«Наша Версия» продолжает цикл публикаций, посвящённых 65-летию Победы. В них мы рассказываем о самых важных и самых драматических шагах на этом трудном пути – о битвах, которые определили исход войны. Это представленный в виде монологов взгляд на фронтовую жизнь простых тружеников передовой – совсем юных тогда солдат и сержантов. Курская битва стала переломным событием Великой Отечественной войны. После неё уже ни у кого не оставалось сомнения, что победа будет за нами.
О событиях Курской битвы рассказывает полковник в отставке Владимир Петрович Черников, награждённый орденом Великой Отечественной войны I степени, орденом Славы III степени, медалями «За взятие Вены», «За взятие Берлина», «За освобождение Праги» и другими. Летом 1943 года он воевал в 37-й дивизии Центрального фронта в должности командира стрелкового отделения.
Я попал на фронт добровольцем, когда мне исполнилось 17 лет. Мы попали в 37-ю дивизию Центрального фронта. Сразу возникло ощущение, что мы на пороге какого-то грандиозного события. Прифронтовая полоса жила активной жизнью: всё двигалось, перемещалось, шевелилось, на дорогах бесконечные колонны техники, вереницы подразделений. Солдаты и местные жители круглые сутки рыли противотанковые рвы, копали окопы и траншеи, все трудились на пределе сил.
Командир присмотрелся ко мне и увидел, что я грамотный парень, отправил меня на курсы сержантов. Учёба проходила прямо в прифронтовой зоне, занятия длились в течение месяца по 16 часов в день. Тренировки проходили в условиях, приближенных к боевым, к примеру бегали мы только в полной экипировке. Из всех военных дисциплин мне особенно хорошо давалась стрельба, потому что вырос я в Сибири, где каждая семья имела ружьё и ребята ходили на охоту на зайца с 7–8 лет. Проучились мы около месяца, затем сдача экзаменов, я получил «пятёрки» за стрельбу из всех видов оружия. По результатам учёбы мне, как отличнику, присвоили звание сержанта и отправили командовать отделением. Прихожу в роту, куда мне дали направление, открываю дверь в землянку, посмотрел – и как-то обмяк. Почти все мои подчинённые по возрасту годятся мне в отцы. Сидят, махоркой дымят, на меня смотрят и посмеиваются. Я подумал, что не туда попал. Разобрались – всё правильно, это резервная рота командира дивизии, которую кидали как штрафников на самые сложные направления. Состояла она из одних сибиряков, мощных мужиков, которые по нескольку раз побывали в боях. Они успокоили, сказали, что им сержант нужен, а сами они командовать не любят. Когда узнали, что я сибиряк, душевно приняли. Только потом понял, как мне повезло, ведь только благодаря им я остался жив, они меня берегли буквально как сына, опекали в бою. Вообще с ними было надёжно и уютно. Вспоминается такая деталь: сибиряки курили махорку из корней деревьев, которую им присылали из дома. Садились всегда чинно, не торопясь сворачивали «козьи ножки» и закуривали, меня подначивали: «Давай сержант, все курят, а ты отделяешься от коллектива». Я попробовал, затянулся, а у меня аж глаза квадратными стали, правда, по-настоящему я курить не научился, только иногда вместе с ними за компанию.
– Нашей 37-й дивизии была поставлена задача оборонять станцию Поныри, которая занимала очень важное стратегическое положение, прикрывая железную дорогу Орёл – Курск. 5 июля 1943 года стало днём моего боевого крещения. Вначале началась массированная бомбёжка, мне показалось, будто самолёты перепахали все наши окопы. Ещё не успели отойти от авианалёта, смотрю, танки идут прямо на нас, ко мне в душу закрался какой-то предательский холодок. В голове мысль: это же танки, мы против этих стальных монстров бессильны. Но посмотрел на ребят, они сидят спокойно, мне стало стыдно, я успокоился. В это время позади нас одновременно начала работать вся наша противотанковая артиллерия. Налетели самолёты, в небе завязался воздушный бой. Неподалёку заухали немецкие миномёты, они доставляли нам самое большое беспокойство, от их навесного огня было невозможно укрыться. В памяти сохранились гнетущие картины. Стоит нескончаемый грохот и канонада, которые давят на перепонки, у некоторых кровь течёт из ушей. Сплошной рёв моторов, лязганье металла, грохот, взрывы снарядов, дикий скрежет разрываемого железа…
Первую атаку мы отбили за счёт меткого огня артиллерии. Но вот вторая волна танков прорвалась, они шли с поддержкой пехоты. Ребята повставали в окопах, ведут прицельный огонь, а танки всё ближе, стали бросать гранаты. Один подбили, а другому всё нипочём – прёт напрямую. Мы все упали, танк прошёл, наполовину разрушил окоп, нас сильно присыпало, мы еле откопались. Это был «Тигр», гранатой его не возьмёшь; единственное, можно было повредить траки, тогда он остановится, но всё равно продолжит стрелять. В день немцы проводили по три-четыре атаки.
Следующей боевой задачей нашего взвода было форсировать небольшую речушку. Наутро мы разобрали баню и соорудили из неё плоты. Плыли ночью, немцы осветили нас осветительными ракетами и тут «Катюши» стали стрелять, мы обрадовались, что артиллерия нам поможет. Это помогло нам ворваться на берег без потерь, дальше дело дошло до рукопашной. Это была невообразимая и захватывающая картина: ты идёшь один на один с врагом, тут всё решают доли секунды – кто первый выстрелит, тот и победит.
Но в этом бою мы потеряли своего взводного, старшего лейтенанта, он был замечательный мужик, орденоносец. В бою он никогда не прятался за наши спины, шёл всегда впереди. Перед немецкими траншеями он хотел бросить гранату, вырвал чеку, и в это время на взмахе пуля поразила его прямо в сердце, он так навзничь и упал. Он был прекрасный командир, накануне мы все поздравили его с днём рождения, ему исполнилось 20 лет. За эти несколько месяцев у нас погибли три командира взвода.
– 11 августа 1943 года наш взвод шёл в атаку за танками. Помню, шёл дождь, вся грязь с крутящихся гусениц летит на нас. Вдруг взрыв, я даже не понял, что это бомба или тяжёлый снаряд, меня подбросило в воздух, как тряпичную куклу, ударило о танк и сбросило на землю. Этот взрыв унёс жизни восьми человек, все они лежали рядом, я немного в стороне от них. Не знаю, сколько я провалялся без сознания. Бой к тому времени переместился на несколько километров вперёд. Голова стала проясняться, когда Они закончили свою работу и пообещали, что пришлют мне помощь. Сколько я лежал, не помню. Очнулся от того, что меня тащат на плащ-палатке, только тогда у меня появилась надежда, что я выживу. Мне до сих пор снится моя спасительница, совсем ещё девчонка, такая худенькая, вся в конопушках; помню её рыжеватые волосы и такое усталое лицо. Я посмотрел на неё, что-то сказал, она махнула рукой, сделала мне укол, смочила губы влажной марлей. Как эта девчонка доволокла меня, даже не представляю. Когда я очнулся, оказалось, что лежу одетый на кровати. Подошли два врача, осмотрели, покололи спину иголками, что-то мне говорят, я ничего не слышу. Оказывается, у меня правая перепонка лопнула – я до сих пор немножко глухой. Доктор сказал, что всё пройдёт, молодость возьмёт своё. В то время я был комсомольцем, в бога, конечно, не верил, но тогда во мне что-то перевернулось, я понял, что какая-то высшая сила сохранила меня.
