После «крымской катастрофы» и согласия Королевства сербов, хорватов и словенцев оперативно принять 10 тыс. русских беженцев с выгрузкой в Которской бухте государственная комиссия по их приёму и эвакуации выражала тревогу, ставя под сомнение целесообразность такого решения. Указывалось, что залив представляет собой малоподходящее место для массового приёма людей, что это голодная окраина, лишённая надлежащих помещений, собственного продовольствия и развитой транспортной инфраструктуры.
Тем не менее 18 ноября 1920 года окончательное решение о создании основной базы приёма русских беженцев в Которской бухте и дополнительных (в портах Дубровника и Бакара) было принято.
Уже через день, 20 ноября, сотрудники оперативно созданного русского Бюро по приёму и эвакуации крымских беженцев прибыли в бухту и приступили к подготовке документов и надлежащих условий для размещения людей. 26 ноября в залив вошёл американский пароход «Истерн-Виктор» с 1800 беженцами на борту. Судно встало на якорь в районе села Мелине.
Следом прибывшие французские корабли «Сиам» и «Сегедин», каждый с 2200 пассажиров на борту, за неуказанием помещений для размещения беженцев не разгружались в течение пяти дней. По их прошествии «Сегедин» покинул бухту и направился в порт Дубровника, а судьба «сиамцев» была решена путём расселения их в ангарах морского ведомства.
16 декабря прибыл другой французский пароход – «Австрия», перевозивший 4 тыс. беженцев, а 17 декабря – ещё одно французское судно – «Брисгавия» с 3500 беженцев. 23 декабря в залив вошёл пароход Добровольного флота «Херсон», перевозивший 2650 человек, но после недельной стоянки на рейде был перенаправлен в порт Бакара.
Всего, таким образом, только в Которской бухте разгрузились четыре больших судна, на которых числилось 11,5 тыс. беженцев вместо 10 тыс. заявленных.
Мелинский лагерь
Беженцы образовали в Мелине, примерно в двух верстах от Ерцегнови (ныне город Херцег-Нови) три лагеря: два – в семи бараках военного ведомства и третий – в нанятой за 500 динаров в месяц гостинице «Балкан». Ослабевшие женщины были помещены в общежитие Красного Креста (отель «Бока» на 70 человек) в Ерцегнови. Около 25 человек больных принял Мелинский военный госпиталь.
Как в бараках, так и в гостиницах не было никакой мебели, спать приходилось на полу – на соломе, полученной из интендантства. Большинство бараков оказалось без окон, некоторые с совершенно дырявыми крышами; в гостинице «Балкан» пол в чердачном помещении был таков, что в следующий этаж на лежащих там людей просыпались остатки пищи и воды. И это были лучшие помещения, которые удалось получить.
Но пассажиры «Сиама» попали в ещё более худшие условия: обнаруженный на корабле случай оспы побудил местный санитарный надзор назначить пароходу двухнедельный карантин с требованием поголовной прививки. Сегодня тяжело представить отношение к этой мере беженцев, истомлённых грязью и скученностью за время пути и мокнувших на палубе под проливными дождями.
Лишь после настойчивых требований удалось добиться разрешения на разгрузку «Сиама», однако возникли затруднения с отводом для его пассажиров лагерных помещений. Первые 500 человек без мытья и дезинфекции были отправлены в крепость Остро на левом мысу при самом входе в бухту. Как вспоминали очевидцы, в период штормов, весьма частых в декабре, сквозняки и завывание ветра в коридорах и больших залах крепости погружали беженцев в весьма мрачное настроение. Мебели и здесь никакой не было. Все спали на каменном полу. В таких бесчеловечных условиях некоторые – а были среди них и дети со стариками – прожили до четырёх месяцев.
Ученым удалось идентифицировать бактерии, которые погубили Великую армию Наполеона во время войны 1812 года. Ранее считалось, что французские солдаты умирали от сыпного тифа и окопной лихорадки.
В свою очередь, пассажиры «Австрии» и «Брисгавии» страдали от чрезвычайной перегруженности пароходов и развития на борту заразных болезней. Лазарет был переполнен, врачей и сестёр милосердия собирали среди беженцев. Разгрузка судов была закончена лишь в начале января.
Населённость лагерей выражалась такими цифрами: Мелине – 1600, Остро – 700, ангары – до 2 тыс., бараки «Розария» – 900, Лепетане – около 1 тыс. человек. Всего одновременно до 7 тыс. беженцев.
Документы и пища
Порядок наделения людей удостоверениями был установлен одинаковым для всех: бланки заполнялись в лагерях представителями групп беженцев, численностью обычно не превышающих 50–100 человек. Так как старший в группе поимённо знал всех её членов, то случаев выдачи удостоверений «мёртвым душам» быть не могло. Заполненные бланки передавались начальнику Бюро для подписания с приложением всех документов, а при отсутствии таковых – актов свидетельских показаний, удостоверяющих личность беженцев.
Всего в Которской бухте было открыто пять питательных пунктов: четыре в лагерях (мелинский, дженовичский, лепетанский и на Остро) и один в Зеленике, для обслуживания эвакуируемых. Кроме того, имелись питательные пункты в Игало – в селении за 7 километров от Ерцегнови, при доме инвалидов, – обслуживающие общежития, которые были устроены в этом селении для отдыха беженцев перед отправкой в Рисан.
Тифозная эпидемия
Пароходы «Истерн-Виктор» и «Сиам» не дали заразных больных, если не считать нескольких случаев оспы на «Сиаме». Бедствие началось с приходом «Австрии» и «Брисгавии», на борту которых развилась эпидемия возвратного и частью сыпного тифа. Медленность разгрузки пароходов способствовала распространению болезней. Через три-четыре дня по прибытии последних пароходов был упразднён мелинский барачный лагерь – его отвели под заразные госпитали.
В конце декабря число больных в госпиталях достигало 660 человек, из коих было свыше 300 тифозных. Смертность составляла три-четыре человека в день. Коек имелось всего 275. Остальные же лежали на расстеленной по полу соломе – в бараках, а частью и в палатках. В первых числах января число больных превышало 700. К 6 января их количество превысило 800 человек, а к половине января заболели одна шестая часть всех беженцев. Всего сыпной и возвратный тиф дали 1056 случаев.
Жертвой долга стал начальник 2-го госпиталя Красного Креста, тайный советник, доктор медицины Евгений Яблонский, скончавшийся от сыпного тифа 4 февраля. Погребён покойный был 6 февраля на военном кладбище по дороге из Ерцегнови в монастырь Савина. Масса цветов и венков, в том числе от Черноморского флота, стали знаком признательности русских людей выдающемуся врачу.
Только к началу марта число больных пошло на убыль. Возвратный тиф дал до 6% смертности, смертность от сыпного тифа была значительно выше и достигала 18%. При госпиталях пришлось организовывать свой похоронный отряд из 5–10 человек, которым командовал полковник Витторф.
Обеспечение беженцев
Выдача пособий в Которской бухте началась 8 декабря. Первыми деньги из расчёта по 100 динаров на душу получили пассажиры «Истерн-Виктора». Пассажирам «Сиама» выдача вспомоществования была начата только во второй половине декабря. Они получали по 300 динаров на душу.
В связи с общей нехваткой денежных средств с 20 декабря было принято новое решение: в случае предоставления казённого пропитания и крова людям подлежит выдавать на мелкие расходы по 5 динаров в день на душу.
Помощь беженцам бельём и одеждой оказывалась главным образом американским Красным Крестом. Русский Красный Крест также имел небольшой запас белья и одежды, но он предназначался главным образом для лечебных заведений и общежитий.
На нужды лагерного населения из этих запасов было выдано 225 рубах, 225 кальсон, 270 носков, 78 женских рубах, 30 одеял, 233 штатских костюма и ограниченное количество обуви.
Эвакуация
До 1 мая 1921 года из Которской бухты в глубь Королевства было отправлено 38 эшелонов – по железной дороге было вывезено 6874 человека, морем – 1830. В мае удалось отправить только два эшелона: 180 человек в Нови-Сад. Одиночным порядком эвакуировались около 500 беженцев.
На день закрытия базы (20 мая 1921 года) было эвакуировано 9104 человека из 11 500 прибывших. Из остальных 2396 беженцев 1800 были отправлены в русскую колонию в Ерцегнови, 190 оставались в госпитале и в лагерях, 167 умерли, 50 находились в военных больницах городов Котор и Цетине и около 200 человек или уехали за свой счёт, или временно уклонились от регистрации в колонии. Аналогичное положение русских беженцев наблюдалось и на дополнительных базах в Дубровнике и Бакаре.
Начинался новый этап крестного пути крымской белоэмиграции – жизнь в колониях на чужбине.
