Послевоенное «закручивание гаек» коснулось даже вчерашних триумфаторов. Под угрозой репрессий оказался и Маршал Советского Союза, кавалер двух орденов «Победа» Георгий Жуков. Полководец получил мировую славу и фактически стал для Запада символом героизма Советской армии. Считается, что именно этого не простил военачальнику ревнивый к чужим лаврам Сталин.
9 февраля 1946 года Сталин, выступая с речью, посвящённой его выдвижению в депутаты Верховного Совета СССР, в числе прочего заметил: «Говорят, победителей не судят, что их не следует критиковать, не следует проверять. Это неверно. Победителей можно и нужно судить, можно критиковать и проверять. Это полезно не только для дела, но и для самих победителей: меньше будет зазнайства, больше будет скромности». То был явный камень в огород Жукова.
Атмосфера сгущается
В августе 1945 года Георгий Жуков, конечно с подачи Сталина, пригласил посетить Москву главнокомандующего войсками союзников на Западном фронте Дуайта Эйзенхауэра. Но совершить ответный визит в США маршал не смог. «Сталин сначала поддерживал идею визита, но потом по причинам, о которых можно только догадываться, изменил своё решение, – вспоминала дочь полководца Элла Жукова. – «К сожалению, перед полётом я заболел», – пишет отец в своих мемуарах. И я понимаю, почему он изложил такую версию. Но мы-то знали, что его, по сути дела, вынудили отказаться от желанной поездки. Не исключаю, что таким образом ему указали на место».
Это был первый за долгое время признак явного нерасположения Сталина к Жукову. Но худшее было впереди. В марте 1946 года маршала отозвали в Москву из Берлина, где он являлся Главнокомандующим Группой войск в Германии. Теперь Жуков возглавил Сухопутные войска СССР, но продержался на высоком посту меньше трёх месяцев. Маршал чувствовал, что вокруг него сжимается кольцо. «Казалось, что-то его постоянно угнетает и тревожит, он был задумчив и молчалив, – свидетельствовала дочь маршала. – Из услышанных разговоров мне запомнилась неоднократно повторённая им фраза: «Если Сталин такой умный человек, то почему он верит наветам?».
Главный из таких наветов был получен в рамках следствия по так называемому делу авиаторов. После рассмотрения военной контрразведкой жалоб лётчиков на низкое качество самолётов аресту подверглись многие видные деятели авиации, в том числе командующий ВВС маршал Александр Новиков. «Арестовали по делу ВВС, а допрашивают о другом, – рассказывал впоследствии Новиков. – Я был орудием в их руках, для того чтобы скомпрометировать некоторых видных деятелей Советского государства путём создания ложных показаний. Вопросы о состоянии ВВС были только ширмой. С первого дня ареста мне систематически не давали спать. Днём и ночью я находился на допросах и возвращался в камеру в 6 часов утра, когда в камерах был подъём. После 2–3 дней такого режима я засыпал стоя и сидя, но меня тотчас же будили. Лишённый сна, я через несколько дней был доведён до такого состояния, что был готов на какие угодно показания, лишь бы кончились мучения».
Тяжёлые обвинения
Результатом стало написанное Новиковым в апреле 1946 года заявление на имя Сталина. Львиная доля этого документа была посвящена обличению Жукова: «Зная Жукова, я понимал, что он не столько в интересах государства, а больше в своих личных целях стремится чаще бывать в войсках, чтобы таким образом завоевать себе ещё больший авторитет. Жуков ведёт вредную, обособленную линию, т.е. сколачивает людей вокруг себя, приближает их к себе и делает вид, что для них он является «добрым дядей»… Жуков очень любил все новости, что делается в верхах, и по его просьбе, когда Жуков находился на фронте, я по мере того что мне удавалось узнать, – снабжал его соответствующей информацией о том, что делалось в Ставке. В этой подлости перед Вами я признаю свою тяжёлую вину. Жуков очень хитро, тонко и в осторожной форме в беседе со мной, а также и среди других лиц пытается умалить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандующего, и в то же время Жуков, не стесняясь, выпячивает свою роль в войне как полководца и даже заявляет, что все основные планы военных операций разработаны им».
Суд в Челябинске не стал отправлять под арест заместителя директора школы, ученик которой напал с молотком на одноклассников и травмировал троих несовершеннолетних и учительницу.
Эти признания были зачитаны на заседании Высшего военного совета, состоявшемся 1 июня 1946 года. На нём присутствовали Сталин, Жуков, ряд маршалов и генералов, а также Политбюро в полном составе. «Суть показаний А.А. Новикова сводилась к тому, что маршал Жуков – человек политически неблагонадёжный, недоброжелательно относится к Центральному Комитету КПСС, к правительству, ставилась под сомнение его партийность», – вспоминал маршал Конев. После оглашения документа слово взял Сталин: «Жуков присваивает все победы Советской армии себе. Выступая на пресс-конференциях в Берлине, в печати, Жуков неоднократно заявлял, что все главнейшие операции в Великой Отечественной войне успешно проводились благодаря тому, что основные идеи были заложены им, маршалом Жуковым. Что же выходит? Ставка Верховного главнокомандования, Государственный Комитет Обороны – все мы были дураки? Только один товарищ Жуков был умным, гениальным в планировании и проведении всех стратегических операций во время Великой Отечественной войны? Поведение Жукова является нетерпимым, и следует вопрос о нём очень обстоятельно разобрать на данном совете и решить, как с ним поступить».
Следом Сталин дал слово военным. Маршалы Иван Конев, Константин Рокоссовский и Павел Рыбалко, а также генералы Василий Соколовский и Андрей Хрулёв дружно выступили в защиту боевого товарища. Лишь генерал Филипп Голиков, в то время начальник Главного управления кадров Министерства Вооружённых сил, прочитал по бумажке заранее подготовленную речь, подтверждающую неблагонадёжность Жукова. «После военных выступили члены Политбюро Маленков, Молотов, Берия и другие, – вспоминал далее Конев, – все они в один голос твердили, что Жуков зазнался, приписывает себе все победы советских вооружённых сил, что он человек политически незрелый, непартийный и что суть характера Жукова не только в том, что он тяжёлый и неуживчивый, но скорее опасный, ибо у него есть бонапартистские замашки. Обвинения были тяжёлые. Жуков сидел, повесив голову, и очень тяжело переживал: то бледнел, то заливался краской. Наконец ему предоставили слово. Жуков сказал, что он коммунист, который ответственно выполнял всё порученное ему партией; что он действительно признаёт себя виновным только в том, что преувеличил свою роль в организации победы над врагом».
Ссылка в Одессу
Конев считал, что именно выступления военных заставили Сталина отказаться от идеи применить к Жукову репрессивные меры, ведь это было бы «встречено неодобрительно не только руководящими кругами армии, но и в стране, потому что авторитет Г.К. Жукова среди широких слоёв народа и армии был, бесспорно, высок. Поэтому кто-то из членов Политбюро и сам Сталин предложили назначить его командующим войсками небольшого военного округа».
Так Жуков фактически был сослан в Одессу. Но и после этого МГБ продолжало собирать компромат на Жукова. «Вполголоса среди нас, близких к маршалу, пошли разговоры о том, что Жукова, наверное, арестуют, ибо по непонятным и необъяснимым причинам бросили в тюрьму десятки генералов и офицеров, непосредственно работавших с ним. Перечислять их и называть опасались даже в разговорах без посторонних, – рассказывал личный шофёр Героя Советского Союза Александр Бучин. – В последние месяцы моего пребывания в Одессе в машине царило погребальное настроение. Маршал во время поездок почти не разговаривал».
В феврале 1947 года Жукова вызвали в Москву. Итогом поездки стало исключение маршала из состава кандидатов в члены ЦК. После этого Жуков направил Сталину письмо, в котором «ещё раз со всей чистосердечностью» доложил о своих ошибках. По сути, это было письменное повторение доводов, уже прозвучавших на заседании Высшего военного совета. Маршал признал свою вину в «потере чувства большевистской скромности» и заверил: «...заявление Новикова о моём враждебном настроении к правительству является клеветой».
Кандидатом в члены ЦК Жуков был вновь избран лишь в октябре 1952 года. А 15 марта 1953-го – через 10 дней после смерти Сталина – маршала вернули на пост главкома Сухопутных войск.
