Терроризм действительно меняет мир вокруг нас. Корректируются политические принципы, законы, порядки и правила и даже «начинка» в мозгах. После 11 сентября 2001 года Америка в одночасье превратилась из «демократии № 1» в «мирового жандарма», и с этим уже не спорят даже самые радикальные либералы. После вторжения боевиков в Дагестан летом 1999 года там был принят закон, запрещающий ваххабизм. Все признают его антиконституционность, но никто не собирается отменять. Ведь наша Конституция — пережиток прошлого, осколок старого, «дотеррористического» мира.
Мы уже привыкли идти на посадку в самолёты босиком, поддерживая сваливающиеся без ремня штаны. Нас не смущает, что после «Норд-Оста» женщин в глухих чёрных платках останавливают на московских улицах и обыскивают. Мы смирились с возрождением цензуры в СМИ. Мы научились бояться милиции, которая, как по законам военного времени, «рубит лес» не считая «летящих щепок».
Каждый крупный теракт делает нас менее свободными. Последним таким был захват школы № 1 в Беслане. В годовщину трагедии корреспондент «Версии» отправился на место событий, чтобы увидеть Осетию после Беслана.
Спустя год после захвата бесланской школы террористами и гибели 300 с лишним человек, республика всё ещё живёт этим горем. Это чувствуется сразу в аэропорту. Седой таксист вдруг, без всякого повода, покачает головой и неожиданно скажет: «Вот ведь какое несчастье у нас». Скорее всего это бесланец, и язык не поворачивается спросить у него, потерял ли он кого-нибудь из родных и близких в те дни.
По дороге из аэропорта в Беслан машина замедлит ход у кладбища. Даже человек, ни разу не бывавший в Осетии, сразу поймёт, что это не обычный погост. Ни города, ни деревни рядом нет, зато множество венков и живых цветов лежит прямо у кладбищенской ограды. Здесь прошлой осенью нашли своё последнее пристанище 350 человек. От этого места пахнет не мглой веков и полузабытыми предками. Тут пахнет свежей войной.
Во владикавказской гостинице «Кавказ» портье любезно скажет: «Конечно, у нас есть одноместные номера, только запишитесь во-о-он за тем столиком». А за тем столиком вас будет ждать автоматчик в камуфляже, который кроме документов потребует предъявить к осмотру ваш чемодан или рюкзак. Оказывается, в гостинице расквартирован откомандированный в Осетию подмосковный ОМОН, и их командир Александр Хлыбов установил здесь свои порядки: не нравится — ищи другую гостиницу.
Что в Беслане, что во Владикавказе — в каждом кафе, в каждом магазине стоит телевизор. Несколько раз в день все телевизоры республики одновременно будут показывать одну и ту же местную информационную программу «Вести-Ирыстон» — трансляцию процесса над единственным захваченным в плен террористом — Нурпаши Кулаевым. На эти новости все переключатся, даже если по другим каналам идёт футбол и уже назревает голевая ситуация.
Показания Кулаева, пострадавших и свидетелей — главная тема обсуждения. Слова, произнесённые в зале суда, люди повторяют дословно, как когда-то цитаты классиков марксизма-ленинизма или шутки Жванецкого.
На этом процессе, наконец, выясняется, что всё было не совсем так, как об этом отчитывались офицеры российских спецслужб и официальные представители федеральной и республиканской власти.
Стоит сказать ключевое слово «Беслан», и осетины начинают до ругани спорить по поводу традиционного русского вопроса: «Кто виноват?». Республика раскололась на две партии: тех, кто в гибели детей обвиняет Москву, федералов и Дзасохова, и тех, кто считает, что во всём виноваты чеченцы, ингуши и исламисты.
Этот раскол чувствуется даже на телевизионных экранах. Местные «Вести-Ирыстон» транслируют показания свидетелей, вспоминающих, как военные обстреливали из огнемётов крышу школьного спортзала, где сидели заложники, а террористы пытались эвакуировать детей из пылающего помещения. А сразу же вслед за местными новостями начинается выпуск федеральных «Вестей», где уже другие свидетели вспоминают, как они бежали из школы, а террористы стреляли им в спины.
Осетия ищет виновных. Слава богу, призывов идти мстить ингушам, которые были в числе террористов, более не слышно. Хотя год назад находились горячие головы, пытавшиеся запустить ещё один виток осетино-ингушского конфликта.
