О роли случая и его влиянии на историю специалистам давно и хорошо известно. Случайный шторм погубил испанскую Великую Армаду и на века сделал Британию мировым гегемоном. Из-за обострения геморроя Наполеон не смог внимательно следить за ходом битвы под Ватерлоо и в итоге проиграл её. Похожим образом 155 лет назад один малороссийский крестьянин решил предаться похоти.
В результате его проделки пришлось изучать Правительствующему Сенату, что привело к изменениям в российском судопроизводстве и практике расследования преступлений сексуального характера.
Произошло же следующее: 4 августа 1869 года крестьянин Харьковской губернии Михаил Поляков возжелал супружеских ласк. Однако обычное сношение показалось ему скучным, вследствие чего он взял свою жену Марью за косу, силой поставил её на колени и, как теперь говорится в следственных документах, совершил с ней половой акт в извращённой форме. Марья не оценила страсти супруга и подала на него жалобу в полицию. Поскольку Уложение о наказаниях предусматривало такой вид преступления, как «насилованье», заявлению дали ход. Тем не менее рассматривавший дело Харьковский окружной суд неожиданно установил, что наказывать Полякова не за что. Хотя изнасилование квалифицировалось как тяжкое преступление, судьи определили, что прямого закона, воспрещающего именно такие действия, которые совершил крестьянин, «не постановлено». Вот если бы он насиловал Марью обычным способом – тогда другое дело. В связи с этим сельского любителя насильственных оральных ласк приговорили всего к двум месяцам заключения.
Не исключено, что эта очевидная юридическая несуразица так и осталась бы незамеченной, если бы пост обер-прокурора уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената вскоре не занял Анатолий Кони. К тому времени он успел поработать в уголовном департаменте, прокуратуре и суде, получив от коллег за принципиальность и сугубую справедливость правоприменения уважительное прозвище Господин Закон. Возглавив в 1885 году уголовнный кассационный департамент, Кони обратил внимание прокуроров и судей на то, что расследование половых преступлений в стране имеет какой-то странный характер, приводя в пример описанный выше казус.
«Изнасилование взрослой женщины невозможно»
Проблема, впрочем, стояла шире. В Уложении о наказаниях существовал целый набор соответствующих статей: от растления до мужеложства, при этом применялись они нечасто – согласно статистике, ежегодно в империи регистрировалось лишь порядка 1,8 тыс. преступлений против половой неприкосновенности. И тому были свои причины. Как отмечает доктор исторических наук Владимир Безгин, факты изнасилования, прежде всего незамужних женщин, часто оставались неизвестными по причине того, что потерпевшие не заявляли о случившемся властям. Не делали они этого, во-первых, из-за того, что не хотели стать объектом сплетен, во-вторых, подача жалобы об изнасиловании подразумевала обязательное медицинское освидетельствование, которое зачастую проводилось даже без намёка на деликатность. Потому дело чаще улаживали миром: насильник платил жертве или её родителям штраф, после чего его секли розгами и расходились. В противном случае потерпевшие могли устроить самосуд над насильником, при этом соседи, понимая, покрывали их. Так, рассказывает Безгин, в Песоцкой волости Санкт-Петербургской губернии муж изнасилованной женщины, сговорившись со своим приятелем, позвал насильника в баню и там «повредил ему часть полового органа», затем выбросив голого на мороз. Местные жители, узнав об этом, одобрительно поговаривали: «Ловко он его обработал!»
Члены так называемой «ЧВК Рёдан» сообщили, что отстаивают своё право на неформальный внешний вид. Из-за позиции участников движения в российских торговых центрах участились их стычки с противниками субкультуры.
Кроме того, общественное мнение твёрдо стояло на позициях, описываемых в известной пословице про кобеля, которому никогда не удастся вскочить на партнёршу, если та будет против. Потому при расследовании изнасилования большую роль играла личность жертвы. Достаточно было небольшого сомнения в том, что она ведёт «честный образ жизни», чтобы факт насилия признали надуманным. Благодаря этому трое молодых тобольских крестьян, изнасиловавших и бросивших умирать 19-летнюю девушку, получили всего по 2–3 года, сумев убедить присяжных, что та сама была не прочь поразвлечься, поскольку согласилась выпить. Также непременным условием расследования считалось установление того, насколько активно сопротивлялась жертва. Дело в том, что в учебнике «Судебная медицина для врачей и юристов» мюнхенского профессора Эрнста Бухнера, являвшемся тогда «библией» для следователей и экспертов, прямо говорилось: «Изнасилование взрослой женщины невозможно, так как последняя, хотя бы и подвергалась насилию, всегда найдёт ещё средства к тому, чтобы воспрепятствовать введению мужского (нельзя называть – ред.) во (нельзя называть – ред.)». В связи с этим любая жалоба об изнасиловании априори воспринималась как навет.
Апофеозом такого подхода стало дело Устиньи Пенкиной. Как пишут доктора исторических наук Наталья Мицюк и Наталья Пушкарёва, 14-летняя Устинья служила в доме письмоводителя городнического правления г. Поречье Смоленской губернии Осипа Медведева. Прибежав однажды домой в слезах, она рассказала матери о том, что Медведев её изнасиловал. Обвинение было серьёзным – уличённый в подобной связи лишался всех прав состояния и на 10 лет ссылался в Сибирь на каторжные работы. Приглашённая для осмотра потерпевшей повивальная бабка Феодосья Петрова обнаружила явные признаки изнасилования, о чём составила рапорт. Однако городская верхушка, явно стараясь выгородить своего чиновника, начала волокитить дело. Сперва приглашённые городничим врачи-мужчины заявили, что Петрова не является специалистом, потому как не имеет диплома. Но поскольку такие заявления в адрес акушерки, принявшей тысячи родов и понимающей в женской физиологии, звучали абсурдно, давить решили на жертву. Несчастную Устинью трижды подвергали унизительным «обследованиям», в ходе которых городовой врач «в весёлом расположении духа рылся в детородных частях девицы около часа к крайнему ея смущению и стыду». В итоге он признал девицу «растленной» ранее произошедшего случая, что почти гарантированно не только снимало с подозреваемого ответственность, но и позволяло обвинить жертву в клевете. Лишь благодаря тому, что смелая повивальная бабка дошла до губернатора, попытка вывернуть дело наизнанку не удалась. Впрочем, расследование всё равно замяли, после чего насильника тихо выпихнули с должности.
Непотребства и любострастия
В результате в октябре 1886 года Анатолий Кони написал письмо прокурорам и старшим председателям судебных палат: «В практике возникают вопросы о применении статей Уложения о наказаниях к случаям такого совокупления с женщиной, которое совершается путём, противным целям природы, и сопровождается, по большой части, насильственными над потерпевшей действиями». Вплоть до своей отставки с должности обер-прокурора Кони собирал и изучал соответствующие судебные дела. «Проводились совещания в судебных палатах, проходили общие собрания Сената, совещания прокуроров, где возникали жаркие дискуссии: какое половое действие считать преступным? Какую ответственность назначать? Что на практике означало: к какой статье применить принцип аналогии? Каждое из «половых извращений» подвергалось тщательному разбору», – отмечают доктор юридических наук Александр Кодинцев и кандидат исторических наук Данил Рыбин. Результатом этих дискуссий стало принятие в 1903 году нового Уголовного уложения, содержавшего раздел «О непотребстве». В отличие от предыдущего Уложения о наказаниях здесь были чётко прописаны составы преступлений сексуального плана: педофилия, насильственный гомосексуализм и т.д. Кроме того, отдельный блок статей был посвящён так называемым любострастным преступлениям, к которым законодатели отнесли и действия упомянутого вначале харьковского крестьянина.
Что выглядит особенно интересно: предусмотревший любые варианты развития событий, Анатолий Кони полагал, что наказываться должно в том числе обольщение девушки посредством обмана или иных уловок, а также достижение плотского сношения посредством обмана. Революционные решения даже по нынешним временам! Впрочем, эти нормы Уголовного уложения так и не успели вступить в силу до 1917 года. Появившийся же в 1922 году первый советский Уголовный кодекс, раздел 4 главы V которого был посвящён «преступлениям в области половых отношений», во многом унаследовал заложенный Кони принцип, пусть и не в столь подробном виде.
