Долгожданное событие в мире нашей современной литературы — выход романа Юрия Полякова «Грибной царь». Юрий Михайлович писал его пять лет. Немалый срок, особенно учитывая, с какой скоростью штампуют книги модные ныне писатели. И вот наконец его можно поздравить. Ведь трудно быть одновременно и писателем, и драматургом, и главным редактором «Литературной газеты», а также членом президентского совета по культуре, мужем, отцом и дедом... Однако ему всё это удаётся, причём качественно. И кто после этого скажет, что мужчины не могут заниматься несколькими делами одновременно? Поляков опровергает этот закон своим образом жизни. А уж как ему это удаётся, мы решили спросить у него самого.
– Юрий Михайлович, и какие у вас ощущения в связи с выходом книги?
— Ощущения хорошие. Но надо вам сказать, у поэтов жизнь лучше. Когда я был поэтом, я писал стихи в автобусе, в метро, просто гуляя... У меня даже было ироническое стихотворение, которое заканчивалось строчками: «Прикрепят, быть может, к автобусу 148 табличку «Здесь жил и работал поэт Поляков». Проза же требует ежедневной работы. Поэтому приходится вставать утром, садиться за письменный стол и часов пять писать. Я вообще не понимаю тех прозаиков, которые пишут по нескольку романов в год. Это же не литература, а какой-то вид индивидуально-словесной деятельности, не имеющий к литературе никакого отношения.
— Тогда ясно, почему вы писали «Грибного царя» целых пять лет.
— Правда, с перерывами. Я только-только начал роман, и мне выпала судьба возглавить «Литературную газету». Это меня сильно выбило из колеи. Потом я прерывался и писал повесть «Возвращение блудного мужа», а потом писал пьесу для Театра сатиры «Хомо эректус». Затем отвлекался на экранизацию романа «Замыслил я побег» — это первый роман из трилогии, в которую входят ещё повесть «Возвращение блудного мужа» и роман «Грибной царь». Потом была бурная история с экранизацией романа «Козлёнок в молоке», который недавно вышел на ТВЦ. Первый и второй каналы сказали, что эту сатиру на либеральные ценности никогда показывать не будут. Так и получилось — пять лет.
— Как вообще вы начали писать?
— Сначала писал стихи, как всякий нормальный литератор. Это правильно, потому что, если прозаик в молодости не был поэтом, проза у него будет малохудожественная. Поэзия учит бережно относиться к слову. Потом я ушёл в армию. И, будучи романтичным советским юношей, столкнулся с суровой реальностью. Правда, теперь, с возрастом, я понимаю, что она была не такая уж и суровая. В кино тебе показывают одно, а приходишь и сталкиваешься с жёсткой жизнью, к которой ты не привык. Это вызвало шок. И я решил, что, когда приду из армии, напишу о том, что я там увидел. И в 1980 году написал повесть «Сто дней до приказа». Все журналы, конечно, отказались её печатать...
До армии я работал в школе учителем, но после армии меня туда обратно не взяли. Но меня пригласили работать в райком комсомола. Там я проработал год, а потом в 1981 году написал повесть «ЧП районного масштаба» под впечатлением работы аппарата, замкнутого целиком на себе и забывшего, зачем его создали. Её тоже никто не печатал. А я написал ещё одну повесть, о школе — «Работа над ошибками». И её напечатали. А потом даже экранизировали и поставили по ней спектакль.
Вот эти три мои первые повести и сделали меня, без ложной скромности, знаменитым.
— А как вы относитесь к тому, что вас сравнивают с Довлатовым?
— Сравнивают часто. В основном из-за того, что в прозе и у него, и у меня достаточно сильна сатирическая нота. А по жизненной позиции, по сфере социальных интересов мы абсолютно разные люди. Кстати, иронических писателей вообще очень мало.
Глава украинского правительства Денис Шмыгаль заверил, что страна будет готова к тому, чтобы присоединиться к Европейскому союзу, в течение ближайших двух лет.
— Вы современную литературу читаете?
— Читаю, но избирательно. Ведь от одних писателей уже знаешь, чего ожидать, какой смысл читать?! А есть писатели, у которых я читаю всё, что бы у них ни вышло. Распутин, то же самое относилось и к покойному Астафьеву. Слежу за тем, что пишет Тимур Зульфикаров, Юрий Козлов, из питерцев — Павел Крусанов, Валерий Попов. Из москвичей — недавно умерший Вячеслав Дёгтев, Вера Галактионова, Лечутин Владимир, Виктор Пелевин. Кстати, для меня существует две загадки. Почему писатель- постмодернист по фамилии Нечайко придумал себе псевдоним Пелевин? Ведь у него своя фамилия очень красивая. И почему поэт-концептуалист Тимур Запоев стал Тимуром Кибировым? Ведь у него гениальная фамилия для поэта-концептуалиста! Я всегда ему завидовал.
— А почему вы не берёте себе псевдоним?
— Да, у меня фамилия совершенно нейтральная — Поляков... Бывает, когда меня спрашивают: «Вы кто по профессии?» — отвечаю: «Я писатель». — «И как ваша фамилия?» — «Поляков». — «Не слыхал». Вот так, думаю, упираешься рогом, работаешь, а никто не знает... «А что вы написали?» — спрашивают. «Да было пару вещей: «ЧП районного масштаба», «Сто дней до приказа», «Апофигей». — «Так это вы написали?! Как ваша фамилия?» — «Я же говорю — Поляков». Ещё если б у меня было имя какое-нибудь типа Автандил или Дормедонт, а у меня всё — нейтральное.
— А что происходит сейчас в современной литературе?
— В современной молодёжной? Есть тенденции, которые меня огорчают. Во-первых, крайняя литературная неряшливость. Когда человек, не овладев азами литературной работы, начинает писать, как взрослый. Эта ошибка связана с проблемой Интернета. Ведь что такое Интернет? Это черновик, размноженный в миллионах экземпляров. Второй момент — ранний прагматизм, когда молодой писатель пишет не о том, что его волнует на самом деле, а пишет так, чтобы получить литературную премию или известность. Сейчас в моде постмодернизм, такая «чернуха». Но просто по желанию стать Кафкой нельзя.Особенно смешно, когда это начинают делать дети из хороших семей: про бомжей любят писать дети, выросшие в профессорских семьях. А мне, например, об этом писать будет неинтересно, поскольку я вырос в заводском общежитии и видел всё своими глазами. Всё это очень плохо.
— А вы пишете о том, что знаете сами?
— Когда человек опирается на своё мировидение и личный опыт, это всегда интересно. И, когда меня спрашивают: почему все ваши повести и романы всегда становились бестселлерами, я знаю, что ответить: всё очень просто, я никогда не думал о том, что скажет критика, запретят мою повесть или нет, понравится ли она вообще. Главное, что меня лично в этот момент эта тема волновала, и я об этом писал. А поскольку я нормальный человек, с нормальной социальной и прочей ориентацией, то оказалось, что волнует меня, волнует и большинство народа. Если у меня за это болит сердце, меня это тревожит. Это тревожит, как потом выясняется, и моего читателя.
— Вы политикой интересуетесь?
— Знаете, меня политика интересует как писателя. В России писатель всегда был в политике, даже если объявлял, что он вне её. Этим, кстати, мы отличаемся от писателей, проживающих в Америке или Англии. Там совершенно нормальным считается, если писатель пишет про своё, и никому в голову не придёт его рассматривать как политическую фигуру. А у нас это неизбежно. Даже на встречах с читателями более половины вопросов всегда связаны с политикой и судьбами отечества. У нас писатель традиционно внутри политического процесса.
— Вы ведь и публицистикой занимаетесь.
— Да, публицистики у меня много, даже выходили отдельные книги, например «Порнократия», — книга, где собраны мои статьи с 1987 по 2004 годы. Были у меня и публикации, которые имели серьёзные политические последствия. Например, в 1993-м из-за моей статьи «Оппозиция умерла, да здравствует оппозиция!» закрывали «Комсомольскую правду». Ума хватило на следующий день открыть. Тогда это была единственная статья во всей прессе, которая выступала против расстрела Белого дома.
Писатель Захар Прилепин, на которого в субботу было совершено покушение, сообщил, что украинские диверсионные группы охотятся за ним в течение последних шести лет.
И сейчас у меня вышла статья «Зачем вы, мастера культуры?», которая шумно, бурно обсуждается на самых высоких уровнях. Мне и министры звонят, и крупные государственные деятели. «Да, ты дал...» — говорят. А я ничего не дал, просто честно написал, что происходит и что думает по поводу происходящего человек. Опять тот же принцип: я написал о том, что меня волновало, не думая, обидит это кого-то или нет. Там есть и про либеральную интеллигенцию, и про патриотическую. В результате на меня все обиделись. Но это нормально. Я не понимаю писателей, которые совершенно равнодушны к происходящему. Как можно жить в стране и не испытывать настоящей боли за то, что происходит, и не пытаться повлиять на это?
— Вы член президентского совета по культуре. Чем там занимаетесь?
— Советуем, как сделать культуру более эффективной. Теснее её увязать с теми задачами, которые стоят перед государством. Меня включили в этот совет для того, чтоб немножко разбавить либералов. Я же человек консервативных политических взглядов. Моя задача — добиться того, чтоб власть ко всем направлениям нашей культуры относилась с одинаковым вниманием и заботой. То есть, например, есть Сорокин — и пусть он будет, пока не начинает оскорблять общественную нравственность. Но давайте не забывать, что у нас есть ещё и Распутин. А был такой период, что о нём забывали. Когда я пришёл в «Литературную газету», обнаружил, что имя Распутина не упоминалось в газете ни разу в течение 10 лет. Считалось, кто на другой стороне баррикад, не существует.
— Как вы попали в «Литературную газету»?
— Как я понимаю, за свои взгляды. Потому что либеральный курс довёл до того, что «Литературка» оказалась в глубочайшем кризисе. И экономическом, и идейном. Её переставали читать регионы, тираж падал. Акционеры рассудили, что если такая однобокая либеральная идеология заводит в тупик, то нужно пригласить человека с другими взглядами. Этим человеком оказался я. И тираж вырос в три раза. Причём без особых капиталовложений, только за счёт изменения курса газеты.
— Какие у вас литературные планы?
— Сейчас вот сел писать новую пьесу. Пока не знаю, для какого театра... А потом можно будет передохнуть и садиться за новый роман.
— У вас тесные отношения с Театром сатиры...
— Так исторически сложилось. Начиналось с экранизации Кириллом Мозгалевским «Козлёнка в молоке» — у него там друзья, а потом Александр Ширвиндт заказал мне пьесу.
— Кстати, вы ведь в этом фильме даже сыграли...
— Пьяного писателя, страдающего манией величия. Очень типичный персонаж.
— По собственной инициативе снялись?
— Меня спросили, хочу ли я сняться, и тогда я решил, что буду в ЦДЛ изображать пьяного писателя. Это не так трудно было, как может показаться.
— Актёром никогда не хотели стать?
— Нет, что вы!
— Вы вообще в театры ходите?
— В «Современник» хожу, и во МХТ Чехова, и в небольшие театры. Когда я стал всерьёз писать драматургию, обошёл все театры, посмотрел современных авторов. Понял, что я на правильном пути.
— Ваша дочь чем занимается?
— Растит внуков.
— По вашим стопам не пойдёт?
— Нет, слава богу. Она с самого начала сказала, что ей это неинтересно. Да и стихов она никогда не писала... Художественный дар абсолютно не передаётся по наследству.
— Вы внукам собирались написать книжку. Это пока проект?
— Нет, я давно хочу написать сказку. Даже собирал материал, читал наш фольклор. И не оставил желания написать хорошую сказку на материале нашего героического и комического фольклора. Можно ведь написать не менее забавную вещь, чем «Гарри Поттер». Но тут надо поймать интонацию. Надеюсь, что к тому времени, как мои внуки начнут что-то соображать, я напишу. Сейчас внуку год и десять, внучке восемь месяцев.
— В свободное время чем занимаетесь?
— Люблю грибы собирать. Зимой почти каждый день хожу на беговых лыжах, раз уж живу за городом в Переделкине. В последние лет восемь-десять полюбил классическую музыку. Живописью интересуюсь. В своё время готовился в Архитектурно-строительный институт и посещал изостудии, но потом это ушло, а интерес остался. Мой эксклюзив — коллекционирую издания, альбомы, монографии, посвящённые прерафаэлитам. Поспать люблю, а кто не любит?
