На днях в Концертном зале им. Чайковского состоялся юбилейный концерт, посвященный 80-летию знаменитого американского композитора Джона Корильяно. По приглашению Московской филармонии юбиляр лично приехал на праздничный вечер. Это был уже четвертый приезд г-на Корильяно в Москву. По его словам, все исполнения его музыки в нашей стране были «страстными, осмысленными, неравнодушными». В этот раз музыка Джона Корильяно звучала в исполнении Московского ансамбля современной музыки, Омского академического симфонического оркестра, а также знаменитого скрипача-виртуоза Ивана Почекина. Корреспонденту «Нашей Версии» удалось побеседовать с Иваном Почекиным сразу после концерта.
- Иван Юрьевич, расскажите, пожалуйста, как вы стали скрипачом? Родители заставили, деваться было некуда?
- Безусловно, именно так. Я был очень активным ребенком, такой настоящий шкодник, проказник. Все время ломал что-то: мне подарят игрушку, я сразу сломаю. И подходил тот возраст, когда взрослым нужно было эту детскую энергию куда-то направлять.
Сам я не хотел играть на скрипке, почему-то сразу бессознательно понимал, что я в какую-то колею себя загоняю, из которой уже выбраться невозможно. К моему будущему педагогу – Галине Степановне Турчаниновой – это, наверное, самый авторитетный детский педагог у нас – родители меня отвели хитростью. Сказали, что мы в гости идет. Сам я вообще не хотел туда идти, упирался вот просто физически.
Но это один раз можно обмануть, заманить, а дальше уже пошло, что каждый день нужно было выучивать гаммы, упражнения, учить произведения.
- Как вас заставляли заниматься?
- Я просто слушался родителей. Я считал, что родителей нужно слушаться, даже если мне это дико не нравится.
Меня еще сразу стали нацеливать на результат. Не то, что первые два-три года посмотрим, насколько я предрасположен, попробуем для удовольствия. Нет. Меня сразу отдали в Центральную музыкальную школу, а там некое лекало такое, что вот в первом классе ребенок должен такие-то произведения играть, в третьем – такие-то и так далее. И если программу не выполняешь, значит ты отстаешь. И вот это очень витало в воздухе, давило на меня.
- Получается жесткая такая система, похлеще кадетского училища прямо.
- Да, но я считаю, это где-то и позитивным. Вот есть, например, европейская система скрипичной школы. Как рассказывал немецкий скрипач Кристиан Тецлафф, до 15 лет он редко, когда играл более трех часов в день, в основном уделяя время общему развитию интеллекта.
- С другой стороны, достижения российской и советской исполнительской школы говорят сами за себя. Наша система действовала, сколько выдающихся музыкантов выросло.
- Действовала, но не на всех. В этой профессии к каждому человеку нужен индивидуальный подход. Если человек очень исполнительный, то к нему легче искать подход именно с технической стороны, играть гаммы, упражнения, развиваться технику. Но если человек более творческий, он менее усидчивый, но более мыслящий. Тогда, наверное, нужно развивать то, что близко его душе. Но это я сейчас так думаю.
- А в детстве у вас были жесткие рамки?
- Да. Когда у меня спрашивают, сколько ты в детстве занимался, я говорю, что никто часы не считал. Целыми днями мог заниматься, пока не выучу гамму. По восемь часов мог учить. И это в 10 лет. Вот так вот было.
- Ваши родители как-то помогали вам в занятиях музыкой?
- Папа у меня скрипичный мастер. А мама, отчасти, наверное, из-за того, что мы с братом начали играть, стала педагогом. Она очень много сидела с нами, очень много училась у наших педагогов, как бы ассистировала им.
Изначально она, выпускница Гнесинки , играла в оперном оркестре.
- Какая интересная и необычная профессия у вашего отца.
- Одно время он совмещал профессию скрипача, будучи артистом оркестра, и профессию скрипичного мастера. Потом уже полностью выбрал профессию скрипичного мастера.
Профессия эта, безусловно, для людей – фанатов своего дела. Мой отец начал делать инструменты, еще когда учился в училище.
- А вам отец как-то помогал с инструментами, на которых вы играли?
- Конечно, очень помогал. Он нам с братом сделал маленькие скрипки и не просто стандартных размеров, которые положены – восьмушка, половинка и так далее. Он сделал еще промужеточные размеры. Так что, если всем детям обычно сложно переходить на большой инструмент, привыкать к разным расстояниям на грифе, то мне это было очень легко. И это как раз именно благодаря большому труду моего отца.
Страдивари имени себя
- Бытует мнение, что, если играешь на скрипке выдающегося мастера, то у тебя сразу повышается уровень игры. Действительно ли качество инструмента так существенно влияет на исполнителя?
- Я, как музыкант, который играл на самых высококлассных инструментах, вам скажу так: безусловно, инструмент такого уровня – это дополнительные возможности для реализации своего мастерства. Но, как известно, есть и обратная зависимость. Это как с автомобилем: чем мощнее машина, тем больше потенциал. Но на более высоком уровне появляются другие, более сложновыполнимые задачи. С большой мощностью сложнее совладать. Также и с возможностями звукоизвлечения.
Когда я записывал программу на инструменте Страдивари золотого периода "экс-Венявский", я очень долго приспосабливался к этой скрипке. На интуитивном уровне у меня что-то начало получатся во время игры, я начал реализовывать возможности, потенциал инструмента.
- Вы сказали скрипка Страдивари и добавили «экс», что это значит?
- «Экс-Венявский» - это означает, что скрипач-виртуоз Генрик Венявский играл на этом инструменте . Дело в том, что инструменты часто носят имена владельцев – людей, которые на них играли. Вот, например, Бергонци "экс-Паганини", или Страдивари "экс-Венявский".
А бывает и по-другому. Вот Сарасате играл на Страдивали "экс-Боссье" . А Боссье" – это банкир, который очень долго владел этой скрипкой. Сейчас многие владельцы прикрепляют свое имя к инструментам.
- Это же ведь очень дорогие инструменты, их должно быть не очень много на рынке?
- 17 млн долларов – самая большая сумма, за которую был а продана скрипка Страдивари. Это мировой рекорд.
Вообще, по статистике, Страдивари продается во всем мире примерно раз в полтора месяца. Есть много инструментов, которые любят инвесторы, так как они быстро растут в цене.Это, так сказать, «короткие деньги»: купил, через несколько лет продал, снова купил. И так инструмент переписываются на разных владельцев, при этом играть на нем может один и тот же музыкант, у которого инструмент находится в пользовании.
- А как происходит передача инструмента, подписывается какой-то договор? И как владелец следит за сохранностью скрипки?
- Безусловно, подписывается очень много документов. Кроме того, к каждой такой скрипке прикреплен специальный смотритель – человек, которому владельцы доверяют.
Один раз в оговоренный в договоре период музыкант специально приезжает например в Лондон или в Париж, или еще куда-либо, где работает этот человек, на так называемый осмотр. И смотритель оценивает аккуратность исполнителя. Бывает и так, что инструмент забирают, боятся, что исполнитель не очень аккуратен, недостаточно бережно относится к инструменту. Бывали и такие случаи.
- А исполнитель платит за пользование инструментом?
- По-разному бывает. Могут дать безвозмездно, могут в аренду. Или исполнитель оплатит страховку. Бывает, что страховку платит спонсор, или сам владелец. Рынок страхования сейчас огромен.
Играть перед творцом – резать по-живому
- Я знаю, что недавний концерт в Москве, посвященный 80-летию известного американского композитора Джона Корильяно, вы играли в присутствии автора. Как вам исполнять произведения перед их непосредственным творцом? Ведь у композитора может быть свое слышание музыки.
- Безусловно, это как по живому резать. История знает много скандалов гениальных людей. К примеру, когда Давид Ойстрах играл первый концерт Прокофьева, Сергей Сергеевич прямо на сцене его и зарубил.
Если композитор доверяет исполнителю , то главное попасть в идею, понимать ее . Композитору, в этом случае, будет приятно разное развитие его идеи, так как один исполнитель может видеть так, а другой совсем по-другому. Вот тут-то мудрый автор и понимает, что даже через 100 лет он все равно не сможет полностью проконтролировать исполнение, но он может задать правильную манеру исполнения сейчас.
Если же автор не доверяет исполнителю, то это очень сложно и очень волнительно. К примеру, я нервничаю перед автором, но в тоже время понимаю, что чем больше я сам подам идей , тем сильнее разовьется его произведение. Да, автор может отказаться, запретить играть в таком стиле, но все равно очень важно предлагать идеи.
Корильяно был доволен, слава Богу. Он слушал репетицию, делал замечания общего плана, наверное, такие же замечание он сделал бы, послушав репетицию другой музыки. Дал общие советы, показал некоторые приемы. У него в тексте есть пожелания, о скорости исполнения в некоторых местах он пишет «исполнять быстро, как может исполнитель». То есть он полностью доверяет исполнителю.
- Не могу не поделиться личным опытом. За рубежом я не раз посещал концерты и выяснил, что у них есть такое правило: перед любим концертом проводится семинар, чтобы ознакомить слушателей с контекстом. Если это оркестр, то семинар проводит дирижер, а если квартет, то обычно приходил его лидер. Для меня это в несколько раз умножало удовольствие от концерта.
- Это здорово, потому что людям не хватает музыкальной эрудиции.
Настолько не хватает, что, порой, зрители начинают аплодировать где-то в середине произведения, между его частями.
Или приходят на пафосные концерты известных исполнителей, потому что им билеты достались за дорого, а потом сидят и на iPhone снимают.
Подобные лекции проводит Московская филармония перед концертами.
- А вообще аплодисменты зрителей для вас важная составляющая?
- Я, когда играю, погружаюсь как-то внутрь себя, и, порой, как стеклянный воспринимаю аплодисменты. Ничего не чувствую. И потом весь вечер после концерта не могу выйти из этого состояния, даже заснуть порой не могу.
- Есть такое мнение, что зарубежные музыканты – очень меркантильные. Редко играют на бис, играют только то, за что им заплатили. А наши в этом смысле более щедрые. А вы готовы как бы отблагодарить публику и исполнить что-то дополнительно?
- Я часто из спортивного интереса, готовлю сложные произведения, которые мне хочется сыграть. Для меня бис является продолжением программы, а не чем-то инородным. Это каприсы Паганини или части из сонат и партит Баха или другие произведения для скрипки соло. И, если публика хочет, то я всегда играю.
Иван Почекин – российский скрипач, один из ярчайших представителей русской скрипичной школы. Сын известного скрипичного мастера Юрия Почекина.
В 2002 году дебютировал в Большом зале Московской консерватории, исполнив Второй скрипичный концерт Сергея Прокофьева.
А в 2005 году победил на III Международном конкурсе скрипачей им. Никколо Паганини.
Выступал с такими выдающимися дирижерами, как В. Гергиев, М. Плетнев, В. Спиваков, А. Сладковский, Ф. Матранжело, В. Федосеев, Ф. Хайдер и др.
Принимал участие в различных фестивалях, как то «Кремль музыкальный», Московский Пасхальный фестиваль, «Безумный день» в Нанте и «Pianoscope» в Бове.
По приглашению Дениса Мацуева выступал в программах фестивалей Crescendo в Калининграде и Пскове и «Звезды на Байкале» в Иркутске.
Сотрудничает с Государственным академическим симфоническим оркестром России им. Е.Ф. Светланова, оркестром Мариинского театра, Российским национальным оркестром, Большим симфоническим оркестром им. П.И. Чайковского и др.
