СМИ: актёр и депутат Николай Бурляев назвал цензуру «полезной практикой» и привёл в этой связи одобряющие цензуру слова Пушкина из черновика «Путешествия из Москвы в Петербург», которые сам поэт убрал из окончательной версии текста.
Николая Бурляева которую ночь донимал поэт Пушкин: едва лицедей начинал дремать, как из недр его подсознания выкатывалось «солнце русской поэзии» и принималось безжалостно жечь, допекая до самых печёнок. «Извольте, сударь, объясниться! – размахивал тросточкой, словно шпагой, поэт в бакенбардах. – Никогда не говорил я такого, что цензура полезна!» «Вы писали, – отмахнулся Бурляев от тросточки, просвистевшей у самого носа. – А я читал». «Это был черновик! – возмутился ночной гость. – Я же сам это вычеркнул…» «А что написано пером, милостивый государь, не вырубишь топором, – парировал Бурляев. – Вы же классик, ваше наследие под микроскопом изучено». Обалдевая от убийственной аргументации, Пушкин начал было декламировать Бурляеву отрывок из своего «Послания цензору»: «О варвар! Кто из нас, владельцев русской лиры, не проклинал твоей губительной секиры?!», но народный артист России перевернулся на другой бок, давая понять, что их спор окончен. «Записав меня в приспешники цензуры, вы нанесли мне смертельное оскорбление, – было видно, что Пушкину не до шуток. От обиды у поэта дрожали голос и руки. – Я требую сатисфакции! Защищайтесь!» – «Ну, как вам будет угодно…» Бурляев лениво пошарил у себя под подушкой, извлёк пистолет с дарственной надписью «За победу над «Тангейзером» и выстрелил первым – по праву вызванного. Не просыпаясь, сунул ствол назад под подушку, натянул одеяло повыше и с чувством торжествующей правоты захрапел. Рядом, на полу, умирал поэт. Невольник чести.
