Версия // Культура // Андрей Звягинцев: Стараюсь свои истории не выводить в рациональный план

Андрей Звягинцев: Стараюсь свои истории не выводить в рациональный план

2188
lori.ru
В разделе

Его фильмы причиняют почти осязаемую боль и напоминают научные опыты естествоиспытателя, а не художественные работы. Он, словно врач, ставит диагноз своим героям. Стоит ли удивляться, когда сегодня режиссёр Звягинцев декларирует: «Моя позиция – это позиция объективного наблюдателя. Ведь что есть чувства? Эмоциональный всплеск, не более. Лишь когда человек совершает поступок, он декларирует самого себя». В его фильмах нет положительных и отрицательных персонажей. Есть люди. И всё.

– Я не учитель и не воспитатель. Имею дело с человеком, который уже воспитан.

Зачастую невозможно оценить человека, чтобы не скатиться в расстановку «плохой», «хороший», «злой». Нужно сохранять дистанцию, просто объективный взгляд на факт – как в документальном кино, надо не транслировать своё отношение к персонажу, а просто наблюдать за ним.

– После таких слов становится понятно, что у вас какие-то особенные актёры.

– Если что-то не живёт в актёре, то добиться того, что тебе нужно, практически невозможно. Я сам человек театральный и знаю, что театральный организм собирается достаточно долго. У меня другой подход. Нужно вокруг себя создать группу единомышленников и с ними начинать работу. В кино, в отличие от театра, нет возможности репетировать – ты имеешь дело с тем, что есть, поэтому я очень детально во время кастинга ищу актёров. Мы встречаемся, долго разговариваем, никогда не бывает слишком сложных заданий. Актёр должен быть самим собой в данной ситуации.

– Прозвучала реплика «я человек театральный». Расскажите о своих университетах.

– Я дважды оканчивал театральное отделение. Первый раз – в Новосибирске и уже во время учёбы играл роли в спектаклях театра «Глобус». А в 1990 году я окончил то же отделение в ГИТИСе. К тому времени в театре уже успел разочароваться, видя, какой кризис он переживает. Всё, на что он был в то время способен, – заискивание перед публикой, жажда хоть как-то заманить её. Ни о каком высоком служении искусству речи не было, со всех сторон лилась патока антрепризная. За полгода до окончания ГИТИСа я устроился работать дворником. Три года, до 93-го, занимался только одним: «подворничав» с утра, шёл в Музей кино, смотрел фильмы и мечтал о фильмах. Отмечу: мне в то время уже было за 30, поэтому я мечтал хоть о каком-нибудь своём творческом воплощении.

В то время я жил (как дворник. – Ред.) в дворянском доме 1825 года постройки, практически напротив ГИТИСа. В квартире стоял большой стол, там проходили чаепития с моими друзьями и велись разговоры о прекрасном, высоком, об искусстве. Я только за это пространство и держался, потому что работать дворником зимой в центре Москвы – это ад, это очень трудно, нужно долбить лёд до асфальта.

А потом меня из этой квартиры попросили. В первый же вечер, когда я съехал, ночевал в детском саду, где подрабатывал ночным сторожем. Поняв, что дела мои плохи, позвонил своему другу, удачливому в то время оператору, и попросил его подкинуть мне какую-нибудь работу. Хоть режиссёрского опыта у меня не было, его азы я начал изучать на практике, делая рекламу, а затем короткометражные фильмы для РЕН ТВ. И исправно продолжал ходить в Дом кино, как на работу, и смотрел там все лучшие фильмы. Посмотрел много, но поворотным пунктом в моей судьбе стало «Приключение» Антониони. Именно этот фильм и поставил меня с головы на ноги.

По теме

(Ему и в голову тогда не приходило, что много лет спустя великий Бергман назовёт его фильм «Возвращение» одной из лучших картин. – Ред.).

– Вы не боитесь не оправдать ожиданий зрителей?

– У нашего кино подмоченная репутация. Отечественный зритель сегодня предпочитает телемувики. А всё потому, что затраты на их создание в России дешевле, чем приобретение лицензионного продукта. Если ты смотришь на кинопроцесс как на бизнес, ты заинтересован в том, чтобы снять подешевле. А это значит, что, если художник говорит о своих потребностях, ему отвечают: «Исходи из этого». Так и дух человеческий принижается. Нельзя, будучи стеснённым в средствах, создавать прекрасные холсты. Нужно, чтобы был хоть какой-то воздух. Признаюсь, мне сейчас страшновато. Не знаю уж, чего от меня ждут, но будет то, что будет. А без кино я жить не могу.

– Если всё упирается в деньги...

– Вот Хлебников, например, снял сейчас фильм – своего рода ответ сложившейся ситуации за 150 тыс. долларов. Все участники этого проекта, отказавшись от первоначальных денег, собрались получать дивиденды с проката и просто вложили в проект свою кровь. Что с этим будет? Кто-то из друзей помог и дал для съёмок ресторан, подсобрали, сузили замысел, но сделали. Молодые люди снимают кино на фотоаппараты. Думаю, будущее, конечно, есть. И всё это будет, но ощущение, конечно, печальное. Для того, чтобы делать качественные вещи, необходимо время. А время – это деньги.

Для того, чтобы у нас запустить фильм, нужен год подготовки. А запустив, есть масса других сложностей, о которых все наслышаны. Мы все знаем истории, которые часто рассказывают на съёмках картин. «Если солнца нет, то съёмок не будет. Все отдыхают, актёры расходятся по номерам, учат роли, готовятся. И это плохо. А американцы гордятся тем, что снимают фильмы за шесть-восемь недель. Но у них другие деньги. Тот же Александр Роднянский* (продюсер фильма Звягинцева «Елена». – Ред.). Работая с первым его американским проектом, он и сам был поражён, и меня тем более сразил фактом, что буквально по написании сценария, через пару месяцев, они вошли в съёмочный период, за это время успев подготовить всю историю 1969 года! У нас нужно столько крови положить, чтобы создать всю фактуру. А там масса профессионалов, которые сразу несколько предложений по мебели, фактурам, картинам, обоям... только выбирай. Так работает индустрия!

А у нас… Приведу пример со съёмок фильма «Изгнание». За полгода до начала процесса мы в Молдавии заказали 40 метров рельсов. Когда приехали на съёмки, оказалось, что наш заказ не выполнен. Рельсы, которые нам привезли, 18 метров одной марки, а 22 метра – другой. Вместе их свести невозможно. Чтобы как-то продолжить съёмки, приходилось перетаскивать рельсы. Именно по такой причине ритм этого эпизода, выверенный ранее, был поломан, актёры двигались медленнее. Причём на съёмочной площадке с этим смирились, а в фильме ничего не получилось. Этот эпизод выпадал из фильма, был фальшивым, не подчинённым режиссёрскому ритму.

– Что вы подразумеваете под словосочетанием «режиссёрский ритм»?

– Это как твоё дыхание. Почему ты переводишь взгляд с одного объекта на другой? Объяснить невозможно. Это внутреннее ошущение течения времени.

Мне очень нравится выражение Кортасара: «Слова – это чёрные суки, это предатели». Если прочувствованное пытаешься объяснить словами, ты просто предаёшь. Я стараюсь свои истории не выводить в рациональный план, вербальный. И

– Вы, как художник, чувствуете свою ответственность за своё творчество?

– Смотря перед кем. Есть одна ответственность перед аудиторией, а другая – ответственность художника перед собой. Думаю, что ты просто должен быть честен с самим собой, доверять только своему голосу. Вот это и есть ответственность. Однажды несколько членов отборочной комиссии Каннского фестиваля предложили мне и моему продюсеру Лесневскому убрать кадры с поющими тётками из финала фильма «Изгнание». Мотивация была такой: «История эта универсальная, и в общем-то не важно, где это происходит, и вдруг на последнем плане российские тётки начинают петь». Я спросил у Дмитрия, стоит ли прислушаться к этим рекомендациям, на что он ответил: чует его сердце – если уберём этот хор, то будет нам счастье. Я ему возразил: «А если потом ещё попросят убрать несколько планов? Это же будет не фильм, а уродец. Родила царица в ночь не то сына, не то дочь…» И мы решили всё оставить так, как есть. И более того, оказались правы.

– Был ли в вашей жизни особенно памятный момент?

– В Венеции, получая два главных приза, почувствовал, что родился вновь. Я был рад, когда понял, что то, что я делаю, кому-то нужно. Это был момент тотального счастья, и я, как младенец, вошёл в мир. Я нашёл себя. Не знаю, что будет дальше, но я делаю то, что мне доставляет огромное удовлетворение, невзирая на все тяготы этой профессии. Причём самые большие тяготы, когда ты ждёшь следующего проекта. В процессе работы все эти тяготы – только в радость.

*
Продюсер Александр Роднянский внесен Минюстом в реестр физических лиц, признанных иностранными агентами
Логотип versia.ru
Опубликовано:
Отредактировано: 18.06.2012 15:14
Комментарии 0
Наверх