Версия // Культура // Кинодокументалист Виталий Манский: «Ельцин всю жизнь верил в чудеса»

Кинодокументалист Виталий Манский: «Ельцин всю жизнь верил в чудеса»

2214
Фото: ИТАР-ТАСС
В разделе

Фильм «Девственность», не успев выйти в российский прокат (что уже само по себе заслуживает внимания, поскольку лента документальная), вызвал скандал в телетусовке и раскол в рядах зрителей. Впрочем, для режиссёра картины Виталия Манского подобное не редкость. Его авторская позиция сформулирована просто: «Общество создаёт свои мифы. Документальное же кино эти мифы разрушает». Мы встретились с известным режиссёром и задали ему несколько вопросов.

Как вы сами оцениваете свою работу?

– Я считаю, «Девственность» – очень тяжёлый фильм. Но, к сожалению, часть аудитории не восприняла основной его посыл. По-моему, после его просмотра зритель должен впасть в состояние ступора. Но когда я увидел на премьере одну из трёх героинь фильма – Карину-Барби – во всём розовом, в короне, – и она радостно заявила, что очень рада тому, что фильм с её участием наконец-то вышел, ужаснулся такой реакции.

– Вы не собирались снимать этот фильм. Что вас сподвигло?

– Я всегда иду от материала, и если реальность предлагает мне новые сюжетные повороты, то с готовностью подчиняюсь жизненной драматургии. Эта картина появилась из разных проектов. Я снимал один фильм о феномене частной жизни, и другой проект, связанный с «Домом-2». И вдруг из них стали «вырываться» героини: Катя и Кристина… А когда снял, я понял, что всё это из одной истории. Я их соединил, добавил ещё обстоятельства, и появился фильм.

– А у вас появились проблемы. После того, как «Девственность» была закончена, начались разбирательства с «ТНТ». Раньше, впрочем, на вас тоже жаловались. Мосгордума подавала жалобу в прокуратуру за фильм «Анатомия «Тату», а родственники Высоцкого были недовольны вашей версией последнего года жизни Владимира Семёновича.

– Настоящее документальное кино всегда по природе своей конфликтно. И есть люди, которые не хотят, чтобы болевые точки были вскрыты. Я считаю, поэзия Высоцкого принадлежит всем людям, говорящим по-русски. Это достояние всей нации. А родственники уверены, что поэзия на праве частной собственности, как авто или квартира, принадлежит им, и они могут по своему усмотрению распоряжаться ею: давать её в пользование, продавать – если человек говорит о Высоцком то, что встраивается в их концепцию его образа, а если не встраивается, то – нет.

Ситуация с иском Мосгордумы по фильму о «Тату» была такая. Если я делаю картину о поп-идолах и этот поп-идол мне, режиссёру, рассказывает для фильма свою историю о том, что он употреблял наркотики, но быстро понял, что они опустошают и отказался от их употребления, я считаю, что это обязательно должно войти в картину. Люди, которые поклоняются этому идолу, должны знать, что их кумир понял, что наркомания разрушает его сознание и убивает его. И он отказывается от этого зла. Но депутаты посчитали, что этот рассказ стал одной из форм пропаганды наркотиков. Хотя мне кажется, что там была совсем другая история. Просто конкретный депутат хотел на этом скандале сделать свою собственную пиар-кампанию.

– Но этот фильм вызвал неприятие и у заказчика. Говорят, что Иван Шаповалов потребовал убрать из фильма 17 секунд. Что его не устроило?

– В этих 17 секундах было предсказано недалёкое будущее девочек из «Тату». Они были сняты в толпе, которая жила своей жизнью, не замечая своих кумиров. После картинки, где толпы поклонников по всему миру рвут на себе майки, орут, рыдают, идут кадры с Юлей, одиноко стоящей на трамвайной остановке среди равнодушных людей, а Катя едет в набитом вагоне метро, и её никто не замечает.

По теме

– А чья была инициатива делать фильм про «Дом-2»?

– «ТНТ». Я посмотрел место съёмки и понял, что тема интересная. И сделал фильм, который мне очень нравится. Называется он «Нереалити». Эту работу канал принял. После чего кадры, которые не вошли в «Нереалити», я использовал в фильме «Девственность». И тут же канал начал требовать их изъятия. Мы вступили в длительную дискуссию, которая завершилась взаимным компромиссом. Авторская версия «Девственности» остаётся для кино и DVD-проката. Цензурированная по настоянию «ТНТ» для телевидения (ленту покажет Первый канал в рамках «Закрытого показа» Александра Гордона. – Ред.). По всей вероятности, канал не ожидал, что без телевизионного показа документальный фильм может вызвать такой резонанс. Но договор дороже денег.... У нас есть документ, подписанный «ТНТ», что канал не возражает против такого использования кадров «Дома-2». Уверен, что каналу не имеет смысла сейчас запрещать картину, которая уже при выходе в прокат получила такой резонанс. Это вызовет ещё большую негативную общественную реакцию.

– Почему вы перестали снимать фильмы о жизни политических лидеров и переключились на частную жизнь обычных людей?

– А разве мои фильмы о Горбачёве, Ельцине, Путине или далай-ламе – это фильмы о политических лидерах?

– Нет, но мы же прекрасно понимаем, кто эти люди.

– В том-то и дело. Может быть, только в этих фильмах мы видим людей, не государственных лидеров, а людей, способных страдать, переживать, любить, ненавидеть.

– Общаясь с ними, вы не испытывали разочарования?

– Нет. Хоть это может прозвучать обидно, но для меня нет кумиров. Может быть, поэтому во время съёмок возникает доверительное и нормальное общение со всеми моими героями. Приехав к далай-ламе, я увидел, как с ним общаются люди. Я не могу общаться с человеком, стоя на коленях. Специально говорю о далай-ламе, потому что в России, хотя люди не стоят на коленях, общаясь с нашими деятелями, по сути… Когда наши министры оказывались около президентов, у них, наверное, спины потели, не говоря уже о руках и лысинах.

– А вы?

– Достаточно сказать, что на протяжении всех съёмок я ходил в том же виде, что и всегда: в джинсах и холщёвом пиджаке. Если я надену костюм с галстуком, то перестану быть собой. А если я перестану быть собой, как я смогу делать фильм о том, какой человек на самом деле? Тем более президент. Я вот что понял из общения с ними: те, кто чего-то добивается в жизни, добиваются этого в первую очередь за счёт того, что хорошо видят других людей и знают им цену. Конечно, они сразу поймут, что к ним пришёл человек в маске, и сами наденут маску. У государственных лидеров очень узкий круг общения, где они могут разговаривать на «ты», и с этими людьми у них другой уровень общения. Если ты хочешь сделать фильм о реальном человеке, ты должен выходить на иной уровень общения.

Знаете, как Ельцин проверял людей? Он просто жал руку. А сам смотрел, как человек реагирует на рукопожатие президента. Это как игра в гляделки: кто первым отводит взгляд, тот и проигрывает. То же самое и с рукопожатием. Но я жал руку до последнего.

– А правда ли, что Борис Николаевич верил в Деда Мороза?

– Он вообще верил в чудеса. Да и жизнь Ельцина – это в каком-то смысле жизнь Деда Мороза. Я поэтому и снял сцену, в которой он украшал ёлку новогодними игрушками. Он был очень интересный человек, познакомившись с ним, я понял, как он стал президентом России.

– И как же?

– Была в нём какая-то загогулинка, которая и прошибала все стены.

– Даже ельцинскую терминологию используете. А что в Путине? Он же разведчик, он же скрытный, его «расколоть» на признания невозможно.

– Да, это было главным, что меня интересовало: как человек сумел подняться на самую вершину политического олимпа. Если водолаза резко поднять из глубины, у него начнётся кессонная болезнь. У Путина произошёл мгновенный переход из одного мира в другой. Мне было интересно понять, как это произошло. Поэтому в фильме камерой я пытался вскрывать его оболочку. Мне очень важно было фиксировать, как он реагирует на находящееся вокруг него новое неожиданное пространство. Однажды я зашёл к нему в кабинет, в котором, как в скорлупе, были закрыты окна. Мне стало интересно, как он себя ощущал в этом кабинете. Смотрел ли он в окна? Я об этом и спросил. Когда услышал «нет», предложил посмотреть вместе. И Путин согласился. Мне были важны ощущения человека, попавшего в абсолютно новое для себя пространство. И должен сказать, что при всей его фантастической политической карьере он до конца не смог избавиться от своей прежней жизни. Он по-прежнему иногда смотрит искоса, не поворачивая головы, как будто за чем-то тайком наблюдает.

По теме

– А Горбачёв в интервью писателю Евгению Попову сказал, что вам всё-таки не удалось его «расколоть» и добиться искренних признаний.

– Да, это правда. Дело в том, что когда Горбачёв открылся нам как человек, я подумал, раз уж такое доверие установилось между нами, это позволит мне «расколоть» его на какую-нибудь политическую сенсацию. Может, удастся выяснить, что на самом деле было в Форосе, когда к нему накануне переворота приезжали гэкачеписты? Но оказалось, что политику проще открыть свою душу, чем голову. Как мы только не пытались его «раскручивать» – и с камерой, и без. Правда, без камеры он иногда чуть-чуть проговаривался, а на камеру – нет, ни при каких обстоятельствах. Через пару лет после фильма о Михаиле Сергеевиче мы начали делать картину о Чернобыле. У меня появились потрясающие свидетельства, что Горбачёв знал об этой катастрофе раньше, чем сделал своё заявление. Я ему позвонил и сказал об этом. Он мне: «Ладно, приезжай, я тебе расскажу».

Я приезжаю, и он мне слово в слово повторяет свою всем известную версию. Я спрашиваю: «Михаил Сергеевич, зачем я приехал? Эту версию я давно уже знаю. Вот, почитайте, у меня есть опровержения, люди ответственно говорят, что это не так». А он мне: «Ну и пусть они говорят, это их дело. А моё дело – говорить так, как я. Ну, что ты меня плохо знаешь, что ли?» Так и не сказал.

– А вы смотрели фильмы про политических деятелей, того же Шеремета или Киселёва?

– Конечно, смотрю. И не только Шеремета и Киселёва, но и даже Никиту Михалкова с его нетленным произведением «55» – самым честным, искренним и пронзительным произведением о главе государства, которое можно себе представить лишь в кошмарном сне. Этот фильм сделан в лучших традициях картин «Дорогой Никита Сергеевич» – о Хрущёве и «Коммунист» – о Брежневе.

– Как вам удаётся договариваться с героями ваших фильмов?

– Звоню, встречаюсь, разговариваю и договариваюсь. Первый фильм о Жириновском «Имперские сны» я снял, когда его практически никто не знал. Я увидел этого персонажа и понял, что за ним политическое будущее. Я связался с ним и сделал картину. Фильм про Руцкого я снял после того, как он и Хасбулатов вышли по амнистии, кстати, пролоббированной партией Жириновского в Думе. Я не был с ним знаком, просто позвонил по телефону, мы с ним встретились, я его убедил, и он согласился. В те дни за ним гонялись все ТВ-каналы мира, разумеется, кроме России. А с Ельциным было так. Посмотрев его предновогоднее обращение к россиянам, когда он сообщил о своём уходе с должности, я немедленно позвонил Михаилу Швыдкому, который тогда возглавлял ВГТРК. Я был краток: «Надо срочно делать о нём фильм. Ведь Борис Николаевич проживал тогда величайшие минуты: как будет складываться его жизнь без власти, которая столько лет была его стержнем?» Швыдкой согласился, но в тот момент ничего не смог сделать. Только в марте 2000 года, когда на канал пришёл Олег Добродеев, мне удалось переговорить с Татьяной Дьяченко: «Я хотел бы снимать жизнь вашего отца после отставки». «А что же вы сразу не позвонили?» – с обворожительной непосредственностью спросила она. Согласие на съёмки было получено.

Логотип versia.ru
Опубликовано:
Отредактировано: 25.02.2009 17:46
Комментарии 0
Наверх