Минувшей весной наша страна отпраздновала 75-летний юбилей победы в Великой Отечественной войне. Три четверти века, прошедшие с момента её окончания, казалось бы, достаточный срок для того, чтобы узнать все детали прошлого. Тем не менее многие подробности предвоенных событий остаются до конца неизвестными. Действительно ли нападение фашистской Германии на Советский Союз было таким вероломным и неожиданным? Знал ли Сталин о том, что Гитлер готовит агрессию? Об этом «Нашей Версии» рассказал полковник Управления внешней контрразведки КГБ СССР Игорь Прелин.
– Игорь Николаевич, давайте начнём с самого главного – знало ли руководство Советского Союза о том, что Германия готовит нападение?
– Безусловно, знало, поскольку разведка регулярно сообщала об этом. Причём эти сообщения начали поступать задолго до начала войны. Так, 26 сентября 1940 года в Москву пришло донесение о том, что в ближайшие дни в армию Германии будут дополнительно мобилизованы 750 тыс. человек. 9 марта 1941 года поступила шифровка о том, что немецкие лётчики ведут фотосъёмку на советской территории. А 9 мая 1941 года источник советской разведки несколько раз подчеркнул: необходимо предупредить Москву о том, что вопрос о нападении на СССР в Берлине решён окончательно и наступление намечается на ближайшее время. А уже 16 июня 1941 года в Москву пришло сообщение, в котором говорилось: все военные приготовления Германии по подготовке выступления против СССР полностью закончены и удара можно ожидать в любое время. Одновременно сообщалось, что германским командованием произведены назначения начальников будущих военно-хозяйственных округов на оккупированной территории СССР. Эти сообщения были направлены Сталину и Берии. Но, как известно, Сталин не поверил донесениям разведки.
Ошибка резидента
– Теперь мы подходим к другому главному вопросу. Кто же передавал все эти сообщения? У нас и правда имелся в Берлине свой Штирлиц?
– «Штирлицев» было не один и не два – в Германии работала целая группа агентов, которые передавали в Москву ценнейшую информацию. В эту агентурную сеть, которую в гестапо назвали «Красной капеллой», вошли три группы спецслужб СССР: первые две группы во главе с Отто – Леопольдом Треппером и Кентом – Анатолием Гуревичем были созданы ГРУ Генштаба Красной армии. Третья группа во главе с Генри Робинсоном была создана во Франции по линии внешней разведки НКВД СССР. Именно в составе «Красной капеллы» работали Харро Шульце-Бойзен (Старшина) и Арвид Харнак (Корсиканец), которые передали в Москву ту информацию о подготовке Германии к войне, о которой я сказал вначале. После того как гестапо раскрыло сеть, глава абвера адмирал Канарис сказал: «Красная капелла» стоила нам 200 тыс. солдатских жизней».
– Как же фашистам удалось раскрыть сеть?
– В конце 80-х годов сотрудники КГБ и ГРУ провели совместное совещание по поводу причин провала и гибели членов «Красной капеллы», но не пришли к единым выводам. Разногласия по поводу того, кто сдал эту сеть, существуют и сейчас. Сотрудники военной разведки считают, что это сделал руководитель второй группы Анатолий Гуревич, а мы, сотрудники внешней разведки, считаем, что провал сети начался с задержания сотрудниками гестапо радиста – шифровальщика Макарова, после чего последовал провал группы Харро Шульце-Бойзена и Арвида Харнака. Дело в том, что при аресте Макарова сотрудники гестапо нашли у него неуничтоженные телеграммы, а также захватили шифры. Анализ этих документов позволил гестаповцам выйти на группу, действовавшую в Берлине.
– Как могли сохраниться шифры? Разве это не является грубейшим нарушением всех правил разведки?
– Когда началась Великая Отечественная война и немцы к ноябрю 1941 года подошли к Москве, группа Старшины и Корсиканца осталась без связи с Центром. Однако наш разведчик Александр Коротков, работавший в Берлине, сумел подкупить офицера СС, который командовал блокадой советского посольства, и передать членам группы Старшины рацию. До войны пункт приёма её передач находился на острове Сааремаа в Балтийском море. После отступления Красной армии и потери острова радиостанция, переданная Коротковым, не могла достать до Москвы, и группа Старшины вновь потеряла связь. В НКВД стали искать, как наладить контакт с ценными агентами, но в НКВД таких возможностей не оказалось. Тогда руководство внешней разведки обратилось с просьбой о восстановлении связи с агентурой в военную разведку. Её начальник генерал Голиков предложил послать в Берлин для восстановления связи с группой Старшины руководителя группы, действовавшей в Нидерландах. В Амстердам для этого отправили две шифротелеграммы, в одной из которых были даны координаты агентов в Берлине, а в другой – их имена и пароли для связи с ними. Это, безусловно, было грубейшим нарушением конспирации, и в мирное время никто не допустил бы такой глупости, но в той критической обстановке было не до того. В результате Кент – Анатолий Гуревич в ноябре 1941 года выехал в Берлин, где сумел установить контакт со Старшиной и передать ему всё необходимое, одновременно получив от него очень важные сведения, касавшиеся планов вермахта на весенне-летнюю кампанию 1942 года. Кент привёз эту информацию в Амстердам, откуда Макаров по рации отправил её в Москву. А телеграммы с адресами, паролями и именами тех, с кем Кент восстановил связь в Берлине, которые надо было уничтожить, остались на хранение в резидентуре. Они не были уничтожены, потому что могла возникнуть необходимость снова поехать в Берлин на связь с группой Старшины и Корсиканца. Вот эти телеграммы и были захвачены при аресте Макарова, который не выдержал допросов и согласился сотрудничать с гестапо.
Осудили на Родине
– Как известно, судьба выживших членов «Красной капеллы» сложилась печально. После войны Леопольд Треппер был в СССР арестован и приговорён к 10 годам заключения. Только после смерти Сталина его освободили и реабилитировали. Также был осуждён и Кент – Анатолий Гуревич. Почему так произошло?
– Их обвиняли в предательстве, поскольку и Треппер, и Гуревич находились в руках гестапо.
– Как это случилось?
– Треппера задержали в ноябре 1942 года. Однако впоследствии он смог уйти. Треппер воспользовался болезнью желудка гестаповца, который его охранял. Пообещал ему достать через своего знакомого аптекаря дефицитное лекарство, но предварительно заявил, что аптекарь охраннику лекарство не продаст, так как оно контрабандное. Оставив немца в машине, Треппер зашёл в аптеку, а затем вышел через чёрный вход. Когда гестапо сумело арестовать Леопольда Треппера во второй раз, немцы, перестав ему верить, жёстко его допросили, и он тогда выдал многое из того, что знал.
Что касается Кента, то он уже после окончания войны оказался в освобождённом союзниками Париже. Гуревич тоже сумел удрать из гестаповской тюрьмы. Причём ушёл он вместе с перевербованным им оберштурбанфюрером СС Ханцем Паннвицем, руководившим командой гестапо, которая вела дело «Красной капеллы». Гуревич объяснил ему, что война кончается и если Паннвиц хочет остаться живым, то ему надо с ним сотрудничать и уходить вместе. В Париже они пробыли несколько дней, пока их обоих не отправили в Москву. У меня есть отчёт Анатолия Гуревича, поскольку я в своё время имел возможность ознакомиться с делом «Красной капеллы». Этот отчёт не был им дописан, этому помешал офицер НКВД, сообщивший, что его ждёт самолёт. Гуревич с этими бумагами вылетел в Москву. В Москве Гуревича (как и Треппера) арестовали, обвинили в предательстве и сотрудничестве с врагом и осудили на 10 лет. После выхода из заключения генерал Александр Коротков, занимавшийся пересмотром дела Гуревича, сделал заключение о том, что он виновен в провале «Красной капеллы». На мой взгляд, Коротков был не совсем объективен – видимо, не смог простить Гуревичу провала Старшины и Корсиканца, с которыми работал ещё до войны. Он считал, что Гуревич виноват в том, что не уничтожил телеграммы из Москвы с полными данными, адресами и именами членов берлинской группы агентов, что и стало причиной их провала. И Гуревича на основании этого заключения вновь посадили. Таким образом, он был дважды осуждён по одному делу. Заключение Александра Короткова, поскольку мне его в архиве КГБ СССР не разрешили копировать, я переписал от руки, а затем отпечатал на пишущей машинке. В 90-е годы, когда Гуревич ещё был жив, я даже хотел написать об этом статью в газету, но тогда сделать этого не смог, а позже Гуревич умер.
