«Для многих руководителей на местах погоня за показателями раскрываемости остаётся главным направлением их деятельности. Фальсифицируются данные по раскрытию преступлений, и такая картина наблюдается по всей стране».
Министр внутренних дел России Рашид Нургалиев, октябрь 2005 года.
Об этой кровавой истории, начавшейся ровно два года назад в Иркутске, «Версия» уже рассказывала. Начав собственное журналистское расследование в декабре 2003 года, мы первые громко и открыто заявили: милиция и прокуратура одного из крупнейших городов Сибири фальсифицируют уголовные дела, малюют их, словно художник, перед которым нетронутый белый холст. Тогда мы рассказали о том, как пытают в иркутской милиции, где «царицей доказательств», как и во времена прокурора Вышинского, остаётся признание — раз признался, значит, виноват. Сегодня, два года спустя, мы готовы до конца раскрыть вам технологию иркутского конвейера по раскрытию особо тяжких преступлений.
Вкратце напомним суть дела, с которого началось наше знакомство с иркутским УБОПом. 14 октября 2003 года к его сотрудникам буквально с улицы были доставлены Павел Баженов, Михаил Захарин, Артём Клабук и Олег Зырянов. Без всяких доказательств всех их тут же назвали убийцами, расстрелявшими в сентябре того же года машину некоего Михаила Телущенко. Телущенко при этом погиб, нападавшие скрылись, и по горячим следам их задержать не удалось. Что ожидало четвёрку задержанных, они не представляли даже в страшных снах. Им бы за день, за два встретиться с ещё одним задержанным по этому же делу, Петром Лункиным, он бы рассказал, как месяц назад, 5 сентября, в день убийства Телущенко, СОБР точно так же привёз его на улицу Байкальскую в УБОП и что из этого вышло.
Из жалобы на имя Константина Ромодановского, начальника Главного управления собственной безопасности МВД РФ от гражданина Лункина П.П.:
«Я, Лункин Пётр Павлович, 1974 года рождения, 5 сентября 2003 года в 21.00 был задержан 4 сотрудниками УБОП г. Иркутска. Затем меня доставили в УБОП г. Иркутска на ул. Байкальскую, где со мной проводили беседу Кочнев — начальник УБОП и его заместитель Чернышов. Они угрожали мне расправой в случае, если я не соглашусь дать показания, интересующие сотрудников. После беседы в кабинет зашли сотрудники, и Кочнев дал им команду избивать меня «как собаку», вывезти меня на р. Ангару и топить. Следуя указаниям Кочнева и Чернышова, сотрудники отвели меня в подвал этого же здания, где находился спортзал. Включили громко музыку. Руки сзади застегнули наручниками, лицо закрыли шапкой. Со мной в спортзале осталась дежурная смена СОБР, 10 человек. Они все стали избивать меня по различным частям тела руками, ногами, били битой по рукам, ногами по телу. В процессе избиения в зал заходили Кочнев и Чернышов и сказали, чтобы избивали меня сильнее. Затем сотрудники подняли меня наверх в кабинет на 4-м этаже и там продолжали избивать уже оперуполномоченные, которые задерживали. Били всю ночь.»
Но не были знакомы Баженов, Клабук, Захарин и Зырянов с Петром Лункиным. Милицейская формулировка «задержаны по подозрению в убийстве» в отношении них стала не более чем ширмой, за которой — убеждённость. Ведь, по мысли убоповцев, если не они убили Михаила Телущенко, то больше уж некому. А раз так, дело за малым — доказать.
Согласно данным Росстата, за последний год цены на икру и красную рыбу в России существенно выросли. Красная икра подорожала на 14 процентов и теперь стоит около 6200 рублей за килограмм.
Из объяснения Михаила Захарина прокурору Иркутской области, государственному советнику юстиции второго класса Мерзлякову:
«14 октября 2003 года я был задержан вместе с Зыряновым, Клабуком и Баженовым сотрудниками милиции возле гаража на ул. Красноярской и доставлен в УБОП на ул. Байкальскую, где мы узнали, что нас задержали по подозрению в убийстве какого-то Телущенко. Данную фамилию раньше я не знал. Со мной стали работать оперативники, конкретно кто, я не знал, так как фамилии мне никто не называл. Всего их было 5—6 человек — меня переводили из кабинета в кабинет, и оперативники менялись. Я им сразу же рассказал, как я оказался возле гаража, то есть я им рассказал, что меня попросил мой знакомый по имени Сергей, фамилию не знаю, и где живёт, тоже не знаю, перегнать а/м «Ленд-Крузер» из гаража в м/р-н Первомайский. Для этого он мне выдал ключи от гаража, а/м и два номера от автомашины... Работники милиции требовали от меня признаться, что именно я и мои друзья угнали эту машину. Я же им объяснял, что не знал о том, что машина значится в угоне».
Детектор лжи
Казалось бы, всё понятно — гараж, ключи, номерные знаки для шикарного авто, просьба перегнать... Захарин совсем не ребёнок (24 года), чтобы, принимая такое предложение, сообразить: просьба его знакомого Сергея может оказаться далеко не безобидной. К тому же в своём объяснении Захарин вспомнил о ключах и номерах, но о документах на машину — ни слова. Понятно, уж коли СОБР и появился именно в тот момент, когда квартет оказался у гаража с угнанным «Ленд-Крузером», значит, милиция просто ждала этого момента. А дальше, как по милицейскому учебнику: предъявление обвинения по подозрению в хищении транспортного средства, выяснения обстоятельств появления парней возле гаража-«отстойника», проверка алиби задержанных на момент угона... В общем, следственных действий непочатый край: встречи с десятками людей, их показания и проверка показаний, выяснение распределения ролей в четвёрке арестованных, очные ставки. Но дело почему-то приняло совсем другой оборот: история угнанного «Ленд-Крузера» интересовала оперативников лишь в самую последнюю очередь.
Они требовали подробностей убийства Телущенко. Ведь группа угонщиков — мелочовка, раскрытие же расстрела в центре города дорогого стоит. А уж тут ни к чему опросы свидетелей, очные ставки, сбор доказательств. Пусть сначала вспомнят, а уже потом, после признания, можно пройтись и по свидетелям, очевидцам, соучастникам.
«Меня поставили лицом к стене, на руках были наручники, а руки заведены за спину, — продолжает Михаил Захарин. — И в этот момент стали задаваться вопросы, я или не я угнал а/м, и когда я ответил, что нет, то сзади меня дважды пнули ногой. Вначале по печени, затем руками и раза два пнули в промежность. После чего я упал от боли на пол. После этого меня перевели в другой кабинет Кто-то из четырёх присутствовавших спросил, не хочу ли я попробовать электрического тока. Сами они называли это детектором лжи. После чего они рядом со мной поставили металлический ящик стального цвета, открыли крышку, там была телефонная трубка, какие-то выключатели, и сбоку были два белых провода. Их мне прикрутили к пальцам рук сзади. Я раза четыре падал со стула, так как меня трясло всего.
Всю ночь я провёл в УБОП, после чего меня увезли в ИВС, а перед этим вечером меня допросил следователь Орлов Р.В., который предъявил мне обвинение в убийстве Телущенко. Я от дачи показаний отказался по ст. 51 Конституции РФ, так как у меня сильно болела голова и мне нужно было время, чтобы вспомнить, где я мог находиться в начале сентября. На этом первый этап моих мучений окончился.
4 ноября 2003 года за мной в СИЗО приехали оперативники, один из них был Андрей, а другой по фамилии Хороших, и вывезли меня в УБОП. Баженова тоже в этот день вывозили из СИЗО, я его видел, когда нас выводили. У меня с собой была бритва, которой я порезал вены. Оперативники стали меня допрашивать и требовали признаться в убийстве Телущенко. На моё непризнание Андрей взял металлическую палку чёрного цвета размером 1 метр, внутри она была пустотелая и лёгкая. Я был в пуховике, а Андрей мне стал наносить этой палкой удары по ногам, выше колен, плечам, голове. Под вечер приехал следователь Орлов Р.В., вызвал моего адвоката и хотел меня допросить. Я допрашиваться не стал, и они уехали.
По данным Росстата, в прошлом году значительнее всего в России подорожали такие товары, как йод, спички, мыло, прокладки, дезодоранты, шампуни и зубная паста.
После этого этот же Андрей стал вновь избивать меня руками и ногами из-за того, что я отказался от дачи показаний, и чтобы я отказался от своего адвоката. И в тот момент, когда кто-то из оперативников сказал: «Давай, тащи детектор лжи!» — я понял, что больше не выдержу, и вытащил и левого кармана брюк бритву и порезал себе с левой стороны шею. Оперативники, увидев это, оказали помощь, перебинтовали, после этого вновь стали бить, так как увидели, что раны неглубокие. Они стали говорить, что из-за меня они теперь пострадают материально».
Будут сидеть!
Если резюмировать рассказ Захарина, то с 14 октября по 4 ноября его просто «кололи»: рассказывай, мол, как убивал Телущенко, говори, говори! Впрочем, может быть, историю злосчастного «Ленд-Крузера» милиционерам прояснили его товарищи — Клабук, Баженов, Зырянов? Может быть, Захарин просто изворачивается, а честно выполнявших свой долг офицеров милиции он оболгал, как и месяц назад Пётр Лункин? Но нет, про «Ленд-Крузер» в ОРЧ-1 забыто. Все — и в штатском, и в форме — на улице Байкальской интересуются расстрелом 5 сентября. Интересуются азартно, зло и только этим. Причём ответы «не был», «не состоял», «не участвовал» оперативниками не принимаются вовсе. Утверждение «вы убили!» звучит непререкаемой истиной.
Из объяснения Зырянова О.В. прокурору Иркутской области, государственному советнику юстиции второго класса Мерзлякову:
«14 октября 2003 г. меня вместе с Захариным, Баженовым, Клабуком задержали работники СОБРа возле гаража на ул. Красноярской, куда я приехал на а/м ВАЗ-2115, которая принадлежит Захарину, и куда я приехал по просьбе Баженова, чтобы забрать его оттуда. После этого меня и остальных доставили на ул. Байкальскую. В коридоре меня тоже пинали по ногам, а кто, я не видел. Затем меня завели в кабинет на 3-м этаже. В этом кабинете сидело двое мужчин: Сергей Геннадьевич Савкин и мужчина плотного телосложения. Они стали со мной беседовать, выяснять, как мы убили Телущенко в Солнечном. Я им ответил, что мы никого не убивали, тогда мужчина крепкого телосложения ударил меня кулаком 5—6 раз в грудь. После этого меня повели к следователю на допрос, где был адвокат. Я дал следователю показания, как было на самом деле. После этого меня спустили вниз, поместили в бокс, где я находился до утра. А затем я был помещён в ИВС и в СИЗО. 11 ноября 2003 г. меня забрали из СИЗО оперативники по именам Андрей и Семён. Привезли на Байкальскую, завели в кабинет, какой не помню. Там был оперативник молодой по имени Сергей. Он сразу же поставил меня на колени и стал задавать вопросы. Я отвечал, но иногда задумывался с ответом, тогда он сказал, что после каждой задержки с ответом меня будут бить. Он периодически подходил ко мне и пинал ногой в грудь. Минут через 15—20 я сказал, что уже не могу, в это время зашла бабушка и стала мыть полы. Пока бабушка мыла полы в смежной маленькой комнате, мы с Сергеем были в большой, он в этот момент наклонился ко мне и сказал: «Сейчас она домоет, ещё хуже будет, палку вставлю между ног». Я в это время лежал на полу. Когда бабушка ушла, Сергей вновь заставил сесть на колени, я так просидел минут 5—10. А когда стал спрашивать, почему он так себя ведёт, он ответил: «А какое право я имею убивать?» Я ответил, что никого не убивал и попросил вызвать адвоката, на что ответили, что нет. Тогда я уже не выдержал и сказал: «Давайте следователя» и встал на ноги. Сергей пошёл в коридор, а я побежал в маленькую комнату, разбил окно и выбросился. Из окна я выбросился для того, чтобы оперативники прекратили надо мной издеваться. Я уже не мог терпеть».
Вопрос оперативника Сергея, какое Зырянов имеет право убивать, это уже не подозрение в убийстве, это установка, чёткая заданность, девиз, если хотите. Пока опустим факт пыток, сам по себе этот вопрос куда лучше говорит о том, какая же цель стояла перед сотрудниками иркутской ОРЧ-1 на допросах задержанных. Расстрел Телущенко в центре Иркутска, по мнению стражей порядка, совершили именно эти четверо. Но уверенность и доказательства — вещи разные.
«Самый страшный дом России», расположенный по улице Березниковской в Пермском крае, похоже, скоро может потерять свой статус. Краевой фонд капремонта выделяет деньги на капитальный ремонт и облагораживание придомовых территорий.
Собирать доказательства очень трудно, это кропотливая работа, про это сериалы снимают. Оперативный работник обходит квартиры, опрашивает десятки людей, складывает пасьянсы из улик, отметает ненужное, обращает внимание на главное. Зато потом, часто вне зависимости от показаний подозреваемых, такая работа оценивается судом на «отлично», а адвокат просит лишь о снисхождении к обвиняемому, ему просто ничего другого не остаётся. Применяя пытки и выбивая признание, иркутская ОРЧ-1 не только пошла по самому простому и незаконному пути раскрытия преступления. Подключая ток к пальцам задержанных, она признала: никаких доказательств того, что Захарин, Клабук, Зырянов и Баженов расстреляли гражданина Телущенко, просто не было.
Когда со стажем беда...
В нынешнем октябре министр внутренних дел Рашид Нургалиев, побывав в Уральском и Сибирском федеральных округах, заявил во всеуслышание: в среднем по стране более половины сотрудников городских и районных органов внутренних дел составляют молодые люди в возрасте до 30 лет, а институт наставников превратился в формальность. В переводе с официального это может означать одно: министр официально признал, что молодёжь, работающая сегодня в органах правопорядка, увы, недостаточно квалифицированная и в расследованиях неопытна. Интересно, что за несколько месяцев до сенсационного признания главы МВД в интервью «Восточно-сибирской правде» аналогичное отметил и заместитель прокурора Иркутской области Пётр Ермаков. «Да у вас в следователях одни юнцы!» — восклицает журналист. «Да, — признаёт в ответ заместитель облпрокурора, — большинство сотрудников имеют стаж до трёх лет, у них нет ещё ни большого опыта, ни житейской мудрости. Их надо учить...»
Смысл в словах Нургалиева и Ермакова один, да только говорили они о совершенно разных людях: Пётр Ермаков — о своих, работниках областной прокуратуры, а Рашид Нургалиев — тоже о своих, сотрудниках МВД. В подтверждение слов министра и высокопоставленного чиновника прокуратуры приведу один любопытный факт. В мае 2004 года мы рассказывали, что все жалобы и заявления о пытках и истязаниях, которые написали четверо подозреваемых, стали причиной расследования непосредственного начальника Петра Ермакова — тогдашнего прокурора Иркутской области г-на Мерзлякова. Разумеется, никаких нарушений закона в ОРЗУ ОРЧ-1 областной прокуратурой выявлено не было. Оперативники дружно, чуть не хором, показали, что никого не били и не пытали. Проверяющие же скорее всего как раз и относились к тому большинству прокурорских работников областного масштаба, которые «имеют стаж до трёх лет», а потому сложнейшим вопросом об истязании подследственных и выбивании из них «нужных» следствию показаний занимались «без большого опыта и житейской мудрости». Словом, с проверкой истязаемым тоже не повезло.
«В оперативной деятельности имеются существенные недостатки и недоработки, — продолжал министр в своей программной речи. — В дежурных частях УВД постоянно нарушаются установленные нормы ведения документации и Положений приёма заявлений и регистрации правонарушений. Кардинального улучшения требует и оперативно-разыскная деятельность отделов внутренних дел». И что, пожалуй, особенно важно для нашего рассказа, по словам Рашида Нургалиева, сегодня «по всей стране фальсифицируются данные по раскрытию преступлений».
Интересно, докладывали ли главе правоохранительного ведомства о том, что на самом деле творилось и творится в иркутском УБОПе и ОРЧ-1? Видел ли кто-нибудь из руководства МВД хотя бы пару строчек из заявлений Лункина, Захарина, Зырянова? Впрочем, такие серьёзнейшие слова просто так не произносят. Ведь Рашид Нургалиев обвинил в недостатках в работе не только своих подчинённых, но и самого себя — «капитан в ответе за всё». Но президент страны не отправил Нургалиева в отставку, да и рейтинг самого министра отнюдь не упал. Ведь слова о беде во вручённых ему правоохранительных органах — не пассивное посыпание головы пеплом, это высказывание человека мужественного и порядочного. Признать ошибки, рассказать о них гражданам, дать понять стране, что контроль за соблюдением милицией закона восстановлен — на это надо решиться. И это то самое действие, на которое не смогли решиться проверяющие прокурорские работники.
Препарат «Золгенсма», применяемый для лечения спинальной мышечной атрофии, поступил в оборот в России, стоимость одной дозы составляет более 2 млн долларов.
Ведь само собой разумеется, что в вопросе о выбивании признания из двух сторон — задержанных и милиционеров — кто-то точно врёт. Мотивы возможной лжи подозреваемых, честно говоря, малопонятны: следствие всё равно ведёт прокуратура, ОРЧ — это розыск, оперативные мероприятия, задержания. Отстранение от работы двух-трёх оперативников для самих подозреваемых и, главное, для судьбы их уголовного дела — сущие пустяки. Причины же возможного вранья офицеров милиции понятны абсолютно: не соврут, признают, что били и пытали, — окажутся в том же СИЗО-1, а затем на той же скамье подсудимых, что и их «оппоненты». Похоже, именно «маленький стаж работы» не позволил проверяющим из областной прокуратуры так же внимательно, как мы с вами, вчитаться в строки объяснений избитых в ОРЗУ ОРЧ-1. Потому что, если бы вчитались, то поняли бы: упоминание Зырянова о бабушке-уборщице — это сигнал, подсказка, указание на свидетеля. И пусть женщина ничего конкретного не вспомнит, просто рассказать о том, что происходит в здании, она могла бы точно.
А может быть, прав был заместитель прокурора Пётр Ермаков — дело в жизненном опыте? Ну, не хватило его прокурорам-проверяющим, чтобы, прочтя про пожилую уборщицу, спокойно взиравшую на сцену насилия в служебном кабинете, немедленно сделать вывод о привычности для неё всего увиденного. Чтобы сходить к ней домой. Ведь любое её «да, случалось» ставит под серьёзное сомнение показания милиционеров. И значит, надо копать, проверять...
А если же жизненный опыт здесь ни при чём, есть только одна причина, почему Иркутская областная прокуратура с ходу поверила объяснениям сотрудников ОРЧ-1 и пропустила мимо глаз и ушей диаметрально противоположные показания избитых. Внимательный читатель наверняка заметил, что по странному стечению обстоятельств следователь облпрокуратуры Орлов всегда появлялся на уже известном третьем этаже только после того, как оперативники завершали все свои «подготовительные» мероприятия с задержанными. Ни в начале этих «мероприятий», ни в их ходе — всегда после.
Предположу, что такой график посещения отнюдь не случаен. Если пытки и имели место, то ОРЗУ ОРЧ-1 всячески содействовала следствию — правда, не совсем законно и, мягко говоря, весьма специфическими методами. Другими словами, оперативники «кололи» подозреваемых, доводили их до исступления, вот тут-то и появлялся г-н Орлов с вопросами «по существу». Если же следователь не получал нужных ему сведений, он особо не обижался. Как рассказывает Михаил Захарин, Орлов просто уезжал, а оперативники продолжали «работу» с подозреваемым — только теперь уже били и за то, что Орлов зря съездил и понапрасну потратил своё драгоценное время. Понятно, что и представитель иркутской облпрокуратуры Орлов, и сотрудники ОРЗУ ОРЧ-1 решают одну и ту же задачу — работают в связке, действуют согласованно по раскрытию преступления особой важности. Так станет ли прокурор области обращать пристальное внимание на заявления подозреваемых о побоях и пытках? Станет ли прокуратура возбуждать по таким фактам уголовное дело против офицеров милиции, которые, не щадя живота своего, день изо дня содействуют ей, прокуратуре, в раскрытии преступления? Станет ли сам Орлов свидетельствовать против людей, с которыми он общается ежедневно, приняв сторону лиц, задержанных у гаража-отстойника с краденым автомобилем?.. Вот именно.
За словами, как за стеной
И ещё один немаловажный нюанс: все объяснительные подозреваемых совпадают с друг другом по фактам пыток и именам оперативных сотрудников, проводивших следственные действия: во всех четырёх бумагах и методы, и технические приспособления, и люди, их использовавшие, указываются одни и те же. И это при том, что после задержания ни Баженов, ни Клабук, ни Зырянов, ни Захарин друг с другом не встречались даже случайно. Виделись на расстоянии, не больше. Объяснения же милиционеров совпадают целыми фразами, причём ключевыми.
«Шибаев С.А., старший оперуполномоченный ОРЗУ ОРЧ-1 при ГУВД И.О. старший лейтенант милиции прокурору И.О. Мерзлякову А.Н. Объяснение: «...С моей стороны никаких физических, психологических воздействий на задержанных не оказывалось. В течение этого вечера я проводил беседы со всеми задержанными. Работа с подозреваемыми проводилась во всех кабинетах, принадлежащих ОРЗУ».
По мнению путешественников, самым страшным местом в России является перевал Дятлова, где в 1959 году при неустановленных обстоятельствах погибла группа туристов.
«Герасимов П.А., старший оперуполномоченный ОРЗУ ОРЧ-1 при ГУВД И.О. старший лейтенант милиции прокурору И.О. Мерзлякову А.Н. Объяснение: «...Какого-либо физического либо психологического воздействия с моей стороны не применялось. Всё общение ограничивалось беседами. Оперативные беседы проводились во всех кабинетах нашего отдела».
Слова о том, что общение с задержанными проводилось «во всех кабинетах» ОРЗУ, в этих объяснениях главные. Они — щит, стена, броня. Потому что «во всех кабинетах» — это значит везде и, следовательно, нигде одновременно. Поди вспомни после 4—5 электрошоков, ударов металлическим прутом по голове, кулаками, подошвами в пах, в чьём кабинете это было. Вообще, фраза про «все кабинеты» — что-то вроде домашней заготовки в КВН. Вот приедет, например, вдруг к пострадавшим комиссия из Москвы: «В каком кабинете били?» — а они давай мямлить: «Не помню, мол, много их там было — и кабинетов, и сотрудников». «Ну, на нет и суда нет!» — скажет комиссия и пойдёт в ОРЗУ, на Байкальскую улицу. «Где допрашивали? В каком кабинете?» — спросят выстроившихся в ряд офицеров. «А везде! Во всех кабинетах!» — ладно рявкнет строй в ответ. «А кто допрашивал? Шаг вперёд!» Строй дружно сделает шаг вперёд. И ведь не соврёт: указывали же, что беседы проводились всеми без исключения сотрудниками и во всех кабинетах. Почешет тогда комиссия в затылке, задумается: или увольнять всех, или согласиться, что нет виновных, не выявлены. Ответ очевиден.
Сценарий сработал — на выходе всё шито-крыто. Плюс ко всему, по словам всё той же г-жи Ковалёвой, по прибытии в СИЗО из УБОПа «опрошенный в ходе проверки Баженов П.А пояснил, что телесные повреждения ему были причинены 14 ноября 2003 г. при его задержании сотрудниками СОБРа. Аналогичные показания дали и остальные — Клабук, Зырянов, Захарин». Получается вообще идиллия. Беда лишь в том, что, как ни старались двое суток оперативники ОРЗУ ОРЧ-1, никто из подозреваемых про убийство Телущенко так и не рассказал. Про пытки, про иномарку сказали, а вот про сентябрьский расстрел на проспекте Жукова ни слова.
Свидетель-спаситель
Так офицеры оперативно-разыскной части и следователи отдела прокуратуры Иркутской области по особо важным делам столкнулись с серьёзной проблемой: обвинение в убийстве предъявлено, но признания нет. Без этого ни один суд дело или не примет, или после пары-тройки неудачных заседаний просто отправит его на доследование. Подводить же ток или бить по почкам — время упущено, каждого доставленного в СИЗО в обязательном порядке осматривает дежурный врач. И тут уже гораздо сложнее... В этот момент и появился в деле важный свидетель, предоставивший в распоряжение следователей ценнейшую информацию о том, как готовилось и совершалось убийство гр-на Телущенко. Точнее, как это убийство совершали вышеупомянутые граждане Клабук, Захарин, Зырянов и Баженов.
Свидетель этот объявился 23 октября, тогда же он и был допрошен всё тем же следователем Орловым. Свидетель Фёдоров Николай Петров*ич. Допрос начат в 20.00, закончен в 21.00. Допрос произведён в помещении следственного изолятора г. Иркутска:
«Из разговора с Захариным Михаилом мне известно следующее. Примерно 2 сентября 2003 года Захарин и его трое друзей Клабук, Баженов, Зырянов договорились об убийстве человека по фамилии Телущенко по кличке Метла. Ранее он был известен этим людям. У Захарина был автомобиль «Тойота-Камри», который он угнал ещё в 2001 году. На машине был номер, начинающийся на 8. Эта машина некоторое время отстаивалась в металлическом гараже около гаражного кооператива на ул. Красноярской. 5 сентября 2003 года Захарин и другие были на этой «Тойоте-Камри». При них было 2 автомата Калашникова, они все были одеты в спецкомбинезоны синего цвета с лямками. Также у них были маски и перчатки, какие именно, он не уточнил. Захарин, Клабук, Баженов и Зырянов на машине стояли где-то в районе проспекта Жукова. Кто-то из их знакомых за 1 час до преступления звонил на сотовый телефон Захарину и сообщил, что Телущенко на а/м «Тойота-Марк-2» светлого цвета должен выехать из м/р-на Солнечный. Захарин и другие ждали сигнала о начале устранения Телущенко. Около 12 часов дня на сотовый телефон Захарина поступил ещё один звонок о том, что Телущенко едет в сторону проспекта Жукова. Они на машине поехали ему навстречу и допустили столкновение с машиной Телущенко. В а/м «Тойота-Камри» они сидели в таком расположении: за рулём был Баженов, на переднем пассажирском сиденье был Зырянов, за Зыряновым сидел Клабук, за Баженовым сзади сидел Захарин. При столкновении машин Зырянов и Клабук открыли окна на дверях и из автоматов стали стрелять по а/м «Тойота-Марк-2». После окончания стрельбы они отъехали к ул. Байкальской и во дворах жилых домой бросили машину с автоматами. Маски они забрали с собой. Потом они поймали такси и уехали по домам, а вечером встретились и «отметили дело». Где они брали автоматы, Захарин не говорил. Убийство Телущенко они совершили, как я понял, из-за неприязненных отношений, хотя я могу ошибаться».
Минюст анонсировал старт пилотного проекта, в рамках которого откроют исправительные учреждения. В них планируется совместить колонии и СИЗО.
Самое интересное, а заодно и загадочное заключается в том, что всё это свидетелю Фёдорову как на духу рассказал сам подозреваемый Захарин — прямо в камере следственного изолятора. А свидетель Фёдоров взял и «вложил» своего сокамерника начальству СИЗО. Нет, в жизни, конечно, случается всякое: захотел преступник облегчить душу, посоветоваться, взял и рассказал подробненько свою историю товарищу по несчастью — одна камера, общая беда... Верится с трудом, но ладно. Вот только на самом деле ничего нового свидетель Фёдоров не поведал.
Автоматы и машину — и нападавших, и убитого — милиция обнаружила на месте происшествия; чтобы узнать про это, свидетеля Фёдорова вызывать и опрашивать вовсе не обязательно. О том, что киллеры были в синих комбинезонах, правоохранительные органы знали тоже без Фёдорова: события разворачивались возле автобусной остановки, народу там было достаточно. Наконец, то, что убитый Телущенко выехал из микрорайона Солнечный, милиции удалось установить ещё в сентябре путём опросов друзей и знакомых погибшего. Что же такого особенного, нового рассказал Фёдоров, чего по состоянию на 23 октября 2003 года не знала иркутская милиция? Только одного — фамилий преступников. И Фёдоров их назвал: Зырянов, Баженов, Клабук и Захарин. Ещё, для полноты картины, Фёдоров уточнил, как сидели киллеры и что, бросив оружие в другом районе, они уехали на такси. Так в деле № 2301 об убийстве 5 сентября 2003 года гражданина Телущенко появилась первая официальная бумага с указанием имён и фамилий злоумышленников. Так дело получило существенный толчок. На Байкальской запахло раскрытием, победными рапортами и т.д., и т.п.
Призрак камеры № 139
Но кто же такой этот знаток человеческих душ, которому в один момент, как на исповеди, открылся злодей и убийца Захарин? Здесь-то и начинается настоящая интрига. Дело в том, что в иркутском СИЗО-1, куда прямо из УБОПа доставили Михаила Захарина, в период с 16 до 23 октября, то есть до дня допроса самого важного свидетеля, подозреваемый содержался всего в трёх камерах. Сначала, 16 октября, в камере № 113. Потом, утром 17 октября, в камере № 41, причём всего три часа. После этого, в обед, Захарина перевели в камеру № 139, в которой он и пробыл до 20—21 октября, пока не вскрыл себе вены обломком одноразового лезвия.
И где же находился ценный свидетель Фёдоров в эти дни? А нигде. Ни в одной из камер заключённого по фамилии Фёдоров Николай Петрович не зафиксировано. Нет его ни в журнале перемещения следственно-арестованных, не было ни среди этапников, попадающих в СИЗО по пути на зоны, не проживает такой и в доме 8 на Партизанской улице, как указано в протоколе. Словом, крайне загадочная личность этот Фёдоров — фантом, призрак, существо бестелесное.
Так с кем же беседовал следователь Орлов 23 октября 2003 года? Кто поведал ему о тайнах Михаила Захарина? И что же произошло в камере № 139 такого, что подозреваемый порезал себе вены? «После того как я уже просидел в СИЗО 5 дней, находясь в камере № 139, я попытался повредить вену — точнее, порезал на левой руке бритвой от одноразового станка, который я сломал, — объясняет сам Захарин. — Это я сделал в связи с конфликтом со своими сокамерниками для того, чтобы меня перевели в другою камеру. Меня перевели в 135-ю камеру».
Если предположить, что в 113-й в первый день после возвращения из УБОПа Захарину было явно не до разговоров, а в 41-й камере он находился всего три часа, то задушевное общение с приятелем Фёдоровым у Захарина могло состояться только в камере 139. В промежуток между 17 и 21 октября 2003 года в камере 139 кроме Михаила Захарина находились всего два человека. Один нам неизвестен, некий Анатолий Чуринов. Личность же второго куда более интересна — это Сергей Ефремов, в преступном мире у него кличка Нацист. Тот самый Ефремов, о котором мы рассказывали в мае 2004 года, предполагая, что именно он имел непосредственное отношение к смерти в феврале следующего, 2004 года в 194-й камере одного из подозреваемых по делу Телущенко — Павла Баженова.
Американский турист, в личности которого усомнились во время прохождения паспортного контроля в аэропорту, посчитал свой визит в Россию «самым страшным днем в жизни» и рассказал об этом в интернете.
Вот как Захарин описывает отношения с сокамерниками за эти пять дней:
«Там находилось два человека, один из них был Ефремов Сергей. Он сразу сказал мне, что я должен рассказать ему и признаться в преступлениях, в которых подозреваюсь. На протяжении целого дня он угрожал мне избиением и заставлял меня написать чистосердечное признание. Вечером он дал мне листок бумаги и ручку, сказав, чтобы я написал всё и во всём признался. Я отказался, тогда он взял полотенце и попытался меня придушить, но у него ничего не получилось, так как я оказал сопротивление ему. На протяжении 5 дней он оказывал на меня моральное и психологическое давление, не давая есть, спать, оскорблял меня и угрожал физической расправой. 20 октября я не выдержал и попытался покончить жизнь самоубийством, вскрыв себе вены лезвием от бритвы. Меня перевели в камеру 135.
Сокамерники перевязали мне руку, я поел и поспал. Через полчаса ко мне опять заводят этого Ефремова и ещё его сокамерника по имени Толя. Ефремов сказал, что я никуда от него не денусь и попросил перчатки у Анатолия. Я понял, что меня сейчас будут избивать. Завязалась драка, у меня открылась рана, потекла кровь. Ефремов избивал меня, я, как мог, защищался. Через минуты три-четыре открыли дверь два дежурных, избиение остановилось, я истекал кровью. Ефремов сказал дежурным «всё в порядке» и что он скоро закончит».
Оставим на потом странное на первый взгляд требование одного заключённого другому написать чистосердечное признание. Пока же перед нами снова дилемма: или же показания Фёдорова не более чем чья-то выдумка, или же в уста таинственного Фёдорова текст его показаний просто вложили, опираясь на общеизвестные факты убийства Телущенко. Ведь допрос пока единственного свидетеля по делу расстрела на проспекте Жукова, напомню, проводился в помещении следственного изолятора. Это могло означать только одно: сведения, которые сообщил на допросе Фёдоров, он получил или от Захарина, или от милиции.
Цена слова
При этом до Фёдорова в деле Телущенко были лишь протоколы осмотра места происшествия, опросы свидетелей на улице, информация о личности самого Телущенко и его знакомствах. После этого допроса для следователей ОРЗУ ОРЧ-1 и прокуратуры стало понятно, как из стопроцентного «висяка» сделать конфетку. Как на шампур уголовного дела нанизать кусочки мяса улик и доказательств. Только Захарин категоричен: как ни душил его Ефремов, как ни избивал, никаких признаний он не добился. Так откуда же свидетель мог узнать о рассадке киллеров в машине? Да, например, от того же следователя Орлова. Ведь если предположить, что Захарин не врёт и в камере он никому и ничего не рассказывал, то, кроме как от следователя, такие подробности заключённому узнать больше было просто не от кого.
Ну а если же все эти попытки самоубийства, заявления Захарина об агрессивности сокамерника лишь плод воображения преступника, один из способов уйти от ответственности? Иными словами, если Захарин лжёт и он и правда в порыве искренности взял и выложил Ефремову всё, как на духу? Тогда, приняв эту информацию, следователь Орлов был обязан её проверить. Хотя бы те подробности, которые на 23 октября следствию ещё известны не были. Этих подробностей всего две: то, в каком порядке в машине сидели киллеры перед нападением, и то, как они покинули место преступления и затерялись в городе.
Понятно, что рассадка убийц в машине следствию особо не в помощь. А вот про такси, на котором вроде как уехали бандиты, уже интереснее. Тут следствию есть где развернуться, ведь приложи к показаниям инженера человеческих душ Фёдорова показания таксиста, чьей машиной воспользовались преступники, проведи очные ставки и опознания всё той же четвёрки — и всё, ей не отпереться. Но почему-то ничего из этого сделано не было: во всяком случае, в деле нет ни строчки о предпринятых усилиях по поиску таксиста. Зато в уголовном деле появились показания Фёдорова. Он утверждает, что убили Телущенко именно Клабук, Захарин, Зырянов и Баженов. И эта бумага находит своё место в деле. Банальные угонщики, вина которых, кстати, судом ещё не доказана, на глазах становятся убийцами, хорошо вооружёнными и организованными. Ценой всего одного свидетельского показания?
Так кто же такой Фёдоров и какова цена его показаний?
Об этом читайте в следующем номере
- *
- Петров Николай Владимирович внесен Минюстом в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента
