Классическая немецкая философия рассматривала историю как диалектическое самораскрытие Мирового духа. Маркс в этого Духа не верил, называл его «метафизическим призраком», но Гегель и Шеллинг относились к своему детищу с истинно религиозным благоговением.
Однако, если Гегель в первую очередь видел в Мировом духе – Философа, то Шеллинг склонялся перед ним как перед Поэтом. Шеллинг ставил художественное творчество выше научного. «Художник вкладывает в свои произведения помимо того, что явно входило в его замысел, словно повинуясь инстинкту, некую бесконечность, в полноте своего раскрытия недоступную ни для какого конечного рассудка». Поэтому «искусству надлежит быть прообразом науки, и наука лишь поспешает за тем, что уже оказалось знакомо искусству». Соответственно, «Роман - есть как бы окончательное прояснение духа».
Но если Художник умнее и глубже Ученого, то может ли их общий Покровитель не являться в первую очередь Поэтом?
«В искусстве мы имеем как документ философии, так и ее единственный извечный и подлинный органон… - писал Шеллинг в 1803 году в «Философии искусства». - Всякий великий поэт призван превратить в нечто целое открывающуюся ему часть мира, и из его материала создать собственную мифологию; мир этот находится в становлении, и современная поэту эпоха может открыть ему лишь часть этого мира; так будет вплоть до той лежащей в неопределенной дали точки, когда Мировой Дух сам закончит им самим задуманную великую поэму и превратит в одновременность последовательную смену явлений нового мира...».
«Для пояснения приведу пример величайшего индивидуума нового мира, - продолжает Шеллинг. - Данте создал себе из варварства и из еще более варварской учености своего времени, из ужасов истории, которые он сам пережил, равно как из материала существующей иерархии собственную мифологию и с нею свою божественную поэму... Так же и Шекспир создал себе собственный круг мифов из исторического материала своей национальной истории... Сервантес создал из материала своего времени историю Дон Кихота, который до настоящего времени, так же как и Санчо Панса, носит черты мифологической личности. Все это вечные мифы. Насколько можно судить о гетевском "Фаусте" по тому фрагменту, который мы имеем, это произведение есть не что иное, как сокровеннейшая, чистейшая сущность нашего века».
Итак, согласно Шеллингу, Мировой дух творит Великую поэму, творит ее в соавторстве с величайшими гениями, «величайшими индивидуумами нового мира». Соответственно, разгадать основную интригу этой творческой драмы, раскрыть сюжет становления Духа, постичь его замысел – значит проникнуть в последнюю тайну бытия. И хотя в приведенных словах Шеллинг, вроде бы, приоткрывает эту тайну, одновременно он также провозглашает, что общий итог подводит не философия, а литература.
«Когда Мировой Дух сам закончит им самим задуманную великую поэму и превратит в одновременность последовательную смену явлений нового мира...», он сделает это в художественной форме, а не в форме умозаключений, к которым прибегал сам Шеллинг.
Иными словами, завершением Великой Поэмы должен явиться не критический очерк, не философское обобщение, а роман, подводящий итог тысячелетнему развитию, роман, который с одной стороны завершал бы общий замысел, выявлял бы цельный сюжет Великой Поэмы, а с другой, наконец, знакомил бы читателя с ее Автором.
Российский пранкер Вован (Владимир Кузнецов) анонсировал выход второй части телефонного разговора с главой Международного олимпийского комитета Томасом Бахом.
В 30-х годах XIX века, Гоголь дважды обращался к Пушкину с просьбой подыскать ему тему к художественному произведению. Именно таким образом появились на свет «Ревизор» и «Мертвые души».
Но, как мы видим, блестящая тема для захватывающего фантастического романа была предложена Шеллингом еще в 1803 году, однако никто из писателей не откликнулся, никто не попытался ее разработать!
Ни Гофман, ни Гоголь, ни Бальзак, ни Достоевский, ни Франс, ни Майнринк не взялись за роман, в котором бы Некий Дух посещал великих литераторов, внушая им идеи, подытоженные в этом Романе! Роман этот при всей своей заманчивости, вроде бы так никем и не был написан.
Что это значит? Неужели Мировой дух лишь привиделся почтенному профессору? Неужели он действительно не более чем метафизический призрак?!
Многое становится на свои места, если предположить, что последняя глава Великой поэмы, знакомящая читателя с ее Автором, была написана Михаилом Булгаковым. Мировой дух, о котором учил Шеллинг, открылся миру в образе Воланда, который прежде чем посетить Москву побывал и у Пилата, и на завтраке у Канта и, конечно же, у всех великих мастеров Слова.
Эту догадку я запечатлел в романе «День Шестой», который тем самым подводит итог Великой Поэмы, служит к ней своего рода эпилогом. Однако интересно, что к теме завершения Великой Поэмы я пришел вовсе не по подсказке Шеллинга. Я обнаружил его слова о «величайших индивидуумах нового мира», о «лежащей в неопределенной дали точке» уже после того, как начал писать роман о Мировом Духе, будучи вдохновленным на то исключительно булгаковским романом!
Есть такое выражение «журналистская удача» - корреспондент случайно оказывается в нужное время в нужном месте и сообщает о событии из первых рук. Я пережил аналогичную авторскую удачу: я ненароком посетил «дом 302-бис по Большой Садовой» в то самое время, - в тот год, месяц и даже число - которые впоследствии расшифровал как код доступа в некую литературную мистификацию, в некую фантастическую религиозную систему.
Опираясь на свои расчеты, я невольно вышел на те имена, которые упоминал Шеллинг; пришел, наконец, и к самому Шеллингу. Только после этого я открыл, наконец, «Философию искусства» и натолкнулся на приведенную выше цитату, как бы призывавшую меня написать то, что я уже и без того начал делать сам по себе! Пароль подтверждения.
Роман «День Шестой» (представляющий собой трилогию, включающую в себя три книги: «1836», «1988» и «2140») был опубликован в 2019 году издательством «Алетейя». Однако пока книга еще оставалась в типографии, я ненароком узнал, что один из моих персонажей, Ева Браун, ставшая женой Гитлера накануне их двойного самоубийства, - была галахической еврейкой!
Как ни странно, но это обстоятельство в такой мере вписывалось в мое литературное исследование, в такой мере являлось «недостающим звеном» его общей концепции, в такой мере характеризовало Мировой Дух как гения иронии, что я сразу понял, что книгу мою придется дорабатывать и переиздавать.
В предлагаемое вниманию читателей второе издание «Дня шестого» я внес несколько важных концептуальных фрагментов, но главное, в книге появилась полностью новая 4-я часть - «1929/1945», в которой обстоятельно исследуется история взаимоотношений Гитлера с Евой Браун и анализируется их религиозный смысл.
Второе издание опубликовано в Ridero.
