Версия // Власть // Узник Гуантанамо Айрат Вахитов рассказал «Версии» о годах, проведённых в неволе

Узник Гуантанамо Айрат Вахитов рассказал «Версии» о годах, проведённых в неволе

1838

Этапом по этапам

В разделе

Фраза «Мир после 11 сентября 2001 года стал иным» — теперь аксиома. Один из признаков такой «инаковости» — ограничения гражданских прав многих людей. Но среди этих «многих» были и те, у которых права были отняты вовсе. На американской военной базе в Гуантанамо до сих пор функционирует концентрационный лагерь, где в нечеловеческих условиях содержатся сотни людей без приговора суда и даже без официально предъявленных обвинений. Были среди них и россияне: Айрат Вахитов, Тимур Ишмуратов, Равиль Гумаров, Рустам Ахмяров, Расул Кудаев, Руслан Одижев и Шамиль Хажиев. В начале 2004 года их передали России, так и не доказав их причастности к терроризму. Год назад, 22 июня 2004 года, российское правосудие также не нашло состава преступления в их действиях, и они были освобождены из-под стражи.

Но время, проведённое на свободе, стало для них не меньшим испытанием, чем неволя. В годовщину освобождения мы публикуем воспоминания одного из них о том, что происходило с «российскими талибами» по обе стороны океана.

Этот человек приходил в редакцию.

В нём нет злобы. Но боль и унижение наложили неизгладимый отпечаток.

В нём нет желания посеять вражду между людьми разных вероисповеданий и национальностей. Но свой страшный опыт он больше не может скрывать.

Прошёл ровно год с тех пор, как я оказался на свободе после четырёхлетнего скитания по тюрьмам и концлагерям самых различных стран. Моя невиновность была признана в Афганистане, в американском концентрационном лагере «Дельта» на Кубе и российскими следователями в пятигорском СИЗО. Вместе со мной на свободу вышли ещё шесть моих товарищей по несчастью, которые за годы, проведённые вместе за решёткой стали моими ближайшими друзьями.

Мы разъехались по разным российским городам и республикам с мыслью, что нам необходимо встраиваться в нормальную жизнь. Но ничего из наших планов не получилось. Сегодня я расскажу о том, что поставило мою жизнь с ног на голову.

Поездка на свадьбу закончилась в чеченском зиндане

До 1999 года я был имамом Центральной мечети города Набережные Челны. Мне был тогда 21 год, стало быть, я был самым юным имамом в Татарстане. В начале 99-го, ничего не подозревая, я поехал в Чечню к сыну своего друга Султана на свадьбу. С Султаном я познакомился в Набережных Челнах, он приезжал в наш город закупать запчасти для «КамАЗов». Приходил в мою мечеть как обычный прихожанин, мы сдружились.

Дело было ещё до второй чеченской. Чечня считалась независимой Ичкерией, про неё говорили много страшного, но тех, кто туда ездил между двумя войнами, ни в чём дурном, как правило, не подозревали. А вопросы безопасности меня по молодости лет тогда не слишком волновали. Ни за что не мог предположить, что с этой свадьбы в моей жизни начнётся непрекращающийся кошмар.

Поездка моя завершилась в зиндане — бревенчатом военном блиндаже. Поначалу я думал, что меня похитили ради выкупа, но вскоре понял, что дело обстоит много хуже: меня обвинили в работе на ФСБ... Несколько месяцев пыток стоили переломанных рёбер, отбитых почек. С меня требовали признаний, приводя в качестве аргумента лишь то, что я — официальный имам официальной мечети. Мою кандидатуру утвердили в официальном Духовном управлении, стало быть, я завербован ФСБ.

Лишь много лет спустя я узнал подоплёку этих событий. На допросе сотрудник госбезопасности, которому я рассказывал об обстоятельствах той злосчастной поездки, неожиданно закивал: «Всё верно, всё правильно», — и с хохотком рассказал, что в 1998—1999 годах была проведена операция по «вбросу» в среду чеченских боевиком дезы: мол, многие татары, приезжающие в Ичкерию, — офицеры ФСБ. Чеченцы стали хватать всех татар без разбора и пытать. Кто признавался — казнили. Таких было человек 30.

Хаттаб сделал тогда публичное заявление: выявлена сеть российской агентуры. На арабских рынках до сих пор продаются кассеты с записью, где татарам режут головы. Ну а ФСБ сделало этот «слив» с целью пресечь поток добровольцев в Чечню из Татарстана. Таким вот варварским методом.

По теме

Разберёмся с тобой после выборов

В конце концов мне посчастливилось бежать. Без обуви, с разбитым лицом и пятнами крови на одежде я кое-как выбрался на трассу и остановил машину. Один смелый водитель отвёз меня к знакомому татарину в Грозный. Это был старик 75 лет, в прошлом известный вор в законе. Он укрыл меня, подлечил горными травами и отправил домой. С многочисленными приключениями я добрался до Набережных Челнов и снова стал работать в мечети.

Тогда я думал, что чеченский зиндан — первая и последняя тюрьма в моей жизни, но, как оказалось, ошибся. Уже через несколько месяцев, после взрыва в Москве на улице Гурьянова, я вновь был арестован и отправлен в следственный изолятор татарского городка Мензелинска.

Мне пришлось объяснять, что я делал в начале года в лагерях Хаттаба. Когда я говорил, что сидел в тамошней тюрьме, так как Хаттаб считал, что я ваш коллега, надо мной смеялись, а потом принимались бить. Правда, хаттабовское битьё было куда страшнее отечественного.

К зиме меня отпустили, напутствовав: «Ступай, сейчас выборы, а за тебя местная общественность заступается, не будем пока портить жизнь «Единству», после выборов разберёмся с тобой». Я понял одно — надо бежать.

В Таджикистане боевики Исламского движения Узбекистана* действовали заодно с властями и представителями ООН

Я бы уехал в Европу, но не было денег. Решил переехать в Таджикистан к родственникам. Надо сказать, в Душанбе было немало таких же татар, как я, с проблемами на родине.

После тюрьмы у меня начались серьёзные проблемы с лёгкими, и я с удовольствием принял приглашение съездить в гости в горный кишлак в ущелье Язгулам. Отправились мы туда с большой компанией земляков. Во время одного из горных походов нам довелось столкнуться с группой вооружённых узбеков. Я сразу понял, что это боевики из Исламского движения Узбекистана, в те годы их было много на Памире.

Они расспросили нас про то, как мы сюда попали и почему, а мы особо не стесняясь рассказывали про обстоятельства, про свои обиды на родину... Как я потом жалел, что у меня оказался такой длинный язык! Узбеки внимательно выслушали нас, а потом сказали, что раз мы в таком положении, то нам лучше всего отправиться с ними в Афганистан, где шариатское государство и где мусульман никто не трогает.

Тут-то я понял, что дело оборачивается большими неприятностями. Попытался было отказаться, но тут узбеки в одночасье утратили свою доброжелательность и взялись за оружие. Нам пришлось подчиниться.

А дальше началось самое страшное. «Идушники» не повели нас через горы. Они на автобусе повезли нас в Душанбе, причём конвоировал автобус ОМОН, подчинявшийся таджикскому правительству. В столице нас разместили в военной части, где присутствовали и офицеры таджикского КГБ. Как я понял по обрывкам фраз, таджикские чекисты выясняли, что с нами хотят сделать боевики, а те открыто говорили им, что забирают нас в Афган. Ещё больше я удивился, когда появился представитель ООН. Этот ооновец сопровождал нас до Афганистана.

Наутро нас загрузили в военный вертолёт, и мы полетели к «новой, счастливой жизни»...

В Кабуле похищенных татар вновь обвинили в связях с ФСБ

В Афганистане нас доставили в Кабул, в офис ИДУ, там нас встретил их лидер Тахир Юлдашев, поздравил с прибытием и сказал, что сейчас нас отведут в место, где мы сможем поесть и отдохнуть. Это место оказалось одиночной камерой в подвале этого самого офиса.

Год с лишним я провёл в тюрьме Исламского движения Узбекистана. Обвинение было знакомым — шпионаж в пользу России. Заподозрили они меня потому, что во время первой встречи с узбеками в горах я сказал, что мои проблемы начались с чеченского зиндана. Совсем плохо стало, когда из Чечни подтвердили, что я был у них в плену и бежал оттуда. Меня называли Колобком: от бабушки ушёл, от дедушки ушёл, от нас не уйдёшь.

Сначала требовали, чтобы я признался в том, что являюсь генералом ФСБ, потом полковником, потом прапорщиком. Сразу скажу, так страшно пытать, как это делали идушники, ни в одной тюрьме, где мне доводилось сидеть, не умеют.

По теме

Мне пришлось провисеть восемь суток на дыбе, били просто зверски, морозили, пытали бессонницей. Приезжали какие-то арабы и допрашивали с применением детектора лжи. Постоянно кололи какие-то психотропные средства, чтобы развязать язык. Ну а один допрос и вовсе остановил врач, сказав: «Если он вам ещё нужен, его надо подлечить: ещё сутки — и у него не выдержит сердце».

Я понимал по крикам в соседних камерах, что моим товарищам приходится не лучше. Странно, но при всём этом нас просто отлично кормили: плов, манты, кебаб... Раз в неделю появлялся Юлдашев и, словно прокурор, буднично интересовался, как дела, есть ли жалобы на условия содержания.

Мне поставили ультиматум: или ты что-нибудь берёшь на себя и мы убиваем только тебя одного, или рано или поздно замучаем всех. Тогда я не понимал, зачем им это, потом мне рассказали, что Юлдашев публично заявил: вина татар-фээсбэшников доказана. И даже получил за это денежное поощрение от своих спонсоров в ОАЭ. Ему нужно было кровь из носу доказать, что деньги взяты не напрасно.

Россиян спас духовный лидер «Талибана»**

От лютой смерти нас спас... мулла Омар. Один из ребят сбежал из юлдашевского подвала и кинулся жаловаться к духовному лидеру «Талибана». Мулла Омар, что бы там про него ни говорили, оказался человеком справедливым. Он отправил инспекцию в юлдашевскую тюрьму. Нас перестали пытать, и вскоре талибы заставили узбеков часть из нас отпустить, а часть забрали в правительственную тюрьму в Кандагаре, передав дело в верховный шариатский суд Афганистана. Там не признали обвинение в шпионаже доказанным и отправили дело на доследование.

О талибских тюрьмах могу сказать одно: меня там не пытали, хотя пытки применялись, я много о них слышал. Более того, меня даже не наказали, когда раскрыли подготовку к побегу, в которой я участвовал (ложкой расковыривал кладку стены).

Режим был относительно мягкий, камеры выходили в общий двор, где с 5 утра до 10 вечера можно было беспрепятственно гулять. Меня туда привезли в ручных и ножных кандалах. Ручные сразу сняли, после того как я заявил, что скованный не могу читать намаз. Прямо в тюрьме были классы, где можно было брать уроки английского, французского, арабского языков. Свободно можно было заниматься любым ремеслом и через охрану продавать изделия на рынке.

Зато кормили просто ужасно, в сутки на пятерых — одна лепёшка, порой мы буквально загибались от голода. Был случай, когда 180 заключённых умерли от голода и дизентерии буквально за два месяца. Но после юлдашевского подвала это было почти счастьем: меня не били, я мог общаться с людьми и даже слушать радио.

Среди всех тюрем, в которых мне довелось бывать, тюрьма «Талибана» оказалась самой гуманной.

Сидело там много образованных людей: дипломаты и генералы времён Захир Шаха, исламские учёные-теологи, оппозиционные талибам, иранские политики. Но большинство составляли крупные афганские наркодельцы, которых талибы хватали везде, где могли, так как хотели, чтоб их признали в ООН нормальным государством.

За сочувствие жертвам 11 сентября награждали гамбургером

Но повторного рассмотрения дела я не дождался. Шла осень 2001 года, американские войска напали на Афганистан. Про 11 сентября я впервые услышал по радио и ничего на пушту не понял. Подробно о том, что произошло в Нью-Йорке, я узнал уже на Кубе в концлагере «Дельта». Там следователи ФБР показывали фотографии падающих небоскрёбов, крутили видео. Если кто-то радовался — били, если печалился — угощали. Когда очередь смотреть дошла до меня, я уже знал про этот механизм, выдавил из себя слезу и в награду получил гамбургер...

Но это было уже потом. А в декабре 2001-го талибы бежали, пришло новое, карзаевское правительство, на тюрьме только перевесили флаг. Охрана наша сменила чалмы на шапки-«пуштунки» и стала на каждом углу говорить, что они масудовцы, хотя мы знали: раньше они работали на муллу Омара. Пошли разговоры, что всех иностранцев расстреляют. Таких было девять человек: вместо расстрела нас передали под опеку Красного Креста и перевели в... детскую тюрьму.

По теме

Под опекой Красного Креста мы отлично прожили месяц. Нас хорошо кормили, всем выдали новую одежду. Но месяц спустя мы сделали большую глупость: попросили Красный Крест переправить нас в более безопасное место и далее содействовать выезду либо на родину, либо в страну, готовую принять людей в качестве политических беженцев. Они обещали помочь и через два дня выдали нас американцам. Поначалу мы даже не поняли, чем это грозит.

В то время спецслужбы США развернули настоящую охоту на иностранных наёмников. Поскольку делать это самостоятельно американцы опасались, они поручили это дело карзаевцам, обещая за каждого живого иностранца по $5 тысяч. За мёртвых платили меньше, а арабы шли по отдельному, повышенному тарифу. Для карзаевцев это стало золотой жилой, они ухитрялись выдавать за иностранных наёмников глухонемых афганцев, уличных юродивых и т.п. Открылись даже особые агентства, которые поставляли местных бомжей под видом боевиков «Талибана». Бомжам говорили: чего по улицам шататься, лучше поехать на Кубу, там вас будут кормить по-царски, подлечат... Были такие, кто соглашался.

Продали и нас. Американский офицер по имени Стив заплатил начальнику службы безопасности Кандагара Забиду Акраму $25 тыс. за трёх арабов, одного британца и меня — татарина. Представители Красного Креста посредничали при этой сделке.

Отмечу, что сами американцы тоже неплохо погрели руки на этой торговле людьми. У них были большие наличные суммы на покупку наёмников, они брали всех, кого им предлагали, зачастую по дешёвке, оптом. Сплошь и рядом американские офицеры расплачивались в этих сделках фальшивыми деньгами, а были и совсем анекдотические случаи, когда расплачивались «куклой», как кидалы на ростовском авторынке.

Чтобы не погибнуть, надо было признаться в связях с бен Ладеном

Сначала нас привезли на кандагарский аэродром, раздели, на головы натянули пластиковые мешки, на руки — наручники и положили на землю. Так мы провели 7—8 часов. Был январь, температура около нуля, казалось, что живому мне уже с этой бетонной «взлётки» не встать. К ночи привели переводчика, который сказал, что, если я признаюсь, что видел Усаму бен Ладена, меня отведут в тепло и накормят. Естественно, что я не выдержал и сразу сказал, что видел его вчера.

Действительно, меня сразу отвели в палатку, разрешили завернуться в одеяло, несколько американских офицеров, потирая руки, начали меня допрашивать. Я выторговал, чтобы меня вначале накормили, а потом сообщил, что вчера давал интервью австралийскому журналисту, который оставил мне несколько журналов, на обложке одного из них я видел фото Усамы. Это было абсолютной правдой: террориста № 1 я впервые в жизни увидел на той фотографии.

После этого я был незамедлительно избит, впрочем, иного я и не ожидал. Это была нормальная плата за еду и одеяло.

Кандагарский фильтрационный лагерь был пятой тюрьмой в моей жизни. Это копия немецких концлагерей, которые я видел в фильмах про Вторую мировую. Дневная пайка — половина сухпайка американского солдата. По калориям достаточно, но большинство мусульман не могли это есть — в основном там была свинина. Во время плановых шмонов и допросов нас избивали, но хуже всего было то, что американцы давили морально: на наших глазах они разрывали Кораны и кидали их в парашу.

А ещё американцы устраивали что-то вроде пресс-хат, наподобие тех, что устраивают и наши милиционеры во время следствия: если знали, что у арестованных был когда-то конфликт, сажали их вместе. Иранцев с арабами, пуштунов с узбеками. Меня посадили к тем узбекам, что были моими тюремщиками в юлдашевском подвале... Когда увидели, что резни из этого не вышло, пересадили к арабам, которым, как я потом узнал, сказали, что я российский шпион.

Следователи, кстати, тоже требовали признаний, что я работал на российскую разведку. Про «Аль-Каиду»*** в Кандагаре не спрашивали вообще. Я тогда и не знал, что Россия — партнёр США по антитеррористической коалиции.

Однажды меня оставили одного в палатке, где лежала винтовка М-16. Я выглянул через полог, увидел, что меня ждут два автоматчика, и понял — в винтовке скорее всего холостые, меня просто хотят убить при попытке к бегству.

По теме

Медицина в том лагере — вопрос отдельный. Мы не понимали, кто это — врач или следователь. Один и тот же человек мог ампутировать конечность и допрашивать. Бесконечные ампутации объясняли ранениями, но как минимум в половине случаев это была ложь! Так прошло ещё полгода.

На нас испытывали лекарства

В июне 2002-го нас начали готовить к отправке в Гуантанамо. Мыли, переодевали в оранжевое, при этом на головах выбривали кресты, названия своих частей, имена рок-звёзд...

Из Афганистана в Гуантанамо нас доставляли по воздуху. Перелёт 30—40 часов. Всё это время пришлось сидеть в креслах. Ноги и руки в кандалах и прикованы к поясу. На шею охранники лепили какой-то пластырь, объясняли, чтобы не хотелось в туалет. Потом от этого пластыря начинались проблемы с почками. На глазах — непрозрачные очки, на ушах — наушники, нос и рот закрыты особым респиратором. Во время полёта заключённые теряли сознание от удушья — респираторы пропускали слишком мало воздуха. Когда сели на Кубе, стало ясно: за время этого нечеловеческого полёта многие заключённые сошли с ума.

В Гуантанамо, в концлагере «Дельта», я провёл полтора года. Первое время мы сидели в скрюченном положении: вставать нельзя, разгибаться нельзя, голову поднимать нельзя. Потом построили клетки-боксы и перевели всех туда.

Два раза в неделю выводили на 15-минутные прогулки. Все на виду, даже когда идёшь в сортир, за тобой смотрят охранники, треть из которых были женщины. Мы долго боролись за право завешивать одеялом унитаз.

Во время намазов включали на полную громкость рок-музыку. Как и в Кандагаре, постоянно глумились над Кораном. Летом 2003 года началась большая голодовка. Поводом послужило то, что один из американцев, размахивая израильским флагом, стал топтать Коран. В голодовке участвовало около 300 человек, и длилась она почти 40 дней.

Шли постоянные допросы: били мало, но не давали спать по нескольку суток. Особая пытка бессонницей, когда заключённого переводят из камеры в камеру каждые 15 минут, и так на протяжении 3—4 месяцев.

Как и в Кандагаре, врачи проводили непонятные операции, резали совершенно здоровые ноги и руки. Но к этому добавились какие-то прививки, от которых страшно болела печень. Судя по всему, на нас испытывали какие-то лекарства: дадут таблетку от головной боли, а потом раз в полчаса медсёстры меряют температуру, давление, пульс... Зачем?!

Если кто-то из заключённых начинал заниматься спортом (отжиматься в камерах-клетках), сразу кололи какой-то снотворный препарат, от которого изо рта шла пена, судорогой сводило мышцы.

Через год от такой жизни начались массовые суициды, был случай, когда одновременно повесились 30 человек.

«Российские талибы» родную прокуратуру боялись больше американцев

Как-то раз меня привели на допрос к следователю по особо важным делам Прокуратуры РФ Игорю Ткачёву. Он пообещал забрать меня в Россию, этого я боялся больше всего: думал, пропустят через чеченский фильтрационный лагерь в Чернокозове, о котором у нас говорили, что оттуда ещё живым никто не выходил.

Мой земляк Равиль Мингазов предпочёл даже взять на себя вымышленную вину, чтоб не попасть обратно в Россию. В отношении остальных россиян американцы пришли к выводу, что нашу вину доказать невозможно. Американский следователь сказал, что, поскольку у них демократия, они не все средства могут использовать для нашего чистосердечного признания и теперь пусть этим займутся русские коллеги, добавив, что отдают нас под обязательство российской прокуратуры посадить нас под любым предлогом и по любому обвинению.

Через несколько месяцев в пятигорском СИЗО один из следователей прокуратуры подтвердил мне, что такая договорённость была.

В начале 2004 года нас передали России.

Свобода нас встретила неласково

В Шереметьеве нас встречал тот самый Игорь Ткачёв и спецназ Минюста. Бить начали прямо в самолёте. А в КПЗ какой-то сержант требовал, чтобы я встал на колени и молился как христианин, а когда отказался, мне стали жечь окурками спину.

По теме

В Пятигорском следственном изоляторе «Белый лебедь» мы просидели четыре месяца. Особо нас не пытали, но кормили не многим лучше, чем в тюрьме «Талибана». В июне Игорь Ткачёв объявил, что дело наше закрыто за отсутствием состава преступления, но отметил, что решение это политическое. Говорили, что кто-то наверху просто решил насолить янки.

Мы, семь человек — кабардинец, балкарец и пятеро татар — оказались на свободе. Все тяжёлые инвалиды: плохо работали печень, почки, лёгкие, многие ребята имели непрооперированные ранения, у одного вместо суставов ног были металлические шарниры, у другого через дыру в спине был виден позвоночник. Но какое значение это имело по сравнению со Свободой!

Однако воля нас не приняла. Очень долго никто из нас не мог оформить документы. Получался замкнутый круг: нужен паспорт — принеси военный билет. Идёшь за билетом — принеси метрику. Просишь метрику — требуют паспорт. У меня был анекдотический случай, когда я пришёл в военкомат и сказал, что хочу в армию. Там обрадовались, какой сознательный гражданин, убежали с бумажками к начальству. Но пришёл ответ, что мне не то что автомат — авторучку доверить нельзя.

В конце концов документы мне выдали. А Расул Кудаев гниёт заживо в своём родном ауле Хасаня под Нальчиком. У него стала окисляться пуля, засевшая в бедре, а в больницу без документов не берут. Денег нет, его семья едва концы с концами сводит.

В наших домах проводят обыски с частотой раз в месяц как минимум. При любом взрыве, при любом теракте, где бы он ни случился, следует дежурное задержание, дежурный допрос, дежурные побои. Когда началась трагедия в Беслане, меня вызвали в УБОП и так «по-доброму» сказали: «Ты посиди у нас на КПЗ недельку, пока мы со школой не решим».

Особая тема — общение с окружающими, шарахаются от нас как от чумных. В мечети, где я работал когда-то, меня вежливо попросили сюда больше не приходить, чтобы неприятностей не было. Мы даже к родственникам стараемся не ездить, чтобы не навлекать на их дома все эти обыски и проверки.

Хуже всего, что спецслужбы стали действовать через прессу. Приглашают журналистов, показывают им оперативные материалы. Журналисты видят бумагу и вежливого, румяного опера, а не человека, который даёт показания, лёгшие в основу этих материалов. Не видят, что он висит прикованный за руки к крюку под потолком, не видят его выбитых зубов, не слышат, как ему говорят: «Скажешь вот так — останешься жить».

Однажды к моей матери пришли двое, представились журналистами — некая Светлана и некий Ринат. Светлана действительно московская журналистка, а Рината у нас хорошо знают, он сотрудник ФСБ. Два часа они брали интервью у матери, а потом все её слова перекрутили, переиначили, разбавили оперативными материалами и получилась фирменная ложь.

Работу после таких статей почти невозможно найти, да даже если найдёшь — не продержишься. Мне рассказывали, что в Кабарде местные чекисты приходят к руководителям фирм и говорят: «Работает у тебя такой-то? Уволь!»

Половина ребят от такой жизни подались в бега, и тут же органы стали заявлять: «Скрылись, значит, в чём-то виноваты». А хуже всего пришлось моим землякам Тимуру Ишмуратову и Равилю Гумарову.

За помощь заключённым бывших гуантанамовцев обвинили в терроризме

В Татарстане сейчас идёт много уголовных дел о религиозном экстремизме: десятки мусульман находятся в тюрьмах. Равиль и Тимур пытались облегчить жизнь арестованным, собирали для них продуктовые и вещевые передачи и отвозили в следственную тюрьму в город Бугульму. Дело это абсолютно законное, вся деятельность Красного Креста на этом строится.

Начальник УБОП Набережных Челнов Рустам Гарифулин вызвал их и сказал, что если они не прекратят, то он их «закроет». Ребята не послушались «отеческого совета», а у Гарифулина слово с делом не расходится.

8 января в Бугульме случился взрыв на газопроводе местного значения. Сначала приехала милиция и решила, что техногенная авария, но потом появились фээсбэшники, удалили с места аварии милицию и вскоре заявили — теракт. В апреле за это взяли Равиля и Тимура.

Не помогло даже алиби, десятки людей видели их 8 января в Набережных Челнах в самое разное время и в самых разных местах.

Из тюрьмы Тимур прислал письмо, что признался во взрывах после трёхдневного избиения, писал, что следователи, так же как когда-то американцы, надругались в его присутствии над Кораном. Сломался он после того, как ему пригрозили расправиться с его беременной женой и матерью. Равиль пока вроде бы держится, насколько его хватит, не знаю.

По сравнению с другими моя жизнь сложилась неплохо. Женился, нашёл работу переводчика (пока я мотался по тюрьмам, выучил восемь языков), правда, с работой недавно пришлось расстаться: моим знакомым позвонили сотрудники ФСБ и «попросили» передать мне добрый совет убраться из республики, пока не пройдут торжества по поводу 1000-летия Казани.

Честно говоря, я бы вообще из страны уехал. Страшно здесь жить. Даже подал документы в ОВИР на загранпаспорт, но там сразу же пообещали через полтора месяца выдать письменный отказ. Когда получу, попытаюсь в суде оспорить, если до этого времени со мной не случится что-нибудь вроде того, что случилось с Тимуром и Равилем. В любом случае нормальной жизни на родине у меня точно не будет.

*
«Исламское государство» признано террористической организацией, деятельность которой в России официально запрещена решением Верховного суда РФ от 29 декабря 2014 года.

«Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират») — официально запрещенная в России международная организация.

«Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана») — официально запрещенная в России международная организация.
**
Верховный Суд Российской Федерации признал "Движение Талибан" экстремистской организацией, запрещенной на территории России - 14.02.2003 № ГКПИ 03 116, вступило в силу 04.03.2003
***
Верховный Суд Российской Федерации от 13.11.2008 № ГКПИ 08-1956, вступило в силу 27.11.2008 признал организацию Аль-Каида экстремистской и запрещенной на территории России
Логотип versia.ru
Опубликовано:
Отредактировано: 06.11.2016 12:43
Комментарии 0
Наверх