Возрождающиеся ультраправые националистические движения стали уже нормой в Европе. Это, однако, не исключает вероятности того, что в некоторых странах успеха добьются представители крайне левых. Пока слишком рано делать какие-либо выводы, но в двух крупнейших экономиках ЕС - Германии и Франции - последние события показывают, что избиратели могут быть восприимчивы к левоцентристской риторике, если представители этих политических сил будут следовать простым правилам.
Эммануэль Макрон, бывший министр в социалистическом правительстве под руководством экс-президента Франсуа Олланда, считался фаворитом среди четырех кандидатов, придерживающихся господствующей тенденции во французской политике. Марин Ле Пен, лидер ультраправого национального фронта, и была технически наиболее популярным кандидатом. Опросы показывали, что она обойдет потенциальных участников второго тура на 20-30%. Но, как водится, опросы, конечно же, часто не оправдываются в последние годы, и Эммануэлю Макрону удалось преодолеть разрыв такого размера всего за три месяца, как и Дональду Трампу в США.
Появление Мартина Шульца в качестве кандидата Социал-демократической партии Германии на должность канцлера вновь активизировало СДПГ, который привык играть вторую скрипку в правящей коалиции во главе с ХДС Ангелы Меркель. Два последних опроса показывают рост популярности социал-демократов до уровня 22-26%, чего, впрочем, не достаточно, чтобы обойти ХДС, за который готовы проголосовать 32-35% граждан. Набрав около 30%, СДПГ может создать коалицию с более экстремальными левыми и Зелеными, не дав Меркель провести четвертый срок на посту канцлера. Но даже если этого не произойдет, СДПГ, скорее всего, получит большее влияние в следующей большой коалиции с партией Меркель.
Официальный кандидат французской не правящий Социалистической партии - это Бенуа Хамон, придерживающийся гораздо более радикальных левых взглядов - но он служил в правительстве и выступал с программой, которая предполагает снижение налогов, создание более гибкого рынка труда и некоторое расширение пособий по безработице - например, для временных рабочих или работающих неполный рабочий день. Издание The New York Times однажды описало его как «лицо нового социализма во Франции». Что касается Шульца, он ясно дал понять, что будет строить кампанию на социальных обещаниях, таких как повышение заработной платы: он утверждает, что немецкие рабочие достойны их после долгих лет отставания доходов от темпов экономического роста.
Будучи частью истеблишмента они, безусловно, рискуют. Дело не только в том, что люди во всем мире недовольны своим положением. Причастность к «истеблишменту» может легко погубить политика. Хиллари Клинтон поняла это на своем примере в прошлом году. Фийон открывает это для себя сейчас, потеряв популярность из-за выплаты около $1 млн членам семьи, которые якобы работали на него, пока он был парламентарием. Что касается Меркель и социал-демократов в ее правительстве, их личная честность не вызывает сомнений, но они отягощены годами спорных компромиссов, в том числе неудобными решениями по иммиграционной политике.
Таким образом, бывший инвестиционный банкир Макрон и Шульц удачно используют отсутствие политического опыта. Оба адресуют свои сообщения непосредственно к людям в стиле, который больше характерен для США, чем для Европы. Макрон любит митинги, которые привлекают необычно большое число избирателей. Шульц продвигает свою кандидатуру в поездке по промышленному центру Германии, Рурской области, и намерен продолжить турне по стране.
Их деятельность и их очевидное обращение к избирателям показывают, что в Западной Европе левоцентристов еще рано списывать со счетов. У них есть компетентные лидеры, готовые бороться.
