Бывший премьер-министр Пакистана Беназир Бхутто находится в изгнании почти 10 лет. Она ездит по всему миру, но не может вернуться домой, потому что по возвращении её ждёт тюрьма. Это в лучшем случае.
А в худшем... Усама бен Ладен, который выделил на её убийство $10 миллионов. Добиться согласия на интервью Беназир Бхутто было непросто, — пришлось доказывать, что ни с нынешним военным режимом Пакистана, ни уж тем более с бен Ладеном мы не связаны. Также было поставлено условие, что в целях безопасности экс-премьера мы не можем сообщить ни о месте, где мы брали интервью, ни о том, в какой стране оно происходило.
По прибытии на место было условлено, что я позвоню. Дата и время интервью к тому времени успели поменяться три раза. После моего звонка дата интервью поменялась в четвёртый раз. Но через четыре часа помощник госпожи Бхутто позвонил: «Собирайся, первоначальное время остаётся в силе. Как сядешь в такси, звони с мобильного и тебе объяснят, куда ехать». Всё было обставлено, словно явка шпиона на конспиративную квартиру.
На месте меня встретил охранник, и после тщательной проверки документов и контрольного звонка наконец-то удалось попасть в дом, где была назначена встреча. После получасового ожидания наконец отвели в комнату, где уже ожидала Беназир Бхутто.
- Семья Бхутто — целая династия пакистанских политиков. Ваш отец был президентом, но его свергли и казнили. Вы помните свою последнюю встречу с ним?
— 26 лет прошло с того момента, как был повешен мой отец. Но для меня 4 апреля 1979 года — как будто вчера. Я помню, как мы с матерью пришли к нему в тюрьму. Я знаю, сколь несправедливым было убийство этого блестящего человека, у которого было так много идей и замыслов, которые могли бы оказаться полезными всему человечеству.
Именно в тот день я решила, что займусь политикой. Тогда же — через тюремную решётку — я пообещала своему отцу продолжить его борьбу. И когда мне трудно, я всегда вспоминаю то обещание, которое дала 26 лет назад.
Теперь я пытаюсь претворить его идеи в жизнь. На этом пути я потеряла двоих братьев, оба были ещё очень молоды. Мой муж просидел в тюрьме в общей сложности 11 лет, а я провела в заключении 7 лет. И всё это ради того обещания, ради мечты моего отца о демократическом Пакистане.
— Выходит, у всей вашей семьи есть не только политический, но и тюремный опыт?
— Очень много близких мне людей прошли через пакистанские тюрьмы, а они одни из самых жестоких в мире.
Мой муж был похищен в 1996 году. Я позвонила президенту, он свалил похищение на военных. Я позвонила шефу военных, он сказал, что арест моего мужа — дело рук президента.
По моей информации, за похищением Асифа Али Зардари стоял именно президент Фарук Легари. Собираясь бежать из страны, он хотел использовать моего мужа как прикрытие. Это было осенью 1996 года.
А 5 ноября Зардари был уже официально арестован полицией. Мы обратились в суд, но надолго его не выпустили и вновь арестовали, увезли в Карачи, обвинив в убийстве моего брата. Конечно же, это полная чушь — он не мог убить моего брата.
Мужа допрашивали полиция, военные, между допросами ему не давали спать. Они заставляли его стоять сутки напролёт, светили яркой лампой в лицо, хотя он только что перенёс операцию на глазах. Его держали в железной камере, где было 210 градусов по Фаренгейту (около 100 градусов по Цельсию. — Ред.). Но это было только начало.
Жительница Москвы, через родительский сад собиравшая деньги на подарки детям, оставила их без новогодних сюрпризов: большая часть средств ушла на погашение долгов женщины.
В мае 1999-го его опять похитили. На этот раз уже из тюрьмы. За это похищение молодым полицейским пообещали повышение по службе. Его пытали. Ещё они говорили, что отрежут ему язык, перережут глотку, чтобы он умер медленно от потери крови. Потом они объявят о его самоубийстве, а обвинят в этом меня. Мол, это я довела своего мужа до суицида.
Кто-то из них, однако, позвонил в Дубай моему помощнику и сказал, что мой муж будет убит, если я не вмешаюсь. Этот человек фактически спас его. Я позвонила корреспонденту Би-би-си Фрэнку Гарднеру и попросила его выяснить в правительстве, что с моим мужем. Я позвонила журналистам в Пакистане, своим однопартийцам (Народная партия Пакистана, председателем которой Беназир Бхутто является после смерти своего отца. — Авт.) , просила их прийти к полицейскому участку, чтобы не допустить убийства.
Мы трижды обращались в суд, и он трижды выносил решение, что Зардари был перевезён в полицейский участок незаконно. В конце концов под давлением общественности как внутри страны, так и в мире пакистанские власти отступили и отвезли мужа в больницу. Врачи ожидали, что он умрёт. Его тело было практически обескровлено, то, что он выжил, — чудо!
При этом в больнице ему отказывали в медицинской помощи. Мы вновь обращались в суд, но Зардари тут же переводили в другой город, находящийся в иной юрисдикции. И опять весь процесс приходилось начинать сначала. В госпитале в его палате окна были закрашены чёрным. За каждым его шагом следили через прозрачное с одной стороны зеркало.
Но Бог дал ему мужество выстоять. Он был освобождён, и наша семья вновь объединилась. Это произошло в январе этого года.
— Во время недавнего визита в Пакистан его пытались арестовать ещё раз...
— Да, муж после освобождения почти сразу же вернулся в Пакистан. Генерал Мушарраф говорит, что правила игры будут одинаковые для всех. И свободы, которые позволены религиозным и правительственным партиям будут позволены и нам. Так что для Зардари было важно поехать и проверить, насколько эти заявления соответствуют действительности. Но как только он приехал в Карачи, его арестовали и поместили под домашний арест.
Власти делали всё, чтобы Зардари утратил свою популярность в народе. Они не хотели, чтобы люди собирались в аэропорту и приветствовали его, чтобы мир увидел, насколько популярны он и Народная партия, основанная моим отцом, которую теперь возглавляю я. Но дело не ограничилось одним его арестом. Арестовали 21 тысячу человек, которые были помещены в палаточные лагеря, так как в тюрьмах не хватало мест.
Трое наших парламентариев были госпитализированы: у двоих были сердечные приступы, а один упал, потеряв сознание.
Но эта поездка тоже была по-своему полезна, она показывает уровень политических свобод в Пакистане, причём не только нам, пакистанцам, мы и без этого знаем подлинную пакистанскую действительность. Этот арест показывает всему миру настоящее лицо режима Первеза Мушаррафа. Теперь все увидели, что нынешние власти просто не допустят ни нас, ни других конкурентов на политическое поле Пакистана.
Реальность такова, что радикальные религиозные партии, находящиеся с правительством в партнёрских отношениях, собирают группы своих сторонников, чтобы сорвать женский марафон. И этому, с одной стороны, никто не препятствует, а с другой — прямой ответственности за это правительство не несёт. В то же время нам они не дают даже устроить приём в аэропорту.
Почему это так, нам хорошо понятно. Когда собирается народ — правительство уходит. Так было в Киргизии, так было на Украине. Военный режим Пакистана боится народа, ему страшна демократия.
— Вы упомянули перевороты на Украине и в Киргизии, там революционеров поддержали США. Но сейчас Штаты поддерживают нынешнего главу Пакистана Первеза Мушаррафа...
— После атаки на международный торговый центр Мушарраф стал ключевым союзником международного сообщества, которому надо во что бы то ни было уничтожить «Талибан»* и поймать Усаму бен Ладена. А следовательно, и мириться с порядками, установленными Мушаррафом. Но сейчас Соединённые Штаты и международное сообщество должны помочь Пакистану встать на демократический путь.
В прошлом году родители в России стали в 3,5 раза чаще жаловаться на школьное питание. Большая часть жалоб касалась испорченных или некачественных продуктов, а также пренебрежения санитарными требованиями.
Международное сообщество должно понимать, что режим Мушаррафа держится на росте влияния экстремистских религиозных партий. Эти партии не делают никакой тайны из того, что они друзья Усамы бен Ладена, муллы Омара.
Но поддерживать Мушаррафа сегодня — значит совершить ошибку, которая была допущена в начале 80-х, когда советские войска вошли в Афганистан. Тогда международное сообщество поддержало генерала Зия-уль-Хака (именно его режим повесил в 1979 отца Беназир. — Ред.). И под его покровительством появились наиболее экстремистские фракции афганских моджахедов, которые позже составили костяк «Талибана».
Что с того, что пойман Абу Фарадж аль-Либби (один из высших генералов «Талибана», которого схватили в Пакистане 3 мая. — Ред.), когда есть медресе, поддерживаемые Мушаррафом, из которых завтра выйдет 10 новых Абу Фараджей?
— Хотите сказать, что Пакистан — рассадник терроризма, а не борец с этим злом?
— По некоторым сведениям, сейчас Усама бен Ладен скрывается в Пакистане. И меня это, как пакистанку, тревожит. Халед Шейх Мухаммед, Абу Зубейда, Рамзи бен аль-Шаиба и теперь Фарадж аль-Либби — это всё верховное командование «Аль-Каиды»**, и пойманы они были в Пакистане. При этом всех функционеров «Аль-Каиды» выследила международная разведка, не было ни одного ареста, осуществлённого пакистанцами.
Если завтра бен Ладен будет пойман, то для международного сообщества не останется ни одной причины поддерживать военный режим Мушаррафа, и он это отлично понимает.
— Почему зараза терроризма так сильно поразила Афганистан и Пакистан?
— В конечном итоге это всё побочный продукт афганского джихада. Все считали, что надо бороться с Советским Союзом, и закрывали глаза на то, что Зия-уль-Хак готовил экстремистски настроенных моджахедов. Их обучали убивать всех немусульман — христиан, иудеев, индуистов и даже представителей других мусульманских течений, например шиитов. Использование религии для политики очень опасно. И мы должны найти способ отделить политику от религии. Государство должно заботиться о гражданах, а они могут иметь различные религиозные взгляды. И государство не должно в это вмешиваться.
— В мусульманских странах государственное законодательство отталкивается или как минимум учитывает шариатское право, вы же предлагаете вводить полностью светские западные нормы, сформировавшиеся под влиянием Римского права. Возможно ли это?
— Шариат — это личный закон. Государственный закон должен быть светским. Если хочу соблюдать пост, я соблюдаю пост, если хочу совершить хадж, я его совершаю, но делаю это только потому, что так хочу, а не потому, что государство приказывает мне совершить хадж и соблюдать пост.
— Для одних США — страна, которая несёт светские свободы, для других — агрессор. Пойдёт ли вам на пользу, если Штаты поддержат вас против Мушаррафа?
— В мусульманском мире много недоверия к Штатам. Многие не понимают, почему они воюют с Ираком, ведь там не было найдено оружие массового поражения.
Чтобы переубедить скептиков, надо доказать, что США несут демократию, а не пришли за нефтью. Если распространение демократии — реальная цель США, то самое время этим заняться. Иначе странно выглядит, что союзник США, Пакистан, загибается под гнётом тирании.
— Входит ли в ваши планы возвращение на родину?
— Парламентские выборы в Пакистане намечены на 2007 год, и я намерена приехать до их начала. В течение нескольких ближайших месяцев я буду смотреть, как будет развиваться ситуация в стране. Пока что правящий режим дал чётко понять, что если я приеду, то и я, и мой муж не сможем заниматься политикой. И тем не менее я хотела бы вернуться как можно раньше, чтобы помочь своей партии. Я уже выиграла суд, по решению которого продолжаю оставаться членом парламента. И я должна делать своё дело как депутат.
Бухгалтер одной из подмосковных фирм украла из сейфа 1,5 миллиона рублей, положив на их место ненастоящие купюры для розыгрышей. Женщина сообщила полиции, что брала деньги на личные нужды.
— Говорят, что, если вы вдруг окажетесь в Пакистане, вас могут физически устранить?
— Сам Мушарраф вряд ли решится на это, но некоторые экстремистские элементы связаны с «Талибаном» и Усамой бен Ладеном и планируют моё убийство. Моё противостояние религиозным радикалам началось ещё в 80-х. Тогда я противостояла генералу Зия-уль-Хаку и всем, кто использовал религию для политических целей. Шла борьба за то, кто будет править Пакистаном — религиозные партии или народ. И когда я в 1988 году была избрана премьер-министром, военщина объединилась с экстремистами вроде Усамы бен Ладена. Именно он оплатил моё свержение.
Если я приду к власти, то Усаме и его соратникам по «Талибану» будет очень трудно скрыться. Вот почему они не хотят моего возвращения и пойдут на всё, чтобы остановить меня, включая убийство. Я надеюсь, что это у них не получится.
— Как потенциальный лидер Пакистана, что вы думаете о влиянии России в вашем регионе?
— У нас было сотрудничество в политической и экономической сфере, когда Пакистан воевал с Индией. Тогда российское присутствие содействовало установлению мира между нашими странами.
Мы просто вынуждены выстраивать хорошие отношения с Москвой, ведь Россия — крупный поставщик оружия в Индию, Китай, с которым у нас нет дружественных отношений. Дружить с Россией выгодно, так гораздо спокойнее на наших границах.
— Недавно вы встречались с Дмитрием Рогозиным. Почему из всех российских политиков вы выбрали его?
— Мне было очень приятно с ним встретиться. Он прилетел ко мне и после этого пригласил посетить Москву. Я надеюсь, что мне удастся воспользоваться приглашением. Я очень плохо разбираюсь в вашей политике, но я стараюсь.
Насколько я поняла, один из членов его партии пакистанского происхождения. Он учился у нас и поддерживал нашу Народную партию. Сейчас он живёт в России и имеет российское гражданство.
(Сразу же Беназир Бхутто поинтересовалась у меня, кто есть Рогозин и что я о нём думаю. Заодно спросила и о Путине. Похоже, и вправду решила изучить, кто есть кто в российской политике.)
— Ваши дети ощущают себя пакистанцами? Ведь большую часть своей жизни они провели за границей.
— Они очень гордятся тем, что они пакистанцы. Здесь, в Лондоне, в Дубае они такие же дети, как все, а там они — внуки Зульфикара Али Бхутто. Они знают, что их предки жили на этой земле с 712 года до нашей эры. Я вожу их по Пакистану, они видят, как тяжело живут люди. И я им говорю: «Вы счастливчики, что у вас есть возможность получить хорошее образование и жить в большом доме. Но это накладывает на вас ряд обязательств. Это нечестно, когда столь велик разрыв между бедными и богатыми. Вы должны помогать своему народу».
Конечно, я не могу знать их будущее. Как мать, я желаю им счастья, где бы они ни жили. Но, как политический лидер, хочу, чтобы они жили в Пакистане. Там, где мы сейчас живём, нам комфортно, но здесь мы не можем пойти на могилу моего отца и их деда, пройти по улицам родной деревни, когда к тебе подходят и спрашивают, как дела, какие новости...
— Хотят ли ваши дети стать продолжателями династии политиков?
— Старшему сыну Билавалу легко даются химия, биология и физика, так что из него получился бы хороший доктор. Но он сам не хочет быть им. Его дед был юристом, юристом был и основатель Пакистана, так что Билавал хотел бы пойти по их стопам. С другой стороны, мой муж — бизнесмен. Так что иногда он хочет стать юристом, а иногда — заниматься экономикой. Но я бы хотела, чтобы он стал доктором.
Средняя дочь Бахтвар интересуется спортом и музыкой, у неё хорошо получается писать эссе. Она тоже видит себя юристом.
Младшая дочь Асифа сейчас хочет стать владелицей шоколадной фабрики — вчера она прочитали сказку о владельце шоколадной фабрики. Хотя ещё недавно она мечтала о карьере доктора.
— Ваш сын родился сразу после того, как вас избрали премьер-министром. Тяжело было будущей матери вести политическую борьбу такого уровня?
— Тогда мне приходилось держать в секрете, что я беременна. Многие могли бы счесть, что с маленьким ребёнком сложно править страной. Генерал Зия считал тогда, что, будучи беременной, я не смогу участвовать в кампании. Но он оказался не прав. И рождение сына было для меня знаком удачи. В следующем году у меня родилась дочь, и я стала первым главой исполнительной власти, у которой родился ребёнок во время службы.
— Сегодня (7 мая, в день интервью — Авт.) вы встречаетесь со своим мужем, Асифом Али Зардари. Он ездил в Карачи, хотя ещё совсем недавно вышел из тюрьмы. Вы сами собираетесь возвращаться в Пакистан, несмотря ни на что. Увы, политик не принадлежит ни себе, ни своим близким. Не тяжело ли жить столь долго отдельно от своей семьи?
— Это тяжело. Жизнь очень странная штука. Мы оба работаем, хотя работа порой разделяет нас. Для примера: когда он был здесь, я поехала в США на две недели, а когда вернулась, муж уже уехал в Пакистан. Я полагаю, что таков современный брак, когда и муж, и жена — оба работают. И порой карьера разводит их в разных направлениях. Для него было очень важно вернуться, потому что наша партия нуждается хотя бы в одном из нас.
Мы не можем поехать в Пакистан вдвоём. Если мы приедем туда вместе, то велик риск, что потеряем свободу. А ситуация требует, чтобы хотя бы один из нас оставался на свободе и поддерживал связь с партией, ездил в разные страны, рассказывал и наши идеи, и наше видение будущего Пакистана.
— Наверное, вы слышали этот вопрос миллион раз, но я всё же задам его. Что такое быть женщиной во главе мусульманской страны?
— Кто-то расценил мою победу на выборах как триумф женщины в исламском мире, другие считали, что Пакистан надо исключить из мусульманского мира. Кстати, в какой-то момент я поняла, что действую жёстче, чем мужчины, чтобы доказать, что женщина вполне может управлять страной.
Когда я пришла к власти, девушкам не разрешали сидеть за одним столом с мужчинами. К счастью, я была от всего этого избавлена. Мой отец был очень современным человеком. Я принесла освобождение многим мусульманским женщинам. И сейчас во многих исламских странах женщины становятся свободнее. Это значит, что я боролась и продолжаю бороться не напрасно.
- *
- Верховный Суд Российской Федерации признал "Движение Талибан" экстремистской организацией, запрещенной на территории России - 14.02.2003 № ГКПИ 03 116, вступило в силу 04.03.2003
- **
- Верховный Суд Российской Федерации от 13.11.2008 № ГКПИ 08-1956, вступило в силу 27.11.2008 признал организацию Аль-Каида экстремистской и запрещенной на территории России
