, нависая над каждым мучеником. Ей нужен паспорт, чтобы внимательно сличить с оригиналом. Сличает. Но теперь уже совсем виновато просит «бумажку». Какую бумажку? У нас их несколько. Нужна бумажка под названием «Уведомление». С ней надо сверить данные паспорта. Но ведь всё это уже проделывалось при входе в школу! Надо – контроль!

После обхода, как только все сосредоточились, случилось ЭТО! Перестала работать одна из камер. Ужас и кошмар! Наблюдатели заглядывают в мёртвое око, дёргают соединения. Всё напрасно. Приходят новые наблюдатели, опять дёргают. И мастера ищут пешим ходом. Наконец он появляется, опять дёргает – к счастью, правильно: камера включилась. Всеобщий вздох облегчения.

Но радость была недолгой. Вскоре потребовалось закрыть форточку. Кто-то из экзаменуемых отважился подать голос и попросил оставить форточку открытой, потому что душно. Ведь шутка ли: +30º жары, 30 вспотевших замурованных тел и никакого кондиционера. Ему ответили: «Пух залетит». Наверное, пух входит в перечень запретов – ведь на нём может оказаться шпаргалка. Впрочем, процедура закрытия форточки тоже оказалась непростой. Сами учителя не рискнули лезть на подоконник, потому что регламент экзамена не позволяет наблюдателям выполнять несвойственные функции. Громко посовещавшись, послали специального гонца искать специального форточника. А пух всё залетал…

Плачут девочки на асфальте

Но тогда мы ещё не знали, что настоящее испытание впереди. На английском в ходе аудирования сломался древний магнитофон. Шок и трепет! Совещания, беготня, ступор. А уйти в астрал невозможно: беруши тоже никто не разрешал. Зато нам пообещали добавить украденные от экзамена полчаса. Но лучше бы не обещали, потому что ЕГЭ – это не футбол. По окончании основного времени арбитров обуял ужас. Камеры вот-вот отключатся! Работы у нас разве что не вырывали из рук. Кто-то не успел закончить фразу, кто-то не успел проверить письмо. Я не успела посчитать слова в эссе – их должно быть 200 плюс-минус 20. Почему? Откуда я знаю! И вот теперь в ожидании результатов мучаюсь вопросом: а вдруг слов оказалось 179 или 231?

Можно было сразу, не выходя из класса, подать апелляцию. Но никто не нашёл в себе на это сил. Всем хотелось одного: найти своего сопровождающего – нас предупредили, что без него из школы не выпустят, – и выйти на свободу с чистой совестью. На свободе девочки сели прямо на асфальт и стали плакать. «Почему ты плачешь, плохо написала?» – спрашивали прохожие. «Не знаю!» Не понять не знавшим им…

И вот зачем? Зачем всё это было организовано так бессмысленно бесчеловечно? Может быть, на пороге взрослой жизни нас решили приучать к жизни «на зоне»?

P.S. В этом году на проведение ЕГЭ из бюджета страны потрачено вчетверо больше денег, чем в прошлом, – аж 1,2 млрд рублей. Депутат Госдумы Бурматов обещает проверить, на что пошла такая огромная сумма. А мы теперь понимаем, что, по всей видимости, не на чёткую организацию, не на новые магнитофоны, не на кондиционеры и не на новые камеры видео­наблюдения.