Для большинства людей слово «Чернобыль» ассоциируется исключительно со страшной трагедией, всколыхнувшей весь мир. Но существуют люди, для которых это просто место работы, а для кого-то даже жительства. Нашему корреспонденту удалось договориться с одним из них о поездке в «зону».
90% туристов, посетивших Чернобыль, — иностранцы
Расстояние от Киева до КПП «Дитятки» — самого южного поста 30-километровой зоны Чернобыльской АЭС — около 130 км. Даже на стареньких «Жигулях» на дорогу ушло не больше двух часов. На КПП меня уже ждал Юрий, сотрудник Чернобыльской АЭС, который должен был сопровождать меня на закрытой территории. Усатый милиционер не проявил ко мне особого интереса: подержав в руках паспорт, он даже не стал открывать его и отдал обратно. Похоже, посетители тут привычное дело. В среднем Чернобыльскую АЭС посещают 250—300 человек в месяц. В основном это эксперты, большая часть которых из Европы. Наши специалисты появляются здесь гораздо реже. Приезжают в зону и просто любопытствующие туристы, но таких единицы. «А сталкеров здесь много?» — интересуюсь я, вспомнив роман братьев Стругацких. «Сталкеры — это фантастика, — отвечает Юрий фразой из рекламы. — За 5 лет работы ни одного не видел. Ходят, правда, слухи, что кто-то из белорусов водит на территорию иностранных туристов, но в это слабо верится. Знающий человек не пойдёт через лес в радиоактивную зону непонятно с кем. А вот местных браконьеров здесь хватает. Животные ведь непуганые. Есть даже редкая лошадь Пржевальского, ничего не боится, даже из рук еду берёт».
С Юрием мы едем дальше. Километров через 20 показывается оставшийся ещё с советских времён указатель с надписью «Чорнобиль». Небольшой городок доказывает утверждение, что чисто не там, где убирают, а там, где не сорят — мусора на улицах практически нет. Сегодня здесь живут около 8 тысяч «вахтовиков». По меньшей мере половина из них работает на Чернобыльской АЭС. Впрочем, есть и постоянные жители. И это несмотря на то, что из населённых пунктов зоны отчуждения были эвакуированы абсолютно все жители. Но через несколько недель часть из них вернулась в родные места. Причём многие уже в первые годы после аварии: всего за 2 года в радиоактивную зону тайком пробралось около полутора тысяч местных жителей.
Врачи советуют возвращенцам пить горилку
Мария и Михаил Урупа вернулись домой уже через месяц после аварии. В этом году им исполнилось по 70 лет. «Сначала люди из нашей деревни уезжать не хотели. Хоть нам и говорили, что это всего на пару дней, но легко можно было догадаться, что это не так, — рассказывает Мария. — Скотину всю сдать заставили. 3 мая вывезли нас под Киев, в село Коротеево Бородянского района. Дом дали кирпичный, но мы ведь всю жизнь в избе прожили, вот и маялись, спать не могли. Первый месяц ещё надеялись, что нас вывезут обратно, но потом восемь человек из нашей деревни решили сами домой возвращаться. Ну и мы с ними. Доехали на электричке до Киева, а дальше-то дорогу не знаем, никогда ведь из деревни не выезжали так далеко. Стали людей спрашивать. Послали нас до рыбаков, а те говорят: бензина нет. Мы им фляжечку горилки показали, так сразу согласились нас к себе в лодку взять. Плыли долго, а когда высадили, оказалось, что до деревни ещё километров 20. И тут дед мой падает. Не могу, говорит, больше. А я на насыпь поднялась, вижу — машина. Оказалось, что едут в Чернобыль через наше село. Так и добрались. А дома страшно, ни звука не слышно, даже собаки не гавкают. Потом к нам милиция приезжала, выгоняла. Правда, не так, как в других сёлах — руки не ломали. А нам всё равно, пусть хоть расстреливают, никуда не поедем. Так и отстали от нас. Говорят, конечно, что радиация. Врачи даже советуют горилку пить. Вот так и живём. Раз в месяц приезжает к нам автобус, возит нас в город. Пенсию прямо сюда привозят, и медик раз в неделю приезжает. Лучше нам тут...»
Как сообщили в Роспотребнадзоре, ведомство ведёт мониторинг радиационной обстановки в стране в связи с лесными пожарами в зоне отчуждения Чернобыльской АЭС.
В 87-м году в деревню Парышево вернулось 150 человек. Сегодня здесь осталось всего 18. Многие не выдержали отсутствия какой-либо инфраструктуры.
В настоящий момент в зоне отчуждения нелегально живут около 350 возвращенцев: около 200 — в самом Чернобыле, а другие в окрестных деревнях. Один из них похвастался мне своей хорошо сохранившейся «копейкой» 1985 года выпуска: «Техосмотра у меня нет, страховки — тоже, да ведь и гаишников тут не бывает».
В самом Чернобыле и его ближайших окрестностях показания дозиметра не превышают 20 мкР/ч — даже меньше, чем в Москве. Впрочем, всё не так просто. Оказывается, излучение можно разделить на альфа, бета и гамма. Воздействия их на организм человека довольно схожи, однако дозиметр реагирует только на последнее — гамма-излучение, а определить наличие остальных при помощи простого дозиметра практически невозможно. «Со здоровьем у местных жителей, конечно, проблемы, — говорит Юрий. — В основном это болезни сердечно-сосудистой системы, есть даже раковые больные. Много больных детей. Хотя никакой официальной статистики нет, недавно одна западная компания расследование проводила. Если раньше на тысячу детей был всего один с увеличенной щитовидной железой, то в середине 90-х их стало 100—150 человек!»
Следующая остановка — контрольно-пропускной пункт на границе 10-километровой зоны. Раньше здесь обязательно переодевались в спецодежду, теперь же требования стали гораздо проще, но жить здесь, как и прежде, нельзя. На КПП счётчик Гейгера показал 30 мкР/ч. «Дальше больше будет, — говорит Юрий. — На площадке напротив западной стены, где ведутся работы по стабилизации, свыше 20 тыс. мкР/час, в лесу — до 5 тыс. мкР/час, возле самого саркофага около 600 мкР/час».
Не доезжая до самой станции, останавливаемся в селе Ковпачи, точнее, в том, что от него осталось. То и дело встречаются холмики земли, украшенные знаками радиоактивности. Раньше здесь были дома... Возле бывшего детского сада фон около 100 мкР/час, но с каждым шагом показания увеличиваются. Через 30 метров счётчик показывает уже 300 мкР/час. «Таких закопанных сёл в зоне отчуждения целых шесть, остальные 74 населённых пункта никто не трогал».
Парк аттракционов так и не успели открыть
Самый крупный из закрытых городов, Припять, расположен всего в 2 километрах от атомной станции. Раньше здесь было всё: высокая зарплата, близость Киева, хорошее снабжение, развитая инфраструктура. Здесь мечтал работать чуть ли не каждый второй выпускник энергетических вузов, но в середине 80-х всё исчезло. Сегодня здесь нет даже крыс. Местные лесники, правда, говорят, что в одной из квартир живёт рысь. Радиационный фон в городе 150—200 мкР/час. Проходим гостиницу «Полесье», где располагался штаб по тушению пожара. Со смотровой вся станция как на ладони. Рядом кинотеатр «Прометей». В ДК «Энергетик» в одной из подсобок на полу разбросаны театральные костюмы, на них мародёры почему-то не позарились. Всё вокруг напоминает о советском прошлом. Символика на домах, плакаты с лозунгами, портреты вождей. Ты словно вернулся назад, в СССР...
«А хочешь попасть в школу нашего времени?» — спрашивает меня Юрий. Заходим в здание. Прямо в коридоре огромная гора противогазов. На двери класса табличка «1-А», заходим. Словно вернулся в детство. На одной парте лежит недособранный конструктор, на другой — пластилиновые человечки с головами из желудей. Вдоль дальней стенки шкафы с учебниками и книгами: «Родная речь», букварь с синей обложкой, «Сказка о Мальчише-Кибальчише» Гайдара, «Рассказы о Ленине» Зощенко.
Выходим на улицу и сразу же видим парк аттракционов — колесо обозрения и две карусели. Его построили за неделю до трагедии, а торжественное открытие запланировали на майские праздники, до которых город не дожил...
От этого ощущения прошлого, до которого можно дотронуться, становится не по себе, забываешь даже про радиацию, хочется лишь поскорее уехать отсюда.
Поэтому мы с Юрием возвращаемся на КПП. У выхода проверяемся на радиацию, прикладывая ладони к специальному прибору: если уровень будет выше положенного, загорается красная лампочка. На меня прибор реагирует зелёным, после чего Юрий советует поторопиться: из зоны выпускают только до 6 часов вечера...
