Мэтр отечественного кинематографа Никита Михалков в особом представлении не нуждается. Только список его ролей, режиссёрских работ и наград, в том числе и международных, займёт не одну газетную колонку. Не так давно, 21 октября, «нашему народному достоянию» – так шутя называют Михалкова его друзья и коллеги – стукнуло 62 года. Мы поздравили Никиту Сергеевича с днем рождения и, воспользовавшись возможностью, задали ему несколько вопросов.
– Никита Сергеевич, вы неоднократно заявляли, что фильм «Утомлённые солнцем-2», над которым вы работаете уже не один месяц, на сегодняшний день для вас – самое главное. И вдруг в перерыве между съёмками «Утомлённых…» вы делаете другую картину - «12». Как это понимать?
– Я снимал и снимаю «Утомлённых солнцем». Но в данном случае одно другого не исключает. Во-первых, картина «Утомлённые солнцем-2» – многобюджетная, масштабная, требует огромного количества времени. Это декорации, огромная массовка, громадная подготовка! Картина «12» – иная история. Поймите: последние восемь лет своей жизни я не снимал кино, сделал творческий перерыв. И вовсе не потому, что не мог снимать! Просто я не хочу болтать о пустом. Если говорить – то делать открытия. И вот у меня появилась возможность рассказать… Проблема, поднятая в картине «12», сложная. Это то, о чём люди рассуждают на кухне. Об этом не говорят на площадях. А мне хотелось, чтобы заговорили. Вообще надо общаться: обсуждать вопросы, которые волнуют всех и каждого. Не копить какие-то обиды, которые будут загнивать внутри нас. В конце концов гнойник лопнет, и чем это обернется, не знает никто! Нужно разговаривать, чтобы очищать душу. Для этого мы и сняли фильм.
– Который взбудоражил мировую общественность на фестивале в Венеции!
– Я такой цели – будоражить общественность – себе не ставил. Был убеждён, что картина не будет понята мировым сообществом. Она для России и про Россию. Ни о какой награде даже не думалось! Скажу честно: отправили фильм в Венецию просто для того, чтобы можно было впоследствии написать на афише, что картина является участником фестиваля. Ведь Венецианский фестиваль – один из крупных (второй после Каннского), участвовать в нём престижно. Награда – я сейчас абсолютно не кривлю душой – стала полной неожиданностью. Но! Есть один момент: та минута, когда после показа тебе на фестивале все аплодируют, очень обманчива. После титров любой картины зрители поворачиваются к автору ленты и хлопают. Ты думаешь: «Всё! Взял Бога за бороду!» На самом деле это элементарное правило этикета. А вот удержать внимание и тишину в зале во время показа очень сложно. На московских показах в кинотеатрах – я точно об этом знаю – у зрителей остаётся не съеденным попкорн в стаканчиках. Они смотрят, а не жуют! Потому что мы взяли сценарий из жизни. История в «12» – она о нас. Я читал в газетах, да и критики в глаза неоднократно говорили: «Никита Михалков снимает ремейк фильма Сидни Люмета «12 разгневанных мужчин». Это не так. У нас не повтор, а совершенно другое кино.
– Невозможно поверить, что награды художнику не важны. Это же признание таланта!
– Если ты работаешь, предполагая что-то получить, – никогда ничего не получишь! Я никогда не работал ради наград. Получать их – да, приятно. Но у меня есть свои мерила успеха и счастья. Когда я снимал фильм «Урга» (1991 год), я сидел в степи Китая, Монголии. Кажется, тихая безветренная погода… А когда руку поднимаешь – можно потрогать ветер. Я трогал ветер! Вот оно, счастье!
– «12» затрагивает одну из самых больных тем современности – чеченскую войну.
– Картина прежде всего о совести. Ведь задумайтесь: что сейчас показывают на наших экранах? Я вот в последнее время смотрю «Фабрику звёзд». Но там у участников нет ни одной книжки – ни на столе, ни на тумбочке у кровати. Их нет! «Фабриканты» рассуждают о славе, о жизни... У них проблемы размером с ноготь! «Как стать знаменитым?» А что они знают про страну, в которой живут??? В шоу-бизнесе нет ничего плохого. Но нельзя ведь, чтобы в голове был только шоу-бизнес! Есть база, без которой нельзя ни жить, ни воспитывать детей. Ни воевать, ни строить…
– Но где она, эта основа?
– Мы же россияне, люди, живущие между Востоком и Западом. То есть можем пользоваться умом и опытом Запада и мудростью Востока. На Востоке говорят: «Если ты терпеливо сидишь на крыльце своего дома, твоего врага пронесут мимо». (Улыбается.) А в чём основа? Знаете, может быть, это прозвучит как хвастовство, но к моему юбилею – два года назад я отмечал 60-летие – коллеги из Фонда Культуры собрали все мои интервью разным изданиям за 40 лет. В подшивке оказались газеты типа «Серпуховской пионер», «Камчатский рабочий». Я с ужасом стал листать эту стопку газет. Думаю: «Боже, сейчас найду нечто такое постыдное!» Нет! И сейчас, по прошествии многих лет, я не отказываюсь ни от одного своего слова, сказанного в тех интервью. Это огромное счастье!
– Неужели вы ни разу в жизни не пошли против собственной совести?
– Не очень корректный вопрос. Что такое совесть? Ты поступился совестью и из-за этого расстреляли твоего товарища? Слава Богу, не случалось такого в моей жизни. Человек нашёл кошелек и вернул деньги владельцу? Где граница совести? Тут очень тонкая материя. Наверняка, конечно, мне приходилось поступаться совестью. Может быть, совершал поступки, из-за которых другим людям было плохо. Обижал женщин. Испытываю ли я по этому поводу угрызения? Если узнаю, что незаслуженно кого-то обидел, буду испытывать. Я расскажу сейчас историю, которая для меня обернулась огромным моральным опытом. В 1972 году меня забирали в армию. Произошла одна любовная история… Я сказал девушке, с которой у меня были отношения, что не могу связать с ней своё будущее – не хочу, чтобы моя карьера зависела от её высокопоставленного папы. Точнее, я не сказал – я написал. А письмо отдал лифтёрше, милой тёте Даше, которая благополучно передала записку папе моей пассии… И меня отправили в армию. Причём «расписали» не в кавалерийский полк, где служили актёры, а прямиком в стройбат. На Камчатку. Перед отправлением мы несколько недель жили в одной части, наслаждаясь последними деньками свободной жизни. Вместе с нами свободе радовалось и наше прямое военное начальство: делать-то было особо нечего. Можно выпить… Ну, они и пили! КПП, забор, рота, а в роте командиры все пьяные совершенно!
В какой-то день захожу я в туалет. Вдруг смотрю: в писсуаре лежит документ с моей фотографией. Я достаю бумагу, и она оказывается моим свидетельством о призыве на военную службу. Командир потерял! Мне в то время было 26 лет. Через полгода исполняется 27, и всё – призывной возраст закончен! И я стою и думаю: вот сейчас порвать бумагу – будет одна жизнь. Поступить иначе – другая. Между тем моя мама не уставала в своё время повторять: «Никогда не бери то, что в руки без всякого труда катится. Подумай, сколько человек от этого не отказались бы. Если больше пяти – откажись». А тут – какое там больше пяти??? Тысячи!!! Я один в этом писсуаре! Полупустая часть – никто ничего не заметит, не узнает! И я понимаю, что это испытание. «Что ты, Никита, стоишь?» Вышел, подсунул документ в портфель командира и ушёл в армию. Могу сказать: лучшие годы в своей жизни я провёл там, на Камчатке!
– Со времени выхода на экраны фильма Эльдара Рязанова «Жестокий романс», где вы сыграли Паратова, коллеги за глаза называют вас «барин». Так сказать, амплуа у вас такое. А вы смогли бы сыграть бродягу или нищего пенсионера?
– Актёр должен уметь сыграть всё: и бродягу, и пенсионера. Для этого хороший артист в первую очередь должен как можно ближе прикоснуться к тому, что он играет. Например, мои ребята, которые снимались в «Сибирском цирюльнике», на три месяца отправились в Александровское училище. И жили по уставу этого заведения: изучали подход к ручке, бальные танцы, строевую подготовку, фехтование. И стоим, как сейчас помню, мы на Соборной площади с комендантом Кремля. Вдруг показываются военные, чеканят шаг. Комендант говорит: «Смотри, мои идут!» Я отвечаю: «Нет! Не твои – мои!» Это оказались действительно мои артисты – прошли так, что кремлёвские курсанты обалдели!!! Высшей награды просто быть не могло!
– Расстраиваетесь, что сейчас вас постоянно ругают – то журналисты, то свои же коллеги, обвиняя чуть ли не во всех смертных грехах?
– За последние 10 лет не было ни дня, чтобы меня кто-нибудь не лягнул. Я как-то спросил своего духовного наставника, батюшку в церкви, куда хожу: «Батюшка, ну скажи, что мне делать?» И он ответил: «Никита. Это от демонов дерзости. Чем больше клевещут, тем чище душа». На этом я успокоился. Ещё Пушкин сказал: «Хулу приемли равнодушно и не оспоривай глупца».
– Но вам наверняка неприятны какие-то слова? И вообще – вас легко ранить словом?
– Ох, какой я ранимый… Я не хотел бы быть ранимым. Мой отец замечательно говорит по этому поводу: «Лучше пусть завидуют, чем сочувствуют…»
– Кого, на ваш взгляд, можно назвать гениями в кино?
– Чаплина. Мастрояни… Много гениальных людей. Начинаешь перечислять фамилии, думаешь: не забыть бы кого. Мне было лет 18, и у меня брали интервью – практически первое в жизни. Журналист был невыспавшийся, недовольный, что ему навязали «юнца». В какой-то момент он спрашивает: «А каких композиторов вы любите?» Я думаю: «Ух, сейчас назову любимых!» Чайковский, Бетховен, Бах, Моцарт, Глинка… Называю всех, кого вспоминаю. «Акула пера» перестал писать, слушает. Пять, десять минут перечисляю. Потом журналист перебивает: «Тогда скажите, кого не любите!»
– Что вас может по-настоящему разозлить?
– Ложь. И несостоятельность: когда человек за что-либо берётся и не доводит дело до конца.
– Михалков-актёр всегда устраивает Михалкова-режиссёра?
– Нет. Не всегда. Но Михалков-режиссёр не даёт Михалкову-актёру успокоиться до тех пор, пока он не сыграет так, как нужно.
