18 августа 1991 года в СССР произошла попытка политического переворота. Августовский путч стал началом конца Советского Союза, мощь которого за пять лет до этого не подвергалась сомнению. На страже социалистического строя стояли армия, милиция и всемогущий КГБ. Отчего же спецслужбы не вышли на защиту режима? Об этом в интервью «Нашей Версии» рассказал бывший заместитель начальника Первого главного управления, руководитель Аналитического управления КГБ СССР, генерал-лейтенант Николай Леонов.
– Николай Сергеевич, почему такая мощная организация, как КГБ, не смогла ничего сделать в августе 91-го? В течение десятилетий ведомство активно боролось с выступлениями против советской власти, однако когда наступил решающий момент, никто даже не вышел защищать памятник Дзержинскому, снимаемый демонстрантами с постамента, на Лубянской площади.
– Тут есть несколько причин. Прежде всего мы всё-таки чётко понимали настроение общества, которое отвергало нынешнее политическое руководство, а также существующую экономическую, политическую модель государственного строя. Не принимать это в расчёт нельзя – незадолго до августовских событий мне приходилось давать советы моим товарищам по работе из КГБ Литвы, где 13 января произошёл штурм телебашни. Я тогда говорил им, что со своим народом воевать нельзя, это уже будет преступление. Мы должны быть верны Родине, а не тому политическому кругу, который в данном случае осуществляет руководство нашей страной! Ведь во всём мире в результате выборов или других событий правительство меняется – что же, мы так и будем каждому правителю бить поклоны? Нет, мы должны быть верны Родине, государству и своему народу и выполнять те функции, которые соответствуют интересам государства, а не служить той партийной верхушке, которая доводит иногда государства до кризиса.
Поэтому никто из нас не то что не ставил вопроса, а даже мысли не допускал о том, что надо применить оружие против своего народа.
– А в состоянии ли был КГБ вообще противостоять протестующим?
– Чтобы не быть голословным, скажу: в Москве во время августовских событий 1991 года толпа, выступившая против ГКЧП, ходила по одному и тому же маршруту. В основном по Калужской площади и Бульварному кольцу. То есть блокировать её не было проблемы. При этом только в Москве насчитывалось 60 тыс. офицеров КГБ, причём все они были с оружием. А 60 тыс. – это целая если не армия, то дивизия. И что было бы, если бы им был отдан приказ стрелять? Однако мысли об этом ни у кого, тем более у председателя КГБ СССР Крючкова, не возникло. Кроме того, в распоряжении разведки в Москве находилась мотомеханизированная бригада. Однако она так и оставалась в своём лагере до самых последних дней, связанных с событиями августа 1991 года. Все понимали, что в стране происходит социально-политический кризис, и против людей, которые протестуют, нельзя идти с оружием ни в коем случае.
Позже в своём Информационно-аналитическом управлении я приказом от 21 августа дал команду всем офицерам сдать личное оружие и боеприпасы в каптёрку. И своё личное оружие я тоже сдал туда же, чтобы показать, что собираюсь участвовать в политической борьбе только мирным путём. К тому же люди были на взводе, не ровён час, у кого-то сдали бы нервы и он совершил бы акт суицида, который потом совершили маршал Ахромеев и глава МВД СССР Пуго. Или, того хуже, применить оружие против кого-то из митингующих, что могло бы вызвать цепную реакцию. Оружие не есть аргумент в решении гражданских споров. Для этого существуют пресса, политические партии, для этого существует парламент – дискуссии надо вести там.
В США арестовали 50-летнего Халеда Абугханема, который вместе со своим сыном насильно вывез дочь в Йемен, чтобы выдать её замуж и получить 500 тысяч долларов.
– Имелась ли реальная опасность того, что толпа пойдёт на штурм здания КГБ? Ведь есть свидетельства, что звучали призывы пойти «брать Лубянку»…
– Проблема в том, что толпу, особенно заведённую, можно настроить как угодно. Во время путча ГКЧП я был членом Коллегии КГБ СССР, а исполняющим обязанности председателя КГБ СССР с 22 августа, после ареста Крючкова, Горбачёв назначил Шебаршина. И вот мы находимся у Леонида Владимировича в кабинете, а Лубянская площадь, где находится наше здание, кишит народом – там было минимум тысяч 30 или 40 человек. Тут я вижу из окна своего кабинета, как подозрительные люди в этой толпе наливают из канистр в пластиковые стаканчики не то спирт, не то водку. И делают это они прямо под стенами Комитета государственной безопасности, тем самым явно готовя что-то недоброе. Я понимаю, что пьяные люди – это опаснейший элемент, и возникает реальная угроза захвата здания КГБ. Выйти из здания сотрудникам никак нельзя, всё здание уже блокировано. В этот момент находившийся в кабинете Шебаршина начальник Главного управления Пограничных войск, член Коллегии КГБ СССР, генерал-полковник Калиниченко встал и, обращаясь к Леониду Владимировичу, заявил, чтобы Шебаршин связался по телефону с Ельциным и сказал ему – мол, офицеры-пограничники никому не позволят перерезать себе горло, как баранам. И если будет предпринята попытка захватить наши служебные кабинеты или находящуюся в них документацию, офицеры окажут сопротивление – у них есть автоматы и они знают, как защититься!
Шебаршин тут же связался по телефону с Ельциным, который фактически уже был руководителем государства, рассказал об обстановке на Лубянской площади и о настроении офицеров КГБ применить силу, если будет попытка захвата служебных помещений или документации КГБ. Через 15–20 минут Ельцин появился на Лубянке и, обращаясь к толпе, попросил прекратить буйствовать, тут же пообещав, что будут приняты меры, будет расследовано участие КГБ в августовском путче, а потому все, пожалуйста, расходитесь. И все, кто митинговал, успокоились и ушли с Лубянки, а сотрудники КГБ, в том числе и разведки, смогли беспрепятственно покинуть своё служебное здание. Только вмешательство людей на таком уровне и в той форме, о которой я рассказал, свидетелем чего я был, помогло избежать кровавой развязки тех событий августа 1991 года. А каковыми могли быть их последствия, если бы не последовало разумных действий со стороны Шебаршина, мне лично трудно вам сказать.
– Вероятно, причина громить Лубянку заключалась не только в том, чтобы покончить с этим символом КГБ. Ведь в здании находилась масса секретных документов, представлявших интерес для иностранных спецслужб.
– Я помню, как сразу после провала ГКЧП я находился в своём рабочем кабинете и увидел двигающуюся к моему кабинету группу наших диссидентов во главе с экс-генералом Олегом Калугиным, сейчас живущим в США и часто дающим свои комментарии к разным событиям, кстати, не всегда верные и часто злобно-трусливые. Они шли по коридорам нашего здания вместе с американцами, в этой группе был поп-расстрига Якунин. Заходя в каждый кабинет КГБ, они требовали, чтобы им отдали документы с грифом «Совершенно секретно». Тогда я успел предварительно уничтожить документацию, которая могла быть ими использована в провокационных целях, а когда они подошли к дверям моего кабинета, сказал им, что не разрешаю входить, поскольку готов защищать вход всеми доступными мне возможностями, даже, если это потребуется, с оружием в руках. В результате никто из них не решился переступить порог моего кабинета, они пошли дальше. Калугин знал меня, мы с ним были хорошо знакомы – видимо, он поверил, что я сдержу обещание.
Кстати, в конце 80-х, когда в странах социалистического содружества начались волнения, во время встреч с руководителями спецслужб ГДР я им не раз говорил – более чем целесообразно уничтожить часть служебной документации. Прежде всего необходимо уничтожить списки агентов – агентуры, которой пользовались немецкие штази или спецслужбы ГДР. Потому что если эти списки попадут в руки оппозиции, а всё дело в ГДР шло именно к этому, тут естественно возникнет проблема мщения. И не стоит подставлять людей под такую жёсткую ситуацию, ведь ваша нация сразу будет расколота и возникнут предпосылки к гражданской войне. Это, конечно, ваше внутреннее дело, говорил я им, но мой вам совет: уничтожить это всё, и пусть с прежним режимом это всё утонет. Видимо, они не прислушались, потому как после крушения ГДР в отношении десятков тысяч бывших сотрудников спецслужб были возбуждены уголовные дела по подозрению в подрывной преступной деятельности против ФРГ, а сотни разведчиков Восточной Германии оказались осуждены.
