На днях из психиатрической больницы Владивостока сбежали четыре ребёнка, которые лечились от «синдрома бродяжничества». Милиция ищет пропавших детей, а корреспондент «Нашей Версии» пытается разобраться, сколько всего сейчас юных бродяг на улицах российских городов, почему они там оказываются и как живут. И что это такое – синдром бродяжничества.
Все беглецы – мальчики в возрасте от 8 до 12 лет. Двое из них – воспитанники детского дома, ещё двое живут в семье. Характерный случай: вопреки распространённому мнению на улицах оказываются не только сироты (настоящие, без родителей) и дети, оставшиеся без попечения родителей (воспитанники детдомов при живых родителях). Бродяжничают и дети, из вполне материально благополучных семей…
В последние годы принято говорить, даже и с самых высоких трибун, что Россия переживает третью большую волну беспризорности. Что-то похожее было только во времена двух страшнейших войн – Гражданской и Великой Отечественной. И цифры, говорят, вполне сопоставимые. Однако при этом точных цифр как раз никто и не знает.
Независимые эксперты пугают: от 2 до 5 миллионов. Если учесть, что в России всего 28 млн детей, такая оценка выглядит завышенной.
Официальные же источники удручают отсутствием единства в оценке. Вот, например, по данным МВД (2010 год), число беспризорников составляет 2,17% общего числа детей, то есть более 600 тысяч.
В 2001 году тогдашний министр образования Филиппов приводил другую цифру – не более 90 тысяч.
«Число беспризорных и безнадзорных детей в России за последние годы превысило послевоенный уровень и приближается к 4 миллионам», – говорил в 2005 году заместитель генерального прокурора РФ Фридинский.
А в 2007 году министр внутренних дел Нургалиев заявлял, что в России более 730 тыс. беспризорных.
Нетрудно подсчитать, что разница в оценках более чем 50-кратная! Объясняется это и трудностями собственно подсчёта (всех детдомовцев перечислить – не выход, «сирота» ведь не значит ещё «бродяга»), и трудностями классификации.
Детская беспризорность как социальное явление – отрыв детей от семьи с утратой постоянного места жительства. Никаких связей с родителями и родственниками, проживание в местах, для того не предназначенных, добыча пропитания не признаваемыми в обществе способами (попрошайничество, воровство), подчинение неформальным законам – вот основные признаки беспризорности. Это самые настоящие бродяги. Улица – их дом, здесь они научились выживать, здесь их привычная среда, и вырвать их отсюда не так-то и просто. Настоящих бродяг, как показывает практика, среди живущих на улице детей явное меньшинство.
Куда больше так называемых безнадзорных, то есть временно оставшихся без надзора родителей или органов опеки. Казалось бы, разница понятна. Однако путаницы всё равно избежать не удаётся. Какие формальные условия должны быть соблюдены, чтобы признать ребёнка безнадзорным? Тонкости различий у работников инспекций по делам несовершеннолетних были одни, у психологов и педагогов – иные, отмечает Алексей Сырцев, занимающийся петербургскими Гаврошами с 1992 года.
Государство вроде бы считает семью основной ячейкой общества. Но в реальности поддерживает разве что материально – в форме пособий для малообеспеченных. Органы опеки стучат в двери проблемной семьи, как правило, уже тогда, когда ребёнка пора из неё изымать: есть прямой риск для здоровья или даже жизни.
В ООН сообщили о массовом исходе беженцев из Газы: эти люди подчинились призыву со стороны властей Израиля, которые дали сутки на их эвакуацию, а потом увеличили отведенное время еще на шесть часов.
Неполная семья или её отсутствие – действительно важный фактор, переводящий ребёнка сразу в группу риска. Понсе Серхио исследовал жизнь уличных детей в Мехико. Оказалось, что 81% детей не знают свою мать, 64,9% – не знают своего отца. Однако бедственное материальное положение и семейные проблемы далеко не единственные причины бродяжничества. Интересны результаты упомянутого исследования Сырцева (он проводил наблюдения в течение 12 лет). Среди детей группы риска (днями слоняющихся по улицам, но ночующих в нормальных условиях) подавляющее большинство было из семей с отклонениями и никого – из экономически благополучных семей. А вот среди настоящих бродяг встречались дети самого разного происхождения, в том числе из «новых русских».
Интересно и другое наблюдение – зачастую в корне различное поведение «бродяг» и «слоняющихся». Первые по своей сути одиночки, сбиваются в группы не более 3–5 человек с отсутствием иерархической структуры. Вторые, наоборот, предпочитают сбиваться в «стаи» и живут по неформальным правилам субординации, сформированным в общем-то в соответствии с законами естественного отбора. Более того, ребёнок из группы риска практически никогда не становится настоящим бродягой – для этого нужны уникальные свойства.
«Расхожее представление о том, что ребёнок начинает вести автономное существование в экстремальных условиях улицы преимущественно по причине невыносимых психологических или материальных условий в семье (детском учреждении), опровергается также и фактами, – пишет Алексей Сырцев. – Так, например, психическое или физическое насилие в семье может вызвать побег, но в нашей работе практически все дети, сбежавшие из дома по этим причинам, превосходно интегрировались в различные учреждения социальной защиты, как только представлялась такая возможность».
Вывод таков: когда ребёнок бежит из дома, это комплексная проблема. И объяснить её одной причиной невозможно. Соответственно не могут быть панацеей и «лекарства» с простым составом.
Среди факторов, провоцирующих бродяжничество, есть не только социальные или материальные. Значительное место занимают также психические нарушения и расстройства.
«Вопрос об уходах из дома стоит на стыке двух больших проблем – клинической и социальной и требует своего разрешения с точки зрения этих двух аспектов», – пишет Понсе Серхио. Он исследовал тот самый «синдром бродяжничества», от которого лечили детей во владивостокской психиатрической больнице. Исследование проводилось как на улицах Мехико, так и в психиатрическом стационаре Москвы.
Выявленный комплекс симптомов этого синдрома таков: развитие нарушений поведения в тесной зависимости с проявлениями возрастных кризов (второй детский возрастной криз и препубертатный), наличие аффективных расстройств, практически полная (примерно 80%) школьная дезадаптация и высокая частота асоциальных действий (70% этих детей и подростков состоят на учёте в полиции).
Клинически он рассмотрел «синдром бродяжничества» в рамках двух групп расстройств – малопрогредиентной шизофрении (или вялотекущей, не проявляющейся явно) и резидуально-органического поражения центральной нервной системы (другими словами, отклонений, связанных с повреждениями – внутриутробной гипоксией, сотрясениями мозга и т.п). На первую группу приходится 70% случаев, на вторую – 30%.
В первом случае синдром уходов и бродяжничества проявляется в раннем возрасте (5–7 лет у мальчиков и 8–9 лет у девочек) и сочетается с другими психопатологическими расстройствами: бредоподобными фантазиями, клептоманией, пироманией, сексуальными патологиями. Мальчики поначалу бегут из протеста, а потом, в препубертатный период, побег становится самоцелью. У девочек синдром сразу же принимает характер неодолимого влечения, отмечает Серхио. Кроме того, они более агрессивны и жестоки, а синдром бродяжничества у них тесно связан с аффективными нарушениями (депрессия, например) и с реализацией сексуального влечения.
«Синдром бродяжничества» у детей с поражениями центральной нервной системы характеризуется рядом особенностей, отмечает Понсе Серхио. Совпадает он с началом школьного обучения и проявляется поначалу как реакция на несостоятельность в школе. Ребёнок бежит от проблем, и сразу после первых уходов у него возникает страх перед будущим наказанием. И уже примерно через год синдром трансформируется в дромоманию (собственно неодолимая тяга к бродяжничеству) с обязательными кражами. Всех обследованных в Москве больных этой группы отличают такие черты личностного склада, как лживость, злопамятность, ограниченность интересов, инертность психических процессов. Именно этот тип больных наиболее соответствует «уличным детям» (настоящим бродягам) в Мехико.
Но транснациональные совпадения не должны прельщать: психические расстройства тоже не единственная причина ухода детей. Скорее это сопутствующая проблема. Неполная семья, материальное неблагополучие, проблемы со здоровьем, неудачи в школе – каждый из этих факторов может оказаться решающим. И если государство и детские специалисты не займутся решением всех перечисленных проблем в комплексе, проблему бродяжничества решить будет трудно.
