Наша встреча с Никасом Сафроновым состоялась сразу после дня рождения художника – 8 апреля мастеру исполнился 61 год. В его студии ещё не утихла праздничная суета: то и дело сновали визитёры, посыльные с подарками, жаждущие автографов поклонники. Пришлось ждать мэтра, разглядывая фотографии, на которых именинник запечатлён в компании самых-пресамых знаменитостей.
– Никас, ваше имя уже стало брендом, в который укладывают много смыслов – и богатый, и продуктивный, и популярный, и мастер самопира. Недаром некоторые не без доли стёба называют вас Никасом Великолепным…
– Поменьше бы вы читали разные публикации. Я не задумываюсь никогда, кто я и что я. Просто занимаюсь профессионально своей работой. Всю сознательную жизнь занимаюсь благотворительностью. И ко мне люди тоже хорошо относятся, хотя бы судя по тому, сколько людей приходит ко мне на день рождения. Мы его праздновали три дня, гостей за это время было не меньше тысячи. Ещё спасибо всем тем, кто не даёт моим трудам пропасть, – много людей ходят на мои выставки, заряжаются от них энергией. Это приятно осознавать, когда люди считают тебя своим, народным. Я действительно всю жизнь посвятил творчеству, любви к Отечеству и к каждому человеку.
– Вы сейчас выдаёте парадную, образцово-показательную версию себя.
– Но всё это я и есть – я вовсе не пытаюсь нарисовать сказочный сладкий образ. У меня постоянная неудовлетворённость собой, сожаление о том, что многое не успел, что есть и плохие работы, которые, к сожалению, болтаются по миру, хотя сегодня я бы многие из них переписал или уничтожил. Моя жизнь состоит из работы и работы, из вечного недосыпа и постоянных переживаний за всё. Меня постоянно гложет сомнение: правильно ли я всё делаю? Наверное, я во многом человек из другого времени.
– Ваше жилище точно из другого времени. Жить в средневековом замке посреди Москвы XXI века – какие это даёт ощущения?
– У меня с юности была мечта о собственном замке, и я её частично осуществил. Купил этаж и сделал там готику. Ещё я с детства мечтал о собственном острове. Возможно, когда-нибудь я стану владельцем какого-нибудь кусочка суши посреди Тихого океана и буду там, как Тур Хейердал, плавать вокруг на вёсельной лодке. Но для этого надо много работать: придумывать, создавать, заниматься выставками, быть интересным людям.
«За властью никогда не ухаживал»
– В позднесоветское время в Москве были центры притяжения творческой интеллигенции – люди собирались, например, и в доме Мессерера и Ахмадулиной. Там шли поиски истины, кипели идейные споры. Сейчас уже нет таких творческих магнитов. Почему?
– Было другое время, другие ценности. Сегодня невозможно уже вести такой образ жизни, чтобы регулярно собираться где-то на кухне ради дискуссий о высоком. Нет времени на остановку, оно уходит на прагматические задачи, ради которых сегодня объединиться проще. Поэтому время творческих салонов осталось в прошлом. Я родился, когда такие посиделки только образовывались – люди собирались на квартирах, на кухнях, пели, читали стихи и обсуждали картины. Я тогда был ещё маленьким, но слушать всё это было чрезвычайно интересно. Так я узнал о поэтах, писателях. Позже, повзрослев, полюбил ходить в театры. Театр на Таганке, Ленком – они были для меня родными. То время было необычайно интересное. Хотя приходилось много трудиться, чтобы заработать.
Мифы о болезни Бехтерева
Любой состоявшийся человек не может быть вне социума, надо быть ответственным за те поступки, которые ты совершаешь. Художник призван созидать, а не разрушать. Оставить что-то хорошее после себя
– Наверное, как и многие молодые люди в то время, занимались фарцовкой?
– Да, фарцовкой джинсами. Этим я, кстати, помимо продажи картин заработал себе на квартиру. А потом ушёл в чистое искусство и уехал в Загорск изучать иконопись. К этому времени я уже поменял квартиру в Вильнюсе на комнату в Москве. Потом заработал на картинах деньги, чтобы поменять комнату на квартиру – там же, в Тёплом Стане. Затем заработал ещё и поменял свою окраину на центр. Вначале на Малой Грузинской, потом купил квартиру на Пушкинской. После этого её продал, деньги положил в банк – и потерял их. Снова заработал и купил квартиру на Тверской. И после уже здесь, в Брюсовом переулке. Так что мне было чем заняться по приезде в столицу, к тому же я уже начал понимать, что мне повезло, удалось чего-то достигнуть, и я чувствовал себя обязанным помогать другим, заботиться об отце, который, кстати, дожил почти до 95 лет, помогать братьям, сестре. В общем, заботы не давали мне расслабиться и ходить по кухням на чтения стихов.
– Зато теперь вы сами можете собирать вокруг себя интересных людей, обсуждать, спорить.
– Да, сегодня я общаюсь с теми, кто мне интересен. Люди, с которыми я дружу, собирались по крупицам многие годы, и мне приятно, что те, с кем я подружился 20–30 лет назад, до сих пор являются для меня близкими людьми. К ним я могу отнести Валентина Гафта, Алексея Пушкова, Анатолия Трушкина, Николая Николаевича Дроздова, Эммануила Виторгана, Сергея Никоненко, и этот список можно продолжать бесконечно. Что же касается коллег, то я общаюсь с небольшим количеством художников, хотя у меня хорошие отношения с Ильёй Глазуновым, Александром Шиловым. Но по-настоящему дружу с Александром Рукавишниковым и Зурабом Церетели. Мы часто вместе участвуем в благотворительных мастер-классах, например в кардиоцентре им. Бакулева под руководством Лео Бокерия, в детском отделении мы проводим мастер-классы для маленьких пациентов.
– Никас, почему у вас получается зарабатывать творчеством, а у других – нет?
– Потому что творчество – это труд прежде всего. Часто тяжёлый. Кроме того, надо всё время совершенствоваться. В 80-х годах я много работал в Италии и хорошо там зарабатывал, позднее, в 90-е годы, когда у нас вошёл в моду сюрреализм, я стал работать больше здесь. Быть в тренде – это важно, да. Но чтобы заработать, нужны постоянно свежие идеи, надо быть всегда интересным зрителю, но не угождать – оставлять себе право быть самим собой.
– Но сегодня особенно выгодно быть лояльным, даже те, кто раньше этого не делал, сейчас вертятся флюгером.
– Я лично никогда за властью не ухаживал. И никогда не был в оппозиции. Всегда можно что-то через искусство передать своим современникам и даже потомкам. Ведь любой состоявшийся человек не может быть вне социума, надо быть ответственным за те поступки, которые ты совершаешь. Художник призван созидать, а не разрушать. Оставить что-то хорошее после себя.
Король на белом коне
– Вы пишете портреты шейхов и королей – как вам удаётся получить одобрение и заказ?
– Сегодня у меня уже есть имя и есть помощники, которые занимаются организацией моих выставок. На улице я президентов, конечно, не встречаю, но могу встретиться с послом страны, в которой планирую выставку. Посол о моём пожелании сообщает вышестоящему руководству, там предложение рассматривают, и, если всё совпадает, поступает заказ на написание портрета высокопоставленной персоны. Иногда наши дипломаты предлагают провести выставку в нашем посольстве. Как правило, я соглашаюсь, даже если она не коммерческая, поскольку такие выставки поддерживают интерес к современной культуре нашей страны. Недавно король Бахрейна купил две мои картины для королевского музея и заказал свой портрет на белом коне. Вот его сейчас и пишу.
– Даже представить себе не могу, сколько он вам заплатил.
– Думаю, всё будет хорошо.
– Все привыкли к тому, что художник должен быть бедным. А приятно быть богатым художником?
– Почему считается, что хороший художник должен быть непременно бедным? В истории практически ни один известный художник не был бедным. Даже Ван Гог, на которого все ссылаются: его брат давал ему столько денег, что он содержал своих друзей, свою любовницу и её семью. Брат и придумал эту пиар-стратегию сумасшедшего бедного художника. Ну как хороший и профессиональный художник может быть нищим, если ему заказывают короли и папы римские? Бедными не были ни да Винчи, ни Микеланджело, ни Рафаэль, ни Рубенс, ни Ван Дейк... Про Моне, Пикассо или Дали я вообще не говорю. Миф о бедном художнике скорее льстит лодырям и неудачникам, думающим: ничего-ничего, зато я талантливый. Голодный будет думать только о колбасе. Бедный боится прогадать и просчитаться. А художник должен быть свободным в мыслях и голодным только до творчества, а не до еды.
