Офицера царской армии Михаила Муравьёва, как в своё время и его кумира Наполеона, выдвинула в первые ряды революция. Правда, карьера уроженца Костромской губернии оказалась куда более скромной и скоротечной. Его репутация успешного командира была подмочена зверствами, ужаснувшими даже сторонников Муравьёва. А неожиданный мятеж против большевиков полностью провалился, оборвав жизнь бунтовщика в 37 лет.
Мало кто из современников Муравьёва оставил о нём лестные воспоминания. Верховный главнокомандующий советскими войсками Юга России Владимир Антонов-Овсеенко, под началом которого Михаил Артемьевич служил в начале 1918 года, характеризовал подчинённого как «смелого авантюриста», но «слабого политика». Будущий маршал Михаил Тухачевский выражал по отношению к тёзке ещё больший скептицизм: «Мысль «сделаться Наполеоном» преследовала его, и это определённо сквозило во всех его манерах, разговорах и поступках. Обстановки он не умел оценить. Его задачи бывали совершенно не жизненны. Управлять он не умел. Чтобы снискать к себе любовь красноармейцев, он им безнаказанно разрешал грабить, применял самую бесстыдную демагогию и проч. Был чрезвычайно жесток. В общем, способности Муравьёва во много раз уступали масштабу его притязаний».
Настоящий подполковник
Долгое время Михаилу Муравьёву сопутствовало везение. В 1898 году 18-летнему выходцу из крестьянской семьи удалось, что было редкостью, поступить в юнкерское училище. Через два года он был выпущен в чине подпрапорщика и зачислен в пехотный полк. Участвовал в Русско-японской войне, потом женился на дочери полкового командира. К началу Первой мировой являлся капитаном, но на её фронтах не успел отличиться, поскольку почти сразу получил серьёзное ранение.
Во время Февральской революции Муравьёв обучал пехотинцев в Одесской школе подготовки прапорщиков. Узнав о перевороте, устремился в Петроград, где развил бурную деятельность по вербовке добровольцев и формированию ударных батальонов. Оценив энергичность пришлого офицера, военный и морской министр Александр Керенский назначил его начальником охраны Временного правительства.
В сентябре Муравьёва произвели в подполковники. Но к тому времени он уже исповедовал другие идеалы, поскольку примкнул к партии левых эсеров. Вскоре Муравьёв успел примелькаться и большевикам. «Я увидел его впервые в приёмной ЦК нашей партии в предоктябрьские дни, – вспоминал Антонов-Овсеенко. – Он проходил своей энергичной походкой в кабинет, и т. Свердлов шепнул мне немного сконфуженно: «Вот эсер, офицер, предлагает свои услуги. Не знаю, что с ним делать, можно ли доверять». Другой раз Свердлов говорил мне: «Муравьёв догадывается о наших приготовлениях и не верит в успех. По его мнению, войска Временного правительства малочисленны, но гораздо боеспособнее наших и гораздо более стойки».
Когда большевики всё же победили, сомнения насчёт Муравьёва у них отпали. Подполковнику доверили разобраться с винными бунтами в Петрограде. Тот взялся за дело и показал, что готов решать задачи решительно: содержимое бочек из винных подвалов оказалось в канализации, а мародёров разогнали выстрелами. Наградой организатору усмирения стала должность начальника Петроградского военного округа, а также вручённые ему чрезвычайные полномочия.
Против Рады и Румынии
В декабре 1917 года Муравьёва привлекли к созданию Южного революционного фронта по борьбе с контрреволюцией. Целью большевиков была Центральная рада – руководящий орган Украины, образованный в Киеве сразу после Февральской революции. Октябрьскую революцию Рада не признала, провозгласив в ноябре создание Украинской Народной Республики. В ответ большевики созвали в Харькове Первый съезд советов Украины, на котором объявили о создании Украинской Социалистической Советской Республики. Украинскую советскую армию возглавил Антонов-Овсеенко. Начальником своего штаба он назначил Муравьёва.
В ночь на 24 февраля сотрудники полиции сняли с рейса «Победы» в аэропорту Шереметьево пассажира, находившегося в состоянии сильного алкогольного опьянения. Мужчина приставал к бортпроводнице и оскорблял ее.
«Муравьёв жил всегда в чаду и действовал всегда самозабвенно, – писал позднее Антонов-Овсеенко. – В этой его горячности была его главная притягательная сила, а сила притяжения к нему со стороны солдатской массы несомненно была. Честолюбие было его подлинной натурой. Он искренне верил в свою провиденциальность, нимало не сомневался в своём влиянии на окружающих, и в этом отсутствии сомнения в себе была вторая его сила».
Будучи уверен в том, что его назначенец справится с поставленной задачей, Антонов-Овсеенко передал Муравьёву командование войсками, действовавшими на Украине, а сам отправился на Дон сражаться с отрядами казачьего атамана Алексея Каледина. Муравьёв начал действовать методом «эшелонной войны», посадив свою армию на поезда. В условиях отсутствия сплошных линий фронта эта тактика работала безотказно – по пути в Киев красные с минимальными потерями громили отряды Центральной рады.
26 января 1918 года Муравьёв подошёл к Киеву и беспощадным натиском взял город. После чего направил Ленину донесение по прямому проводу: «Сообщаю, дорогой Владимир Ильич, что порядок в Киеве восстановлен, революционная власть в лице Народного Секретариата, прибывшего из Харькова Совета рабочих и крестьянских депутатов и Военно-Революционного Комитета работает энергично. Как население, так и учреждения, все охотно идут к нам навстречу, о саботаже нет и речи».
Муравьёв умолчал, какими средствами он добился подобной картины, лишь вскользь обмолвившись, что «конечно, тут сыграла роль моя тяжёлая артиллерия». На самом деле уже после окончания штурма полностью занявшие Киев войска учинили массовые расстрелы мирного населения. Делалось это с поощрения Муравьёва, не испытывавшего сострадания к заведомой «контре». А на то, что озверевшими красногвардейцами руководила элементарная жажда наживы, командующий закрывал глаза. Мародёрство продолжалось, пока правительство УССР само не обратилось в Москву с просьбой отозвать Муравьёва.
14 февраля Михаила Артемьевича назначили командующим Румынским фронтом. К тому времени почти захватившие Бессарабию румынские войска уже двигались в сторону Одессы, где месяцем ранее была образована Одесская Советская Республика. Действия Муравьёва увенчались успехом и на этом направлении – уже в начале марта противник предложил переговоры, после чего был заключён мир.
От ареста до мятежа
1 апреля Муравьёв вернулся в Москву триумфатором, но уже через две недели был арестован. Председатель ВЧК Дзержинский объяснил это так: «О Муравьёве комиссия наша неоднократно получала сведения как о вредном Советской власти командующем. Обвинения сводились к тому, что худший враг наш не мог бы нам столько вреда принести, сколько он принёс своими кошмарными расправами, расстрелами, самодурством, предоставлением солдатам права грабежа городов и сёл. Всё это он проделывал от имени нашей Советской власти, восстанавливая против нас всё население. Грабежи и насилия – это была его сознательная военная тактика, которая, давая нам мимолётный успех, несла в результате поражение и позор». Кроме того, «железный Феликс» сослался на показания некоего анархиста, сообщившего, «что он видел корреспонденцию Муравьёва, относящуюся ко времени после Октябрьской революции, уличающую его как монархиста и провокатора».
Впрочем, затем Муравьёва отпустили. Как свидетельствовал Антонов-Овсеенко, «под поручительство 13 видных членов партии, в том числе и моё». В середине июня освобождённый подполковник был назначен командующим Восточным фронтом, образованным после восстания добровольческого Чехословацкого корпуса в Поволжье и Сибири. Однако о времени, проведённом в камере, Муравьёв не забыл. Менее чем через месяц он оставил штаб фронта в Казани и прибыл в Симбирск. Там он арестовал большевистскую верхушку, завладел телеграфом – и объявил войну Германии, мир с которой Ленин подписал ещё в марте. Советское правительство тут же провозгласило мятежника изменником и врагом народа. «Всякий честный гражданин обязан его застрелить на месте», – говорилось в официальном сообщении.
Восстание сумел оперативно подавить Юозас Варейкис – председатель Симбирского губкома РКП (б). В здании, где располагался губком, укрылись латышские стрелки. Когда Муравьёв со своими людьми пришёл, чтобы требовать передачи власти, его участь уже была решена. «На выходе из комнаты Губисполкома Муравьёв был окружён коммунистической дружиной и после двух выстрелов с его стороны тут же расстрелян», – телеграфировал 11 июля в Москву комиссар 1-й армии Восточного фронта Валериан Куйбышев. Однако в обнародованном вскоре правительственном сообщении «Об измене Муравьёва» почему-то сочли нужным заявить, что мятежник «покончил с собой».
