В декабре ансамбль «Русская песня» Надежды Бабкиной отметил своё 35-летие. Празднику предшествовал большой концертный тур по стране и зарубежью, который длился целый год. А в день рождения состоялся концерт дома, в музыкальном театре фольклора. Наш обозреватель побывал на этом событии и узнал всё о состоянии жанра и некоторых тайнах Надежды Георгиевны.
–Если сравнить ситуацию, когда с народным творчеством было лучше – когда вы начинали свою деятельность или сейчас?
– Когда я начинала, то директор каждого предприятия стремился создать свой народный коллектив, а создав, очень гордился этим. Это было очень престижно в то время. Поскольку по первому образованию я дирижёр, пока была студенткой, могла поработать с любым хоровым коллективом и проверить свои способности. Сейчас, к сожалению, такой возможности нет. Мало того, после института ты просто выброшен на улицу, раньше ведь было распределение, которое гарантировало каждому студенту трудоустройство. Поэтому каждый вынужден искать себе место самостоятельно. Не найдёшь – вставай на рынок торговать. Выживать-то как-то надо. Что касается народных коллективов, хочу сказать: то, что мы видим сейчас, очень печально. Сейчас на всю страну только 11 коллективов, которые занимаются этой темой. В советское время, конечно, были перекосы и создавались в массовом порядке огромные коллективы. На самом деле народное пение выросло из маленьких ансамблей, из таких, какие создавал Митрофан Пятницкий. В них было 10, максимум 12 певцов, но не 120 же! Народный жанр ведь сам по себе маленький. Когда собирались в старину ярмарки, на них одни делали поделки – и были ремёсла, другие пели, ещё одни дрались подушками или лазали на столбы, у кого сноровка была, и люди ходили на ярмарки потешить свою душу и отдохнуть. Сегодня доброты маловато, гораздо больше агрессии и печали. Общество наше в депрессии. А народное творчество вообще сегодня все называют неформатом. Формат же выбирают те, кто руководит кнопками. А зачем им национальное? Ведь Про это даже не нужно кричать. Люди должны гордиться тем, что живут в такой стране. Да, у нас всё не очень гладко, но и в других странах точно так же. Я сужу, с одной стороны, как профессионал, а с другой – я же езжу и встречаюсь с коллективами. В нашей стране их лишь 11! И они все нищенствуют, потому что у народной музыки нет государственной поддержки. Государственный грант можно получить только в Москве. А сибирские или уральские коллективы зависят от решения губернаторов. Если губернатор захочет создать свой народный коллектив, то их положение сразу улучшается. Но это должно поддерживаться государством. Бесконечно! Это никогда не может быть коммерческим.
– Ваш путь работы с фольклором единственно верный? Не хотелось ли вам сделать звучание более аутентичным?
– Аутентичная манера осталась только в деревнях, которые вымирают одна за другой. И если всё-таки приехать в деревню в фольклорную экспедицию, то уже нет тех старух, которые жили 40 лет назад, в мои студенческие годы. У меня в архивах столько редкого материала, что мне хватит его на долгие годы, на мой век и на век всех моих коллективов. Но я не случайно использую и современные веяния. Хочу обратить внимание на другую культуру песни, на иное содержание, наконец, на иную энергетику и работу с пространством. Меня можно критиковать за это, но я скажу, что в нашем театре есть группа, которая поёт настоящую фольклорную деревенскую музыку. Абсолютно так, как это пелось в прошлых веках. Они слушают музыку, собранную в экспедициях, и восстанавливают её. Но это информационная экзотика, такое пение стремительно рвануть к популярности не может. Не спорю, когда-то это было очень любопытно. Но и мир, и человек в нём постоянно меняются, поэтому уверена, что я права и в своих интерпретациях песен, и в своих эмоциях.
В США право граждан на ношение оружия гарантировано второй поправкой к конституции, но правила покупки, ношения и хранения сильно отличаются в каждом штате.
– Всё ли меняется? Согласна с тем, что, если чуть сдвинуть темп, песня зазвучит по-другому.
– Не меняется содержание песен. О чём поют? О том же, о чём пели и наши предки. Парень отправился на заработки и не вернулся, а девка стоит у реки и плачет и просит перевезти её на другую сторону, к её любимому. И паромщик её перевёз, так девка снова оказалась среди людей... В каждой песне есть свой подтекст. Я иногда, интереса ради, спрашиваю своих музыкантов: о чём песня? Они мне отвечают: «Про паром, который плывёт по речке, а там стоит девка...» Я им говорю: «Да что вы! Какой паром, какая девка... Это её состояние души. Она одинока, ей плохо, она просит о помощи. Кто ей должен помочь? Именно мужчина, потому что помощь – это мужское дело». Как только мои певцы узнали про смысловую нагрузку, по-другому запели.
– В вашем Театре фольклора вы ещё ставите спектакли.
– Да, первым был спектакль «Ковано колесо». Мы сделали его с Сашей Фёдоровым. Это спектакль о судьбе. О том, как зарождалась земля и появлялись люди. Действо происходило в деревне. Знакомился юноша с девушкой, и начинался сюжет. Пока все советовали, как лучше поступить, природа брала своё, и глаз у молодых начинал играть, а рука парня сама тянулась к женскому телу... и в этот момент пришла Судьба. «Нет, – сказала она, – слишком гладко всё у вас получается». И начала подвергать их разным испытаниям. Это очень жёсткий спектакль. Очень. И Судьбу били, и надругались над ней, а потом просили прощения. В конце концов Судьба спасла парня, и на поле сражения, где он лежал раненый, после битвы она выпустила его девушку. И когда он, обессиленный, её увидел, то сразу окреп. Так Судьба, изрядно помотав всех участников этой истории, приходит к ним и говорит: «Теперь вы люди зрелые, мудрые» – и начинает собирать нити от всех людей, которые потом превращаются в младенца. Его Судьба передаёт парню с девушкой со словами: «Теперь ваша очередь его воспитывать». Весь этот спектакль сделан на народной музыке за исключением переходов от одной сцены к другой. Они были написаны Мишей Броннером – учеником Тихона Хренникова. В эти моменты происходили узловые события действа. Ну а колесо – это символ жизни. Оно крутится, а вместе с ним меняется и чья-то жизнь. Ты сегодня наверху, а завтра можешь пасть низко. И ты должен быть готов ко всему.
– А как удалось совместить классику с фольклором?
– Великолепно. Он мастерски вплёл в классическую ткань фольклорные интонации. Но ведь не мы это придумали. Практически все русские композиторы так поступали. И Глинка, и Чайковский, и Мусоргский с Римским-Корсаковым, и Стравинский с Шостаковичем. И поэтому они до сих пор живут на небесах. А мы? Что мы сегодня создали? Да ровным счётом ничего. Только всё разрушили. У меня за это душа болит. За своё дело я как-то спокойна, я справлюсь и себе подобных воспитаю. Пока я во главе, никто не посмеет... А потом-то всё может быть...
– Хотя и в шутку, но вас называют ефрейтором нашей российской сцены...
– Кто же это? Не знаю. Вообще-то, я полковник казачьих войск с правом ношения оружия. Правда, мы оружие затупили и используем в своих спектаклях.
– Как вы решили от песен перейти к масштабным композициям?
– Я ещё в студенческие годы этим занималась. В фольклоре же есть куча обрядов, и эти обряды можно расписать по ролям и устроить настоящую игру. Мы делали много свадеб в своём театре. Жениха выбирали из зала, невеста была наша. Мужская группа подсказывала жениху какие-то тексты по ходу действия, невеста знала свою линию, а зал хохотал, видя эти словно импровизации. Почему «словно» – на самом деле всё было отработано. Так что для меня идея спектакля новой не была. Однажды, учась на режиссуре, я решила поставить «Сказку о царе Салтане» Пушкина и из трёх девиц под окном собиралась сделать спектакль. И когда я в ГИТИСе показала педагогу свои наброски, услышала: «Спрячь немедленно. Тебя пушкинисты разорвут». В результате я всё уничтожила. Сейчас я, никого не послушав, сделала бы такой спектакль.
– Так сделайте...
– Увы. Моя деятельность сейчас имеет другой масштаб. Когда я была студенткой, больше было времени для себя, а сейчас у меня огромный размах, и я должна везде поспеть. Сегодня перед концертом я была в трёх местах. Отработала концерт и сейчас даю интервью вам. Темпоритм моей жизни очень высок.
– Вы в вашем театре занимаетесь всем – от прослушивания новых музыкантов и изготовления костюмов до ведения бухгалтерских дел. Как вам это удаётся?
– Да вот так. Когда впряжёшься, всё и начинается. Нужно уважать людей, которые к тебе придут. А больше всего на свете я люблю порядок. Во всём.
