Дурная кровь... После недавнего скандала, разразившегося в Воронеже, это словосочетание обрело у нас в стране особый смысл. Прокол случился там, где его меньше всего ждали, аккурат после широкого празднования Всемирного дня борьбы со СПИДом. Отрапортовав об успехах в борьбе с чумой века и заверив, что через донорскую кровь ВИЧ-инфекция передаётся крайне редко, уже спустя несколько дней врачи вынуждены были давать разъяснения, как заражённая плазма могла попасть в городскую больничную сеть Воронежа. Среди пострадавших — роженица одной из местных больниц. Другие семь пациентов (в том числе грудной ребёнок), которым предположительно была перелита ВИЧ-инфицированная кровь, и 208 человек, получавшие изготовленные из неё препараты, проходят обследование. Что это? Трагическая случайность или печальная закономерность? Проведя собственное расследование, мы пришли к неутешительному выводу: воронежская трагедия может повториться. В любой момент и в любом месте.
Для специалистов последнее ЧП не стало откровением. Подобные происшествия у нас случались и раньше. Одно из последних произошло буквально накануне скандально известных воронежских событий. Тогда ВИЧ-инфицированную плазму перелили послеоперационной больной в одной из центральных районных больниц Брянской области. Прокурорская проверка по этому делу идёт до сих пор.
Два года назад «болевой» точкой стала Тула. В конце 2003 года ВИЧ-инфицированная плазма и эритроцитная масса здешнего донора перечеркнула жизнь двоих людей — пострадавшей в ДТП девушки, пациентки Киреевской больницы (Тульская область) и пожилого мужчины, пациента Склифа. У обоих вскоре была обнаружена ВИЧ-инфекция. Когда в результате служебного расследования выяснились обстоятельства этой трагедии, проверяющие были в шоке: донором оказался... бывший зэк с 20-летним тюремным стажем, которого перед сдачей крови никто даже не обследовал.
Специалисты не скрывают: из почти 70 официально зарегистрированных в России случаев ВИЧ-инфицирования через донорскую кровь больше половины связаны с грубейшими нарушениями своих должностных обязанностей медперсоналом станций переливания крови и больниц.
Носитель вируса полгода может не подозревать, что болен
А также с неудовлетворительным состоянием отечественной службы крови, которая отстаёт от мировой и находится на уровне 80—90-х годов прошлого столетия (за исключением крупных столичных станций. — Авт.), считают в Региональном общественном благотворительном фонде «Служба крови — людям». При сегодняшнем положении дел любой пациент, которому по жизненным показаниям потребуется переливание крови, не гарантирован от инфекции.
И это касается не только СПИДа (инкубационный период которого составляет от 3 недель до 6 месяцев), но и вирусного гепатита В, вероятность заразиться которым на три порядка выше, чем ВИЧ, а длительность серо-негативного окна (скрытого периода, когда вирус в крови уже есть, а иммунный ответ на него в виде антител ещё не сформирован) составляет от 37 до 87 дней. Бич службы крови — вирус гепатита С. Инкубационный период у него ещё больше — от 54 до 192 дней. Всё это время его носитель (донор) может прекрасно себя чувствовать и даже не подозревать, что болен.
В цивилизованных странах выходом из создавшегося положения, которое врачи до сих пор называют неизбежным, запланированным риском, стало введение вирусинактивации (обеззараживания) донорской крови и генодиагностики самих доноров, позволяющей выявить вирус ещё до того, как организм выработал к нему антитела. В некоторых странах пошли дальше и создали специальные предприятия, кровь из которых поступает в лечебные учреждения лишь после комплексной обработки. Результат долго ждать себя не заставил. С внедрением новых, передовых технологий риск передачи инфекций с донорской кровью удалось снизить более чем в 1000 раз. Нашим трансфузиологам о подобных передовых технологиях остаётся лишь мечтать. Кроме Самары, где благодаря поддержке местных властей установлен агрегат по инактивации патогенов тромбоцитов, столь эффективной и дорогостоящей установки больше нигде нет.
В секторе Газа удару подверглась больница Красного Креста попала, она попала под обстрел со стороны Израиля. В результате пострадали восточная и южная стороны медучреждения.
В мегаполисах переливание зачастую проводится с колёс
Но и то, чем наши медики располагают, используется далеко не всегда и не в полном объёме. Будь то иммуноферментный контроль (выявление вирусов по наличию в крови антител) или лейкофильтрация донорской крови, позволяющая её очищать от основных переносчиков инфекции — лейкоцитов. Во многих странах эритромасса и плазма подлежат обязательной лейкофильтрации. У нас этот показатель составляет всего лишь 5%. В том же Воронеже о лейкофильтрах вспомнили лишь тогда, когда случилась беда.
Частенько забывают у нас и о другом испытанном способе уменьшить риск инфицирования донорской крови — карантинизации. И тем самым сплошь и рядом нарушают приказ Минздрава России № 193 от 2003 года, предписывающий выдерживать плазму не менее трёх месяцев при температуре -40°С. После этого доноры должны пройти повторные анализы, и только если в их крови не окажется инфекции, пролежавшую в холодильнике плазму можно пускать в ход.
На практике эти сроки у нас мало где выдерживаются. Трансфузиологи ссылаются на дефицит доноров. Особенно в крупных мегаполисах, где станциям переливания крови зачастую приходится работать, что называется, с колёс. Да и зазвать на повторный анализ разовых доноров (доля которых, по оценкам специалистов, составляет у нас порядка 40%) практически невозможно.
На Западе каждый желающий может держать про запас собственную кровь
Заведующий кафедрой гематологии и гериатрии, руководитель отдела стандартизации в здравоохранении ММА им. Сеченова, доктор медицинских наук, профессор Павел Воробьёв этого мнения не разделяет. В том, что большая часть донорской плазмы у нас не карантинизируется, считает он, виноват не дефицит доноров, а извечное русское «авось». При грамотно организованной службе крови многие проблемы можно разрешить.
Да и о каком дефиците доноров может идти речь, когда ежегодно на станциях переливания сливают в утиль тонны (!) крови, оставшейся после её разделения на компоненты. Нет, плазма идёт в дело. Она может храниться и полгода, и год. С остальным сложнее. Эритроциты живут 10 дней, тромбоциты — 2—3 дня максимум.
Конечно, полностью безотходного производства на станциях переливания и заготовки крови нет и быть не может. Но когда в утиль сливаются тонны бесценной жидкости, становится не по себе.
Исключительно из-за нашей безалаберности не нашло у нас в стране широкого применения и аутодонорство (когда донором для себя становится сам реципиент). Не секрет, что основными потребителями крови являются не экстренные, а плановые больные. Казалось бы, сдай незадолго до операции свою собственную кровь, и ты себя обезопасишь! По этому пути в своё время пошёл весь цивилизованный мир. На Западе ещё в начале 80-х в спешном порядке стали создавать систему криобанков — специальных хранилищ, где каждый желающий может держать «про запас» в замороженном виде собственную кровь и воспользоваться ею в случае необходимости. Сегодня под таким надёжным прикрытием за рубежом делается от 30 до 40% плановых операций (в Канаде — до 60%). В России подобные случаи можно пересчитать по пальцам. Не закупают наши больницы и аппараты для реинфузии крови, очищающие и возвращающие обратно пациенту вылившуюся во время хирургической операции кровь. В цивилизованном мире таким образом избегают десятков тысяч переливаний.
Истиного числа посттрансфузионных осложнений у нас никто не знает
Профессор Воробьёв убеждён: беда не столько в нашей бедности, сколько в менталитете медперсонала станций переливания крови и больниц, в их безответственном отношении к пациенту. И полной безнаказанности.
В своё время весь мир потряс громкий судебный процесс, состоявшийся над тремя бывшими членами правительства Франции. Они обвинялись в том, что в 1985 году из-за их халатности 1250 пациентов были заражены вирусом СПИДа при переливании крови в различных клиниках страны. Вина чиновников заключалась в том, что они не наложили запрет на переливание донорской крови, не прошедшей специальную обработку. В итоге французские больницы почти год переливали своим пациентам кровь, заражённую СПИДом. Бывший министр здравоохранения получил тюремный срок. У нас ни по одному из ЧП, пусть и не такого большого масштаба, никто из конкретных виновников так и не ответил.
Владимир Зеленский объявил, что российско-украинская война начнётся «до 12-16 сентября»
Не налажен в России и статистический учёт посттрансфузионных осложнений. Не только от переливания «некачественной», но и... несовместимой крови. Только на памяти профессора Воробьёва несколько примеров, когда из-за спешки или из-за ошибки в маркировке на пакете с донорской плазмой случались трагедии. Истинных масштабов этой проблемы у нас не знает никто.
Только в позапрошлом году среди доноров было выявлено 898 носителей ВИЧ-инфекции
Так же, как и другой беды — подпольного рынка крови, который, по оценкам специалистов, за последнее время в неустроенной нашей стране достиг угрожающего размаха. С тех пор как за кровь стали платить звонкой монетой, она всё чаще становится товаром.
Изменились сами мотивы донорства. На станции переливания приходят в основном из меркантильных соображений (длинные очереди к пунктам сдачи крови после терактов не в счёт). Ушли в прошлое времена, когда в СССР с триумфом проходили традиционные Дни донора. В лучшие годы кровь безвозмездно сдавали до 10—12 млн. человек. За последние 15 лет доноров в России стало вдвое меньше, и теперь их число составляет 25 на 1000 человек (для сравнения: в Финляндии этот показатель — 60 на 1000, а в Америке — 109). Отечественные медики не сомневаются: если завтра за кровь перестанут платить, её не будет.
Официально государство платит донорам около 1500—2500 рублей за дозу тромбоцитов и от 50 до 600 за цельную кровь. Негласные услуги частных доноров, которых под видом родственников приводят на пункты сдачи крови близкие больного, остро нуждающегося в переливании из-за отсутствия в больнице необходимой группы крови, стоят дороже. Повторно проверять такого «добровольца» никто не будет: ничего, кроме анализа крови и заполнения специальной анкеты, с безвозмездных доноров не требуют. Специалисты давно бьют тревогу: чем меньше в стране кадровых доноров, тем больше вероятность повторения подобных воронежскому ЧП. Только в позапрошлом году среди доноров было выявлено 898 носителей ВИЧ-инфекции.
Нередко в незаконный товарооборот крови включаются и сами сотрудники станций. За примером далеко ходить не надо. В том же Воронеже за полгода до разыгравшейся там трагедии разразился крупный скандал. Руководство злополучной областной станции переливания обвинили в незаконной продаже донорской крови сторонним организациям, которых нынче хоть отбавляй. Как правило, это коммерческие фирмы, имеющие лицензию на... фармдеятельность. Проследить за качеством крови, которую они поставляют в больницы, довольно сложно. Кстати, в печально известной тульской истории фигурирует как раз такая коммерческая фирма, которая закупила у областной станции переливания «нехорошую» кровь и пустила её в ход. Никакой правовой оценки это происшествие, увы, так и не получило.
Сегодня у медиков только один выход: как можно реже переливать кровь
Специалисты убеждены: наша служба крови нуждается в реформе и в современном законодательстве. Единственный существующий на сей счёт закон о донорстве не охватывает и половины всех существующих в отечественной гемотрансфузиологии проблем (в том числе вирусобезопасности). В 2003 году, правда, была предпринята попытка создать общую программу службы крови. Говорят, её проект был даже представлен на коллегии Минздрава. Но произошла смена министерского руководства, и программу похоронили.
Недавно к этому вопросу вернулись вновь.
В прошлом году государством были выделены деньги на написание технического регламента безопасности крови и её компонентов. То, что произошло потом, до сих пор вызывает возмущение подавляющего большинства отечественных трансфузиологов. Вместо того чтобы поручить создание жизненно важного документа профессионалам, это в высшей степени ответственное дело передали... Госсанэпиднадзору. Гарантий в том, что неадекватный, с точки зрения специалистов, документ не будет утверждён, нет ни у кого.
Так же, как и нет уверенности в том, что воронежская и подобные ей трагедии не повторятся. Сегодня у медиков только один выход — как можно реже переливать кровь. А у нас — надеяться на профессионализм и порядочность врачей, в чьих руках может оказаться наша жизнь, нуждающаяся в чужой крови.
Благодарим за помощь в подготовке этого материала коллег из «Медицинской газеты»
