Версия // Media центр // Защитники Отечества, кто заступится за вас?

Защитники Отечества, кто заступится за вас?

6131
В разделе

Пресс-конференция ответственного секретаря Союза комитетов солдатских матерей России Валентины Дмитриевны МЕЛЬНИКОВОЙ состоялась в четверг, 21 февраля, в 12:00

В четверг, 21 февраля, в канун Дня защитников Отечества, в 12:00 в Media Центре «ВЕРСИЯ» состоялась пресс-конференция ответственного секретаря Союза комитетов солдатских матерей России Валентины Дмитриевны МЕЛЬНИКОВОЙ по теме: «Защитники Отечества, кто заступится за вас?»

Во время пресс-конференции Валентина Дмитриевна рассказала о том, с какими жалобами обращаются к солдатским матерям, какие преступления повторяются в Вооруженных Силах России, кто может противодействовать преступникам, есть ли в войсках изменения в отношении защиты прав военнослужащих.

Также во время пресс-конференций было рассказано о том, как организация помогает гражданам подготовиться к весеннему призыву-2013.

Пресс-конференции проходят по адресу: г. Москва, ул. 1905 года, дом 7, стр. 1 (станция метро «Улица 1905 года»).

Фото: Сергей Тетерин / ВЕРСИЯ

СТЕНОГРАММА ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИИ

- Коллеги, добрый день! У нас в гостях Валентина Дмитриевна Мельникова, в долгих рекомендациях не нуждается. Речь пойдет у нас о призыве, который у нас сейчас надвигается, но есть и несколько вопросов, которые появились сравнительно недавно. Скажем, на днях стало известно об истории с очередным погибшим солдатом-срочником, которого задавили БТР. Руководство части пытается выдать это чуть ли не за геройскую смерть. Валентина Дмитриевна, по этому поводу что вам известно? Кто-то уже обращался, какие-то независимые исследования идут, и что происходит?

Мельникова В.Д.: Я пока не знаю детали, потому что к нам родственники не обращались. Может быть, кто-то из наших региональных коллег. Но пока это все, никто ничего не знает, семья пока ничего не понимает, прокуратура пытается что-то расследовать. Я думаю, что можно будет добиться какой-то правды. Но в этой трагедии очень четко видно, как после многолетнего перерыва командование пытается сделать вид, что все хорошо. Был у нас перед этим довольно благостный период, когда по Министерству обороны была команда ничего не скрывать, никого наказывать не будем, пускай все будет по-честному. А сейчас опять началось эта лакировка.

Эти истории и с ДТП и травмы и гибель во время ремонта, они, к сожалению, есть и бывают и это как раз тот показатель, который мы всегда используем, когда говорим о призыве и контракте. Потому что ребята-солдаты по призыву, во-первых, они молодые, во-вторых, они плохо понимают, что происходит, в-третьих, у них нет профессиональных навыков, особенно когда это связано с теперешней техникой. Что-то отказало – когда человек знает свою технику, ему бывает легче сообразить. Потом они, конечно, раздолбаи, бедняги, куда-то подал не туда, назад, вперед, то не открыл, то закрыл, то командир приказал вводить солдат в открытый грузовик, а сама машина перевернулась. Вот такая история у нас была. И там тоже все на водителя. Водитель, к сожалению, виноват в ДТП, но тот капитан, который давал команду, безусловно, тоже должен за это отвечать, чтобы другие не давали такие команды. Тут ведь важно, чтобы это все не повторялось.

По теме

- Валентина Дмитриевна, но у нас ежегодно на гражданском производстве гибнет порядка 4,5 тысяч человек. Это официальные данные, т.е. мы не берем в расчет гасторбайтеров, которые тоже в производство вовлечены, и, к сожалению, я думаю, у них там смертность на порядок выше в связи с разгильдяйством. А что касается армии, сколько в год у нас происходит несчастных, трагических случаев, связанных, может быть, с недостаточно правильным исполнением приказов, сколько людей гибнет не по вине неуставных каких-то отношений, какого-то откровенного криминала, а просто в силу того, о чем вы сказали.

Мельникова В.Д.: По многолетней статистике военной прокуратуры – это около 20% всех случаев гибели и травматизма. Но там могут быть легкие, вот как у нас орловцы занимаются, мальчишку послали рубить дрова, и он себе пальцы отрубил, это в статистку все равно как травма. А бывают тяжелые. Есть такая довольно устойчивая цифра – около 20% от всех вот таких вот.

- Т.е. это абсолютное значение?

Мельникова В.Д.: В абсолютном значении это сейчас не очень много, потому что раньше в год у нас погибало 3 тысячи человек, потом 2 тысячи, то сейчас, опять же за последние годы – это где-то от 500-600 случаев гибели. По травмам не знаю, потому что я как-то не очень внимательно на коллегиях записывала эти прокурорские цифры, но они в принципе есть на сайте, потому что главный военный прокурор Фридинский обычно раз в полгода такие вещи называет.

- Скрывать особо нечего, если это действительно ни какой-то криминал.

Мельникова В.Д.: Вы понимаете, это и есть устаревшее отношение к тому, что происходит в армии. Внутренние войска эту историю советскую идеологическую победили, у них ничего не скрывается, они реагируют мгновенно, они не пытаются изобразить, что у них все хорошо, и это какие-то козни. Потому что главком сказал: «Ребята, у нас воюющие войска, мы будем делать все по-честному». А в армии структура, которая теперь называется Управление по работе с личным составом, а не воспитатели и не политработники, у них эта тенденция все равно сохраняется, они этим живут, они этим дышат. Очень трудно что-то с этим сделать.

Если говорить о такой (05:39) и попытках лакировки – можно оценить, сколько на самом деле вылезает наружу, а сколько остается за кадром?

Мельникова В.Д.: Я думаю, что сейчас реально процентов 70 всех происшествий разного рода – и по здоровью, и по травмам, и по побоям, и по вымогательствам – 70% все-таки выходит наружу. Наказать командование чрезвычайно трудно. Но защитить людей можно. Не всегда удается до конца найти виновника, потому что большой соблазн, который будет всегда – любую смерть при невыясненный обстоятельствах считать самоубийством.

- Но была же команда наоборот снижать уровень самоубийств.

Мельникова В.Д.: Нет, их меньше, но все равно. Со стороны командования, со стороны прокуроров и следователей как раз есть попытка хотя бы по солдатам, молодым офицерам попытаться расследовать. И это правильно. Ведь в прошлом году была история – парень на северном флоте покончил с собой. Там просто раздолбайство всех, кто его окружал. Там было понятно, что у него конфликт в семье, что его достают, что у него тяжелое состояние, вместо того, чтобы быстренько отвести к психиатру, как-то локализовать это, все мальчишки не поняли, он старше их, что они будут лезть. Офицеры не обратили внимания. Это был действительно случай, где ему могли как-то помочь, но не помогли. Ну, и, к сожалению, бывают еще по-прежнему и издеваются, и бьют. И, может быть, мы отдельно об этом поговорим, когда призывают на военную службу людей совсем не годных по здоровью, в том числе и психически не годных. У нас сейчас такая история, у нас призвали парня из Москвы, который не мог даже в школе учиться, у него было домашнее образование, у него в детстве была тяжелая черепно-мозговая травма, и ему врач все время ставил сниженный интеллект и трудности в общении. И он вдруг захотел в 18 лет пойти в армию. Мама молодая как-то это дело проигнорировала. В общем, на следующий день его начали шпынять. И вот когда принесли документы – понятно, уже сейчас, когда его побили, когда ему ушибли селезенку, когда у него черепно-мозговая травма, конечно, человек был буквально на грани самоубийства. Хорошо, что есть прокурор, быстренько команду дали, в госпиталь положили. А так – это потенциальный смертник на самом деле.

По теме

- А чья это вина сейчас? Не мамы же молодой, а той комиссии, которая его пустила в армию.

Мельникова В.Д.: Про комиссию я бы хотела отдельно поговорить, потому что система призыва – это наша большая головная боль, и это мое недавнее открытие. Я всегда понимала, что система призыва у нас, не призыва, а мобилизации – вот они идут строем, ребята, по этим комиссиям, и никто не беспокоится о том, что надо соблюдать закон о воинской обязанности, положение о врачебной экспертизе, что отправить на военную службу можно только того, кто отвечает требованиям по здоровью. Так вот мы поняли, что эта система, которую возглавляет Главная (09:18) генштаба, она функционирует совершенно в другой галактике. Они принципиально не хотят следовать закону, они принципиально не считают нужным обеспечить нормальных солдат в войска, потому что у них другая задача. Мы мобилизуем. Мы получаем премии за выполнение плана призыва, мы показываем Президенту, Верховному главнокомандующему, что у нас большой призывной ресурс, мы можем обеспечить мобилизационную армию, с которой можно воевать с Китаем. Вот так они существуют. Это вне наших законных понятий. Поэтому так и получается, хотя и документы были и на учет он вставал, и там было понятно, что мальчик стоит под наблюдением психиатра. Такие люди, конечно, первые жертвы.

- Валентина Дмитриевна, уже немного этого коснулись, а если говорить о каком-то общем уровне общем уровне бойцов, общем уровне призывников, если говорить об интеллекте, образовании, потому что сейчас мы говорили о том, что они разгильдяи, не готовые к работе в каких-то сложных механизмах, устройствах, не готовые к работе с современной техникой. Сейчас кто у нас вообще служит в армии: Потому что складывается впечатление, что оно не то, чтобы люмпенизированно, а что это действительно какое-то странное сообщество, набранное из тех, кто либо не смог избежать армии, либо пошел, туда потому что делать в этой жизни ему нечего.

Мельникова В.Д.: Ну, если говорить серьезно, то с интеллектом там не все так плохо. Потому что решение отсрочки для тех, у кого есть жены и дети, родители-инвалиды, оно привело к тому, что очень большое количество ребят после ВУЗа и после колледжей приходит на службу по призыву. У них сейчас 24% от военнослужащих по призыву это те, кто имеет высшее и средне-специальное образование, не ПТУшное, а просто нормальное.

- Простите, я сразу хочу уточнить. А вот в обозримом прошлом этот показатель стремился к нулю?

Мельникова В.Д.: Там не то, что к нулю, там дело в том, что раньше-то была отсрочка. Обычно выпускник ВУЗа к 21-22 годам или имел престарелых родителей, если он поздний ребенок или он был уже женат и был ребеночек маленький. Но когда все эти социальные отсрочки отменили, оказалось, что у нас много из ВУЗа рядовых. Конечно, они раздражают офицеров, конечно, страшная головная боль то, что жены и дети остаются без этих пособий, потому что справку, чтобы девочке выплачивали это пособие, нужно выгрызать из военкомата, из командования. У меня вот сейчас история: мальчишка служит в городе, а жена живет в Прокопьевске. Трижды командование присылало справку, которую соцзащита возвращала. Полгода прошло, деваха не может получить пособие, она вот это маленькое, которое на ребенка положено, там меньше тысячи, по-моему. А вот эти свои родные 8 тысяч она получить не может. Написала нам, мы теперь, слава Богу, Вконтакте имеем страничку. Я позвонила в соцзащиту, тетки там забегали – Москва звонит, Общественный совет при Министерстве обороны. Справка не по форме. Я (12:58) говорю: «Послушайте, Николай Александрович, с 2008 года введены эти 2 справки. Прошло 5 лет. Если ваши офицеры не могут научиться заполнять эти справки – отмените их к чертовой матери! Договоритесь вы, в конце концов, с Минздравом, потому что это ваше ведомственное требование». Его призвали, военком дал справку, когда его уволят, даже досрочно, он все равно придет в военкомат вставать на учет. Какая проблема? «Ой, мы подумаем». За что я не люблю наши воспитателей, за то, что они не хрена не делают, а только очень долго думают. Потому что на самом деле иногда это катастрофа. Мальчик с образованием попал на военную службу, год потерял, жена с ребенком там с ума сходит. Служат они достаточно далеко, где у нас Прокопьевск, а где у нас (13:50), и не доедешь, ничего, и за справкой не доедешь. Поэтому это, конечно, сложно. И это не нужно. Вы говорите – какой уровень? По здоровью? Ни один из тех, кто дожил до 18 в России, по закону призван быть не может. Его можно отобрать на службу по контракту, потому что третья графа пресловутая, расписание болезней, там эти требования намного ниже – это офицеры и солдаты по контракту. По совершенно простой причине – солдат по контракту свободный человек. У него закончилось служебное время. Ему в воинской части не могут оказать медицинскую помощь – да и пошли вы на фиг, вышел в поликлинику. Вы у меня деньги вымогаете, у меня работа кончилась, служба моя, я пошел к прокурору и пожаловался. А солдат по призыву этого сделать не может физически, она за эту колючку не может даже выйти. А если он уйдет через дырочку куда-то жаловаться, он будет оставивший часть самовольно. Поэтому со здоровьем там все очень плохо.

По теме

Каждый раз, когда встречаюсь с журналистами, я каждый раз пытаюсь сделать справочку, что у нас происходит. Как мы говорили, кто защищает защитников отечества. В первую очередь – это, к сожалению, Комитеты солдатских матерей. У нас сейчас Союз Комитетов солдатских матерей, который начал работать еще в 89 году, у нас больше 100 организаций или просто представителей, людей, которые сейчас, как модно говорить, волонтерами во всех уголочках нашей родины пытаются каким-то образом помогать людям. Потому что без нашего участия никто не хочет всерьез принимать проблемы солдат по призыву и их семей. Ну, не хотят. Даже военная прокуратура, несмотря на то, что они сейчас работают эффективно и честно, все равно, пока мы им не предоставим информацию, пока мы не сформулируем, что надо было бы сделать, все равно такого эффекта нет. Да, на нашей военной базе в Армении, в Гюмри у солдат-призывников из 14 тысяч, которые они получают ежемесячно, забирают половину. Никто не хочет говорить фамилии, кто забирает, у кого забирает. Я звоню в Главную военную прокуратуру, мне говорят: «Ты хот что-то назови, какое это подразделение?» Я говорю: «Ну, боятся они говорить, у них там в прошлом году двоих убили». Ну, ладно, тогда мы проведем анкетирование анонимное. Понимаете? Это значит, что командование скрывает или им по фигу, ребята боятся говорить, там вообще-то есть гарнизонная прокуратура. Родители боятся, как бы ни было хуже, хотя мы говорим, что хуже не бывает. Мы вмешались, мы сформулировали, мы попросили, тогда это все работает.

Также как с Министерством обороны. Сердюков был, пожалуй, второй Министр обороны, который не боялся встречаться с Комитетом солдатских матерей. Первый – это был наш любимый бывший командующий (17:32) Игорь Сергеев. Он сразу образовал себе коалиционный совет, всех спрашивал, но ему недолго дали общаться с нами. И все равно каждый раз, когда мы приходили на встречу с Министром обороны, нам приходилось формулировать, какие проблемы есть, как мы считаем нужно с этими проблемами разбираться, что нужно сделать, какие ведомства. Вот это через 24 года общественной работы начинает несколько утомлять. Уже хочется, чтобы кто-нибудь сам позаботился об этих солдатах. Поэтому сейчас все равно несмотря на то, что многое изменилось и многое стало лучше, пограничная служба перешла на пограничную службу, внутренние войска абсолютно изменили свое отношение к солдатам и офицерам. Но все равно армейская головная боль и главный незаконный призыв – это все равно требует нашего ежедневного, еженощного участия. Потому что если мы эту просьбу не донесем до ведомства, оно не очень обращает внимание.

Страшная история – пневмония, умирают ребята после весеннего призыва и во время службы после зимнего призыва. Это продолжается с 2001 года. Но мы очень поздно поняли, нам помогли военные медики, что это связано с повальной вакцинацией, которую проводят солдатам по призыву по прибытии в воинскую часть. Нет у него противопоказаний или нет, болен он или здоров, что там происходит. Ну, хорошо, ну, вакцинация. Все понимают, что после того, как 4 вакцины одновременно ввели, у человека вторичный иммунодефицитный синдром. Никакой борьбы нет. Внутренние войска сделали так: они делают все индивидуально, в плановом порядке каждому, и потом неделю вообще бойца не трогают, он у них там где-то учится в каких-то помещениях, что-то такое делает, никуда не раздевают, не гоняют, не шпыняют, ничего. А Министерство обороны не хотят этого делать. Все равно на улицу, все равно холодная вода, потому что горячей нет. У тебя температура, та кашляешь и чихаешь – ты служить не хочешь. И это все продлолжается.

- Дело в том, что с пневмонией было принято грешить на форму, что, может быть, отчасти верно. Во-вторых, были вопиющие случаи, когда бойцов выгоняли в какие-то совершенно нечеловеческие условия.

Мельникова В.Д.: В 2000 году у нас еще была прежняя форма. Народ еще воевал в бушлатах, все было нормально. Это чисто медицинское преступление. Причем товарищи начальники Главного медицинского управления один за другим наши предложения никак не принимали. Мы им говорили: «Свяжитесь с другими службами других войск и структур, там точно также это делают. Сделайте как они». Нет, не надо нас учить!

По теме

- А почему не проводить вакцинацию еще на гражданке, до отправки в часть.

Мельникова В.Д.: Потому что это никого не волнует. Делать прививки до призыва – об этом мы говорили и предлагали еще в начале 90-х гг. Тогда бывали случаи, когда возникает шок после вакцины, и мы тогда предлагали – давайте делайте тем, кто признан годным, когда уже идет призыв, за 2-3 месяца можно сделать. Нет. Ни военное ведомство, ни наш известный санитарный врач – никто не хочет заняться этой проблемой, потому что это не их дети и не их внуки. Это нужно менять какой-то график. Как внутренние войска смогли поменять – я не знаю, и почему Министерство обороны не хочет. Форма тут совсем не причем.

То, что бытовые условия стали лучше, но недостаточно для солдат по призыву – это точно. У контрактников, слава Богу, есть коврики. Причем я когда первый раз увидела, я вспомнила общежитие в МГУ, 2 комнаты у них небольшие и общий такой холл. Там у них сушилка, там у них маленький душик, там место для плиточки и такие ящички железные, типа сейфиков. И они могут и переодеться и посушиться, есть куда положить вещи, им не запрещают иметь свитера, не запрещают иметь еще носки. А солдату по призыву – ничего. Вот он какой есть прибежал – и все. Потный, мокрый. Надо его на улицу послать – пошлют. Надо куда-то до столовки добежать, бушлат не одевая, значит, добежит.

И самое главное, что вот эта медицина армейская состоит из двух совершенно разных частей: одна часть – это так называемые медроты, санчасти в воинских частях, вторая – это военный госпиталь. Ребят привозят в военный госпиталь, когда нужны экстремальные виды помощи. Их держат в санчасти практически без нормальной медицинской помощи, пока им не станет совсем плохо. Пока человек не начинает задыхаться, пока человек не впадает в кому, пока у него не распухает нога от (23:54) настолько, что он даже она уже и в тапочки не лезет. Зачем это надо? Я не получила ответа разумного. По-прежнему пытаются сделать вид, что у них все здоровы. В этом году кто-то пытался даже сказать, что лейтенантов, командиров взводов наказывают на 1000 рублей за каждого больного солдата.

- Это имелось в виду официальное такое приказание?

Мельникова В.Д.: Не знаю, пока никаких официальных и не официальных подтверждений у нас нет. Это нам матери рассказывали, которые в части ездили и просили, чтобы их детей отправили в госпиталь.

- Может это просто такса – 1000 рублей командиру и поехали в госпиталь.

Мельникова В.Д.: К сожалению, нет. Нужно, чтобы командиру позвонил военный прокурор или чтобы пришло распоряжение от начальника Медслужбы округа, чтобы человека отправили в госпиталь. Хотя непонятно зачем командованию больные солдаты. Это то, о чем я пыталась сказать в начале – что призыв и все, что с ним связано, находится совершенно в другой галактике, чем армейская служба. Потому что понятно, когда призывная комиссия субъекта федерации – Москвы ли, Волгоградской ли области, Нижегородской области отправляет в войска 3000 негодных к службе солдат – это называется преступление против государственной службы. За употребление должностными полномочиями, в крайнем случае, халатность, и наказывается в случае тяжелых последствий 7 годами лишения свободы. Никто их не наказывает, понимаете?

- У нас призывали безногих на протезе, последний раз призвали безрукого.

Мельникова В.Д.: Никто их не наказывает. Почему? Идеологически система призыва, к сожалению, считается очень важной, несмотря на то, что наш Президент Путин понимает, что будущее за профессиональной армией, все равно он делает оговорки. Хотя он все прекрасно понимает, мы ему предложения и требования выкатывали еще первые его два срока. Второе – это корпоративная круговая порука. Когда военком говорит: «Вот, у меня все гражданские» - он врет, потому что система военный комиссариатов подчиняется начальнику генштаба. Непосредственно подчиняются военкому субъекты федерации, а начальники отдела, как они сейчас называются, этому военкому. И планы они верстают для генштаба и Министра обороны, Верховного главнокомандующего и отчитываются они, поэтому это военная система, поэтому там тоже все сложно. Как у меня управление по боевой подготовке будет наезжать на свое же соседнее ведомство – не хотят пока.

По теме

Второе – это медицинская корпоративная круговая порука. Практически невозможно в суде доказать, что врачи, которые выносили категорию годности мальчику, ошиблись, что они вынесли неправильно. Хотя есть лицензирование и есть контроль, чтобы была лицензия – все равно это все виснет. Суды не хотят разбираться в этой истории. Хотя есть судебная практика, но я с ужасом, приходя в суд с призывниками, понимаю, что судьи не могут разобраться даже в простейших документах, вот в этих трех основных документах: положение о призыве, положение о военно-врачебной экспертизе и закон о воинской обязанности. Он не критично воспринимают то, что им представляют юристы из военкомата. Чтобы разобраться в медицинской истории, естественно это нужно делать через суд и нужно, чтобы суд захотел разбираться. Они не хотят, они не готовы.

- Валентина Дмитриевна, ну и последняя самая свежая история, сегодня это уже начало выплескиваться на ленты информагентств. Какая-то странная инициатива относительно студентов – заменить им летние каникулы службой в армии, судя по всем от и до. Причем преподносится это совершенно по разному, кто-то вообще говорит, что это вообще инициатива ректоров ВУЗов. Об этом что-нибудь действительно уже известно? Кому это выгодно, зачем нужно?

Мельникова В.Д.: Об этой инициативе я узнала от секретаря из уст секретаря Министра обороны. Нам была представлена эта инициатива как гуманизация службы по призыву. И тогда мы начали задавать вопросы – а причем тут служба по призыву, если есть военные кафедры, я внятного ответа не получила. Я могу только представить себе в связи с чем эта история возникает. Наверное, есть проблема с отбором людей не военные кафедры по здоровью. И вот эти вот 9 месяцев службы по призыву позволяют отбирать их не по 3-ей графе по контракту, а по первой – призывники. Может быть, у них есть какие-то с этим проблемы.

Второе. Может быть, это связано со свертыванием подготовки офицеров в гражданских ВУЗах. Потому что Шойгу пришел, мы не будет сокращать военные ВУЗы, мы будем готовить все равно. Возможно, там какая-то конкуренция происходит бюджетная между образованием военным и образованием гражданским, потому что деньги все равно, отмена, образованию и науке идут. Возможно, там идут какие-то попытки гражданских ВУЗов денежки себе на эти военные кафедры получить. С точки зрения командиров частей – мне интересно, что скажут бригадиры тех бригад, в которые планируется этих ребят запускать. Панков сказал, что вроде бы большие бригады недалеко от Москвы, ракетные войска стратегического назначения, военно-космические войска вроде готовы на такой эксперимент пойти, с надеждой, что эти ребята инженеры и специалисты придут к ним на 3 года по контракту после окончания ВУЗа. Они тут будут, уже будут известны, уже, может быть, удастся их как-то заинтересовать и подготовить для них какие-то места для службы. Пока непонятно, с чем это связано, потому что никто ясно не заявил кому и зачем это нужно.

- Но если говорил Панков, значит идея не просто витает в воздухе абстрактно, а есть некие механизмы, которые готовы их запустить, это все достаточно серьезно.

Мельникова В.Д.: (31:42) говорил, что говорили и с командованием этих войск и вроде бы готовы взять, и институты готовы и медицинские институты готовы своих тоже на практику посылать в медроты и засчитывать им как медицинскую практику. Я не знаю. Как идея? Такая идея может быть. Но что это, ради чего, как это реализовывать и в чьем бюджете будут деньги на реализацию этой идеи – это вопрос пока совершенно не проясненный.

- Но это, наверное, определяющий момент, потому что у кого-то появятся деньги, сразу возникнет интерес, как начать реализацию.

Мельникова В.Д.: Я ни разу не слышала от представителей наши высокотехнических ВУЗов, что у них есть проблема с молодыми офицерами-специалистами. Ни разу не слышала, честное слово. Поэтому я не знаю, не могу ничего сказать. Мне так повезло, что я это услышала до того, как это вышло в прессу, и мы подробно пытались, а что собственно под этим подразумевается. И я отказалась подписывать заявление, в котором написано, что солдатские матери понимают, что призыв необходим сохранять, а после этого вот этот пассаж, я скажу нет, нет, я под этим подписаться не могу никак. Под самой идеей – ну, пожалуйста, там нет ничего криминального. Каникулы, не каникулы, поторчат в воинской части – тоже ничего.

По теме

- Это скорее проблемы у воинской части будут.

Мельникова В.Д.: Да. Да. Но партизаны – они и есть партизаны. Потому что у нас закон не предусматривает военной службы по призыву такими дробными частями. Хотя мы тоже когда-то в 90-х гг. об этом говорили, что вот, посмотрите, как в Швейцарии. Может быть. Но пока я не понимаю. Но вот если с ректором будут встречаться, с Министром обороны, если они будут какое-то официальное заявление делать, может быть, тогда что-нибудь прояснится. А так – не очень понимаю.

- Одна из инициатив Шойгу – вернуть в прежнем объеме институт (34:02), который порезал Сердюков.

Мельникова В.Д.: Недорезал.

- Недорезал. Армия вообще что-нибудь потеряла? В плане (34:13) коллектива, когда стали сокращать замполитов, психологов, социологов.

Мельникова В.Д.: Вы знаете, мне легко отвечать на этот вопрос, потому что я этим ребятам говорила это все в глаза. Система заместителей, командиров по воспитательной работе – это та самая протухшая гнилая система, на которой держится и сокрытие, и неуважение к солдатам, и вымогательства, потому что они такие же, с какими я встретилась в 89-ом году в кабинете Дмитрия Тимофеевича Язова. Они как были Главное политуправление, так и остались. То, что было сокращено количество офицеров этого пресловутого среднего состава – это такое благо, вы себе не представляете. У нас за последние 5 лет преступность в войсках уменьшилась в 10 раз, потому что практически исчезли пытки и побои со стороны офицеров. Когда я в прошлом году стала подводить итоги, я была поражена, я стала звонить по регионам, спрашивать: «Девочки, а что у вас?». Они говорят: «Да, больных полно, 80% жалоб, но никаких пыток электрическим током, никаких наручников к батарее. Т.е. какие-то эксцессы, конечно, были единичные. Но общее количество жалоб уменьшилось в 10 раз. Т.е. всех садистов, которые воевали когда-то в Карабахе, кто воевал в первую Чечню, кто воевал во вторую Чечню, практически все они были уволены по всем правилам с предоставлением квартиры, как строевые, так и воспитатели.

И вот на этой встрече Николая Александровича Панкова я с интересом посмотрела на товарищей, которые сейчас в этом управлении будут. Они произвели на меня крайне тяжелое впечатление, потому что по-прежнему Министерство обороны, Управление по работе с личным составом не желает открывать горячую линию, доступную для всех, как это сделали внутренние войска в 1995 году. Где есть дежурный полковник, который записывает любые жалобы, тут же отправляет их в то ведомство, которые должно их исполнять, а через 45 минут мама нам докладывает: «Все, в госпитале, все, переведен, справку прислали, деньги вернули, все хорошо». Министерство обороны, эти ребята не хотят, они мне в очередной раз сказали – мы не можем, мы не будем, у нас нет людей. И в войсках повышение их статуса обратно с помощника командира до заместителя командира не кажется мне рациональным, потому что давать таким людям право распоряжаться, мне кажется бессмысленным сейчас. Но больше их не будет, они просто поменяют статус. Но это все равно не надо никому, или надо иметь других людей, которые по-другому будут к этому относиться и другая установка должна быть. В принципе Шойгу в этом отношении перспективный, потому что в МЧС долго войска были совершенно отмороженные, т.е. там был кошмар, тихий ужас и вообще не понятно, что с этим делать. Но где-то в начале 2000-х тоже там что-то произошло, и все управление по работе с личным составом стало вменяемое, офицеры стали давать свои мобильные, и мы не писали. Все можно было делать быстро, сейчас там, конечно, немножко по-другому, но у них солдат поменьше стало. Т.е. в принципе Шойгу понимает, что это такое, более того, у него был такой прекрасный период, 2 года в МЧС, когда они не брали призывников. У них народ дослуживал, а новых они не брали, потому что им отдавали таких больных, которые им просто не нужны были. У него в истории были уже какие-то профессиональные решения, прогрессивные с точки зрения реформы вот такой структурной.

По теме

Но пока, к сожалению, Сергей Кужугетович не критично относится к предложениям тех же товарищей по Управлению по воспитательной работе. (38:56), конечно, нужны в воинских частях, их, может быть, не так много. Психологов нужно много. Была попытка Сердюкова привлечь психологов как гражданский персонал, потому что были тяжелые периоды для офицеров. Офицеры же тоже молодые мужики с большими проблемами в семье и на службе, им тоже, конечно, нужна психологическая помощь. Я не знаю, я пока не могу предсказать, что победит. Победит ли разумный рационализм Министерства по чрезвычайным ситуациям, которое придет сейчас в Министерство обороны на разные должности или пока еще останется вот это вот загнивший кусочек советской армии, который привык все лакировать, прикрывать, говорить, что солдатские матери – агенты империализма. Я пока не знаю, как это будет. Но, тем не менее, мы, как главные защитники (конечно, за широкой спиной Главной военной прокуратуры) как-то с этим пока справляемся.

- Коллеги, пожалуйста, еще вопросы?

- Да, в вашем финансировании...

Мельникова В.Д.: Спасибо, что задали этот вопрос. Я хотела как раз попросить напомнить. Мы с 2010 не получали никаких грантов ниоткуда. Потому что международные фонды, которые работают в России, боятся давать деньги солдатским матерям. В открытую. Но они и ушли многие. Получить президентские гранты через операторов из общественной палаты мы также не смогли, ни я с проектом в 2010 году, ни мои региональные коллеги из Волгограда и Нижнего Новгорода. Я думаю, по той же самой политической причине. И у нас по нашей московской приемной к концу года скопился долг по аренде и жилищным платежам 450 тыс. рублей.

Я вынуждена была обратиться в Facebook*, Вконтакте: «Ребята, помогите». Вот мы собрали сейчас 350 тыс. рублей. Нам там помогли немножко предприниматели. А в основном народ потихонечку присылает деньги. Конечно, это не решает проблемы. Я честно говоря, думала, что тогда отзовутся люди, которым мы когда-то помогали, потому что мы работаем уже практически 24 года. Те, кого мы в 89-ом году выдергивали из армии, все уже успешные люди, кто-то работает, у кого-то бизнес. Я рассчитывала на тех, на старшее поколение, которое уже могло бы помочь немножко. Но пока не знаю, пока персонально никто не обращался. Я по-прежнему пока не вижу, хотя мы специально встречались с правозащитной организацией, члены Российского центра по правам человека со специальным человеком, который понимает, как собирать деньги в интернете. Он нас очень сильно огорчил, сказал, что олигархи не дадут, крупные предприниматели не дадут, вы можете рассчитывать только на мелкий и средний бизнес, но я-то, как когда-то работавшая в мелком бизнесе, понимаю, что на него рассчитывать тоже особо нельзя. Поэтому проблема существует. Сейчас такая проблема у нас еще в Нижнем Новгороде. У них тоже большой долг за помещение, у них очень маленькая комнатка и у них очень много народу. Но в Нижнем у них есть даже исполнительные листы, потому что товарищ Шанцев в лице своей администрации, судился с Нижегородским Комитетом солдатских матерей, взыскивая с них сейчас порядка 300 тыс. рублей задолженности по аренде.

Выходом было бы, конечно, снять с нас вообще все эти платежи к чертовой матери, потому что для московского Правительства наши 75 тыс. рублей в квартал – это вообще ничто, это любой депутат Государственной Думы можем вместе со своим носовым платком вытащить из своего кармана. Ну, внесите в бюджет. Нет, мы не можем внести вас в московский бюджет, вы федеральная организация. Ну, понятно, что в федеральный бюджет никто не внесет. И в регионах такая же история, там губернаторы умные, они давным-давно внесли эту статью на расходы Комитета солдатских матерей, в Хабаровском крае, например, там Ишаев как это сделал в 95-ом году, так все это и идет. И комнату им оплачивают, и телефон им оплачивают, и в воинские части они ездят. Вот такой скромненький бюджет им дают из года в год, они в него вполне укладываются. Без головной боли. То же самое делал Собянин в Тюмени, там тоже областной комитет, тоже было помещение и все. Сначала их чуть не выгнали, потом им стали помогать, и до сих пор помогают из бюджета. Т.е. это в принципе можно было бы организовать. Но это должна быть команда откуда-то. А как Владимир Владимирович Путин может дать команду поддерживать Комитет солдатских матерей, если выключен (44:40) закон, по которому мы должны объявить себя иностранными агентами. Как-то вот никак не получается. Поэтому я буду по-прежнему обращаться. Повешу очередной отчет, кто нам сколько прислал. Очень трогательно. Народ присылает по 50 рублей, по 100 рублей, вот так вот потихонечку, потихонечку деньги идут. И по 1000 и по 5000 иногда, но, в общем, просто люди отзываются.

Понятно, что это как форс-мажор, потому что пока мы с долгом не расплатимся, все пока висит в воздухе. Боятся. Я разговаривала с американским посольством, у них же там есть в принципе программа малых грантов. И как-то они так... Я им говорю: «Вы что, боитесь?». – «Боимся». Просто в открытую.

- В результате, может быть, вам придется как-то ужиматься, закрываться.

Мельникова В.Д.: Закрываться мы не можем, но головной боли может быть очень много. Потому что если мы, не дай Бог, потеряем этот наш коридор в Мечниковом переулке, где сидит 7 организаций наших, то, конечно, людям будет трудно нас найти. Потому что придется тогда говорить с кем-то – с московским военным прокурором или с какими-то другими общественными организациями. К нам ведь приходят люди в отличие от других организаций-наблюдателей, которые мониторят интернет, прессу. К нам приходят люди, с 10 часов у нас в коридорчике сидит какая-нибудь мама или сидит какая-нибудь бабушка с внуком, которого призывают встать на учет. У нас не может не быть помещения. У нас безвыходное положение. Я буду еще раз просить, нам предлагали – а вы должны сделать акции, какие-нибудь встречи в кафе. Я сказала: «У нас нет стартового капитала для таких мероприятий». Будем обращаться, народ изобретательный, будем писать, будем просить совета, помощи. Пока не знаю.

- А на сегодняшний день задолженность еще не погашена.

Мельникова В.Д.: Да, у нас еще долги и уже пошли деньги за этот год.

- А за какой период вы (47:13)

Мельникова В.Д.: Мы заплатили 2/3 от нашего долга. Это с 2010 года. Вот мы заплатили часть, теперь нам надо расплатиться с остальными, начать платить уже за этот год. Т.е. у нас сейчас 150 тыс. долга и порядка 75 тысяч, которые мы должны будем заплатить, мы платим московскому Правительству вперед, за в

*
21.03.2022 г. американская транснациональная холдинговая компания Meta признана экстремистской и запрещена в РФ. Meta Platforms Inc. является материнской компанией социальных сетей Facebook и Instagram. Facebook и Instagram также признаны экстремистскими организациями, их деятельность на территории РФ запрещена.
Логотип versia.ru
Опубликовано:
Отредактировано: 14.02.2013 21:23
Комментарии 0
Наверх