Киношная жизнь Николая Бурляева началась очень рано. 11-летним мальчиком он пробовался на роль в советско-болгарском фильме «Урок истории», а в 13 снялся в ленте Кончаловского «Мальчик и голубь». Эта картина — грустная и поэтическая — на Международном фестивале детского кино в Венеции завоевала «Бронзового льва». Ныне Бурляев — генеральный директор киноцентра «Русский фильм», президент Международного кинофестиваля славянских и православных народов «Золотой витязь».
– Судя по фотографии над рабочим столом, у вас... один, два, три четыре, пятеро детей?
— Да, пятеро, старшему сыну 29 лет, он рядом со мной работает артдиректором фестиваля «Золотой витязь», Иван — композитор; Маше 18 лет, окончила гимназию, Георгию — 15, Илие — 12, Дашеньке — 9.
— Ну, ладно, оставим личное для мемуаров. Давайте поговорим о событиях почти 20-летней давности, когда вы сыграли роль Лермонтова в фильме, который сами снимали. Я вспоминаю один из вечеров осени 1987 года. Вы в мастерской Ильи Глазунова вместе с писателем Владимиром Солоухиным горячо обсуждали картину. Как я понимаю, она по сей день является вашей болью и гордостью.
— Да, это так. Судилище, устроенное над фильмом моими же коллегами и друзьями в разгар перестроечной эпохи, удивляет меня и сегодня. После него лента практически не шла на экранах. Я думаю, это действовало чьё-то негласное инквизиторское указание. Чего мне только не вменяли в вину! И это в присутствии Михаила Горбачёва, Андрея Громыко, Николая Рыжкова. 70(!) ораторов буквально наслаждались кликушеством в атмосфере тогдашней вседозволенности. Мне неудобно проводить параллели, но нечто подобное испытывали, по-видимому, Шостакович и Зощенко, Ахматова и Пастернак, когда на них навалилась вся государственная идеологическая машина, чтобы уничтожить их и смести с лица земли.
— А в чём вас обвиняли?
— Я вам процитирую протокол того заседания. Так сказать, прямую речь моих «заклятых» оппонентов. Вот что писал критик Андрей Плахов: «...автором сценария, режиссёром и исполнителем главной роли является Николай Бурляев, высокомерно уверяющий, что своей целью он ставил правдивое воплощение образа Лермонтова, утверждение высоких духовных идеалов. Но, по-моему, ничего общего с подлинным образом Лермонтова этот фильм не имеет... Здесь просто беспрецедентный непрофессионализм».
Мнение Михаила Козакова: «В титрах картины благодарность в адрес Андроникова, но его дочь говорила мне, что Ираклий Луарсабович сценария не читал».
Сергей Соловьёв отозвался так: «Николай Бурляев — мой старый товарищ. Коля говорил о слезах зрителей, посмотревших фильм. А я плакал от чувства обиды от бестактности режиссёра. Выход картины к массовому зрителю невозможен. И я надеюсь, что Совэкспортфильм не станет продавать ленту за рубеж, не будет торговать «русскими берёзками». Я хочу, чтобы мы отнеслись к картине как к общей нашей драме».
— Как вы думаете, почему на вас так яростно набросились?
— Причин несколько. Мой сценарий был отобран из ряда других материалов о Лермонтове, и, видимо, это многих задело. Я до сих пор считаю, что создал действительно русский фильм, а в те годы на фоне перестраивавшегося общественного бытия страна сближалась с Западом и тема патриотизма, православия была не в моде. Ещё многим показалось, что в фильме проскальзывала запретная тогда тема масонства. Дескать я намекаю, что Лермонтова и Пушкина убили массоны.
— В общем, натерпелись вы гонений и запретов...
Официальный представитель Кремля Дмитрий Песков высказался по поводу недавних слов спикера Госдумы Вячеслава Володина, который заявил, что вернувшимся в Россию релокантам «обеспечат Магадан».
— Да, начались они с безобидного фильма о любви подростков «Мальчик и девочка» по сценарию Веры Пановой. А после картины «Игрок», где я представлен в образе Алексея Ивановича, кто-то в Госкино решил, что я — актёр несоветский.
— И что?
— Ничего. Просто потом меня пять лет не снимали. Были проблемы и с «Пошехонской стариной», и, хотя этот фильм хорошо приняли на европейских фестивалях, для меня, как режиссёра, дорога была закрыта на целое десятилетие.
— Николай Петров*ич, этим нашим разговором мы делаем «Лермонтову» хорошую рекламу. Где при случае можно посмотреть ваш скандально нашумевший фильм?
— Для этого надо поехать в Варшаву или в какую-то другую страну, где нынче лента идёт с большим успехом.
— Кстати, о других странах. Я слышал, что вы в Югославии часто бываете со своими фестивалями? До искусства ли им сегодня?
— Вы правы, миллионам обездоленных людей, нашим братьям по крови, сегодня действительно не до красот жизни.
— Как вы отнеслись к смерти Милошевича?
— Новый мировой порядок убил одного из крупнейших политиков наших дней.
— А куда делся Радован Караджич, которого ждёт международный трибунал? Вы не встречались с ним?
— Встречался, когда он был президентом Республики Сербской. Это однозначно народный герой, культурнейшая личность, поэт, писатель. Я помню его глаза, полные печали и боли за собственную страну.
— Но ведь ему инкриминируют геноцид, участие в кровавых акциях?
— Ох, не тому дело шьют. Шить надо Америке, НАТО, ибо их бомбардировки разрушили страну. А после «урановых налётов» там резко возросла смертность от рака. Здоровых людей остались единицы...
— Николай Петрович, сейчас Великий пост, и я вижу, что вы его соблюдаете. Скажите, что приблизило вас к православию, к религии?
— Люди, с которыми я рос и общался, были православными: бабушка, мать. А когда я познакомился с Андреем Тарковским, он ещё более заставил меня задуматься о Боге, о России. Христианами были и Сергей Бондарчук, и мой педагог по театру прекрасный артист Николай Мордвинов.
— А был ли такой момент, когда вы почувствовали, что Бог есть, что вы не один в этом мироздании?
— Я «понял» это уже при рождении. Ведь мы все приходим к ощущению того, что есть душа, есть тайна. В период от революции до перестройки Господь был под запретом, но всё равно многие русские люди ощущали свою православность. Скажем, Фёдор Шаляпин, Сергей Лемешев, Иван Козловский...
— Я вижу, над вашим столом висит грамота с христианскими заповедями. Вы и впрямь не курите, не пьёте, не богохульствуете?
— Да. Но иногда, увы, ругаюсь. Мои предки — запорожские казаки. Свою горячесть они передали и мне. Вот и выходит, что я, когда выхожу из себя, могу припечатать крепким словцом. Здесь я грешен.
— Ну, а как насчёт расслабления через винцо или пиво?
— Да не пьющий я, лет уже 18 не пью. Однажды в Сербии знакомый батюшка мне вдруг говорит: «Ну, что ж вы так строго-то, красненького-то выпейте чуточек». Я попробовал, потом не сдержался и на беленькое, потом гляжу, ракию мне наливают... И я, грешен, отдал какое-то время этой слабости. И при этом однажды друг мне и говорит, что у меня животик появился, поправляться я начал. Я малость испугался и всё это бросил...
— Я вот прочитал в одной газете, что Владимира Высоцкого в Америке пристрастили аж к наркотикам. А ведь ходили слухи, что он злоупотреблял алкоголем. Порок к пороку?
— Я с Володей дружил с давних лет и ничего подобного в нём не ощущал, не видел его перепившим. Когда мы с ним пробовались на «Иваново детство», а это было в августе 61-го, дело было в саду «Эрмитаж», Володя мне говорит: «Пойдём в кафе». Пришли. Высоцкий купил бутылку шампанского и наполнил мне бокал. «Пей», — говорит. Я выпил. Это был мой первый бокал шампанского в жизни. И я был горд, потому что мне показалось, что я уже взрослый.
— Скажите, образ Бориски, которого вы сыграли в «Андрее Рублёве», наверное, сделал вас, ещё юного, не окрепшего душой и телом, человечным и добрым?
— То, что надо жить по-доброму и честно, я понимал ещё с детства. Поэтому подобного влияния не было.
— А что вы сегодня скажете о Сергее Бондарчуке, который был вам не только духовно, но и родственно близок?
— Фигура Бондарчука бесспорна — это гений. Уровень его таланта — шаляпинский. Его мастерство в актёрстве, режиссуре, драматургии поразительно. Сергея Фёдоровича ещё оценят. Фильмы мастера и сегодня влияют на сердце и разум. Потерю Бондарчука мы уже ощутили, а замены ему нет.
— Я слышал, что вы пробовали сыграть Пушкина?
— Не совсем так. Я сам собираюсь поставить фильм о великом русском поэте и хочу его сыграть. Гримёры и визажисты со мной так поработали, что я превратился в вылитого Пушкина!
— Напоследок хочу вернуться к началу нашего разговора. Одна из библейских заповедей гласит, что врагов своих надо прощать. Подаёте ли вы нынче руку Сергею Соловьёву и тем, кто предал вас?
— Лермонтов говорил: «Я люблю врагов, но не по-христиански». Вот и моя беда в том, что я тоже их жалею, но жалею не по-христиански. Обида всё равно осталась.
- *
- Петров Николай Владимирович внесен Минюстом в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента
