Фурцеву не зря называли Екатериной III. Полезные деяния министра культуры СССР, как и в случае её предшественницы-императрицы, сочетались с откровенным самодурством. Многим представителям творческой интеллигенции бывшая ткачиха из Вышнего Волочка серьёзно помогла. Но многим столь же существенно испортила жизнь.
В 1957 году «старая сталинская гвардия» решила свергнуть Хрущёва. Вождя спасла его ставленница Екатерина Фурцева. Секретарь ЦК КПСС оперативно связалась с министром обороны Георгием Жуковым, вмешательство которого и позволило Никите Сергеевичу остаться на посту. После чего Хрущёв незамедлительно ввёл Фурцеву в Президиум ЦК. Однако благодарность оказалась недолгой. В 1960-м Хрущёв освободил свою спасительницу от должности секретаря ЦК и назначил вместо этого на гораздо менее значительный пост министра культуры. А ещё через год Екатерину Алексеевну и вовсе вывели из состава Президиума. Для женщины это был такой удар, что она предприняла попытку самоубийства. Когда её откачали, она решила смириться со своей участью и с головой ушла в дела отданной ей на откуп советской культуры.
Покровительница двух Олегов
Многие полагали, что не слишком хорошо образованная чиновница мало подходила для своей последней должности. «Кто-то дал Хрущёву плохой совет, потому что Фурцева никак не должна была быть министром культуры, – считал первый секретарь Московского горкома Николай Егорычев. – Те её качества, которые высоко ценились, – напористость, организационные способности, твёрдость характера – часто играли отрицательную роль на её новой работе. Мне кажется, это Суслов такое подсказал Хрущёву. А для Фурцевой это была трагедия всей жизни».
Однако многие знаменитые артисты остались довольны таким министром. Фурцева помогла немалому числу деятелей искусства. Например, именно её стараниями Олег Ефремов стал художественным руководителем МХАТа, а Олег Табаков – директором театра «Современник». «Екатерина Алексеевна неоднократно прикрывала спину Ефремова, – свидетельствовал Табаков. – Он, будучи грешен, как все мы, иногда позволял себе отклонения от норм в употреблении алкоголя. Часто бывал просто на грани фола. Знаю, как дважды она отводила от него беду. А в 1970 году его назначили главным режиссёром Московского Художественного театра. Кто-то должен был за него поручиться, а это весьма непросто. Борьба между городским комитетом партии и Министерством культуры была очень жёсткой. Одна деятельница Московского горкома даже предлагала мне сдать Олега, предъявив доказательства его «болезни». Я позвонил Екатерине Алексеевне, рассказал об этом, она спросила меня: «Ты послал её?» Я говорю: «Да!» – «Вот так и надо!»
Другие были благодарны Фурцевой за возможность активных поездок на зарубежные гастроли. Идеи международного культурного обмена были одним из приоритетов в политике Екатерины Алексеевны. «У неё была страсть к масштабным проектам, – говорила Ирина Антонова, директор Музея изобразительных искусств имени Пушкина. – Вывезла шедевры Эрмитажа, Третьяковки, Русского и Пушкинского музеев в Японию без страховки, под личную ответственность – она умела рисковать». Одновременно Фурцева договаривалась о том, чтобы в СССР приезжали зарубежные шедевры. Так, в 1974 году Лувр привёз в Москву «Мону Лизу» Леонардо да Винчи.
Как миллиардер Константин Григоришин оказался не нужен ни Украине, ни России, ни Кипру
Евгений Евтушенко рассказывал, что именно Фурцева в 1961 году дала зелёный свет песне на его стихи «Хотят ли русские войны»: «Политическое управление армии выступило против. Сказали, что песня будет деморализовывать наших советских воинов, а нам нужно воспитывать боеготовность. Когда Марк Бернес начал её петь, у него возникли неприятности. Тогда я пошёл к Фурцевой, поставил на стол магнитофон с записью песни и попросил послушать. На глазах у Екатерины Алексеевны выступили слёзы. Она позвонила председателю радиокомитета. Сказала, что просит передавать песню под её ответственность. И на следующий день песня уже звучала по радио».
А Юрий Никулин уверял, что Фурцева спасла ещё и знаменитую комедию 1967 года «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика»: «Владимир Этуш играл в этом фильме роль товарища Саахова. А у парторга «Мосфильма» фамилия была Саков. И начальство упёрлось: надо переозвучивать фильм! А это лишнее время, а главное – деньги. Я отправился на приём к Фурцевой. Стою в коридоре у её приёмной. Она улыбнулась: «О, какими судьбами?» Я рассказал всю эту историю. Фурцева схватила телефон, связалась с директором студии: «Это что за идиотство?» Тот ей: что вы, что вы, никто и не ставил так вопрос, видимо, какое-то недоразумение, фильм уже готов и скоро выйдет на экраны!»
Железная леди Страны Советов
В то же время вплоть до конца карьеры, оборвавшейся вместе с жизнью, Фурцева нередко демонстрировала типично хрущёвский волюнтаризм. Например, в начале 60-х рьяно отстаивала идею самодеятельного театра, который, по её мнению, должен был заменить собой профессиональный. Пыл министра охладила лишь дерзкая реплика мхатовского актёра Бориса Ливанова, который на одном из совещаний сказал даме: «Что вы, Екатерина Алексеевна, всё «самодеятельность, самодеятельность»… Попробуйте-ка обратиться к самодеятельному врачу-гинекологу».
Но не все смели перечить высокопоставленной особе. В иных случаях переубедить её было невозможно. Так, кинооперетта «Гусарская баллада», снятая к 150-летию Отечественной войны 1812 года, чуть было не «легла на полку» по единственной причине: Фурцевой не понравилось, что роль Михаила Кутузова исполнил комедийный актёр. Режиссёр фильма Эльдар Рязанов вспоминал: «Как вы смогли совершить такой просчёт? – говорила мне Екатерина Алексеевна. – Надо было додуматься – взять на роль Кутузова Игоря Ильинского! Вы же исказили, можно сказать, оклеветали великого русского полководца. Зритель будет встречать его появление хохотом. Ильинского надо заменить, переснять его сцены. В таком виде мы картину не выпустим».
«Но там зима, – возразил я, – а сейчас август. И потом, через десять дней годовщина Бородина…» «О том, чтобы фильм вышел к юбилею, вообще не может быть и речи… Переделайте. А зима или лето – у вас в кино всё можно, – компетентно закончила Фурцева и отвернулась».
Положение спас редактор газеты «Известия» Алексей Аджубей. Зять Хрущёва был более влиятельной фигурой, чем любой министр. Аджубею «Гусарская баллада» понравилась, и после хвалебной «известинской» рецензии картину благополучно выпустили на экраны.
Однако в большинстве подобных случаев последнее слово оставалось за Фурцевой. При этом Екатерина Алексеевна вовсе не была конфликтным человеком, предпочитала дипломатичность. Лев Дуров вспоминал, как актёры Театра на Малой Бронной безуспешно пытались отстоять перед министром уволенного в 1967 году режиссёра Анатолия Эфроса: «Мы подошли к Фурцевой на каком-то приёме, а она только повторяла: «Право, я об этом ничего не знаю! Ну давайте жить дружно!» Это «давайте жить дружно!» я от неё слышал ещё не раз и понял, что это маска, которой она прикрывалась, чтобы уйти от конфликта».
Вредная бабушка
Увы, некоторые звёзды оказались настоящими жертвами фурцевской вкусовщины. Именно стараниями министра культуры карьеры популярных эстрадных исполнителей Тамары Миансаровой и Валерия Ободзинского фактически были оборваны на самом взлёте. И лишь потому, что Екатерине Алексеевне пришёлся не по душе их репертуар.
Вот и блистательному Ролану Быкову министр только из личной антипатии не разрешила сыграть роль, которая наверняка вошла бы в историю советского театра. В 1971 году актёр готовился выйти на сцену в образе Александра Пушкина в мхатовском спектакле по пьесе Леонида Зорина «Медная бабушка». Ведущие пушкинисты страны, приглашённые консультантами постановки, сошлись во мнении, что роль поэта Ролан Антонович исполнял гениально.
«Как это у него получалось, постигнуть было совершенно невозможно, – восторгался литературовед Валентин Непомнящий. – Ни ярких сценических приёмов, ни остроумных режиссёрских ходов, из тех, что должны «помочь» артисту выразить невыразимое, ни эффектных актёрских «штучек», имеющих ту же цель, – ничего! Одна сплошная правда. В этом было что-то нездешнее, мы не понимали, где мы…»
Но на генеральную репетицию явилась Фурцева – и сказала как отрезала: «При чём здесь Ролан Быков? Этот урод! Товарищи, дорогие, он же просто урод!» «Так похоронили ту «Медную бабушку» вместе с Роланом», – резюмировал режиссёр запрещённого спектакля Михаил Козаков. Сам он тогда же уволился из МХАТа. А Быков до конца жизни вспоминал о случившемся как о личной трагедии.