Яков Блюмкин прожил всего 29 лет, однако успел стать одним из самых легендарных и загадочных персонажей начального периода советской истории. Он враждовал с Мандельштамом и дружил с Есениным, ему подписывал свои книги Маяковский, Гумилёв упомянул Якова в стихах, а Катаев вывел его под именем Наума Бесстрашного в повести «Уже написан Вертер».
Десятилетиями в печати муссируются малоправдоподобные, а то и вовсе несуразные рассказы о Блюмкине. В них он оказывается и организатором замаскированного под суицид убийства Есенина, и действительным автором покаянных предсмертных писем Бориса Савинкова, и поимщиком супершпиона Сиднея Рейли. Ещё пишут, что чекист Блюмкин якобы искал в Монголии клад барона Унгерна, а в Тибете – сказочную страну Шамбалу. А кроме того, владел компроматом на Сталина, за что и поплатился жизнью. На самом деле добрая половина всего этого не более чем выдумка. Но и реальных эпизодов биографии Блюмкина достаточно, чтобы понять: человек это был исключительный.
«Хотите поглядеть, как расстреливают?»
Появившись на свет в Одессе в 1900 году, Яша Блюмкин уже в 14 лет стал членом партии эсеров, а в 18 – видным чекистом. Случилось это благодаря заключённому в декабре 1917 года союзу между большевиками и левыми эсерами, после чего несколько человек из ПЛСР (Партии левых социалистов-революционеров) вошли в состав Совнаркома и ВЧК.
В ведомстве Дзержинского Блюмкин получил должность заведующего «немецким шпионажем». В его обязанности входило наблюдение за германским посольством в Москве, чем Блюмкин и воспользовался, чтобы совершить свой исторический теракт.
Летом 1918 году ЦК ПЛСР постановил убить германского посла в Советской России графа Вильгельма фон Мирбаха. Левые эсеры были возмущены подписанным большевиками с немцами мирным Брестским договором – убийство посла, по их мнению, должно было снова разжечь войну. Вооружившись револьверами и бомбой, Блюмкин и его товарищ по партии Андреев явились в посольство (на фото сверху) и успешно выполнили задание, пусть и с большой неуклюжестью – убегая, Блюмкин выпрыгнул в окно и сломал ногу. К тому же теракт в итоге привёл совсем к другому результату – убийство Мирбаха, направленное против большевиков, лишь поспособствовало укреплению их власти, Брестский мир не был расторгнут, а вот левых эсеров Ленин объявил вне закона. Очень скоро те оказались разгромлены – и власть всецело перешла в руки большевиков. Возможно, поэтому, когда спустя девять месяцев скрывавшийся на Украине Блюмкин явился в Киевскую ГубЧК с повинной, его почти сразу простили и направили на работу в Политуправление РККА.
Первые глубоководные операции морских разведок ВМФ СССР и США окончились провалом
В Москве Блюмкин быстро стал знаменитостью. «Я убил Мирбаха!» – с гордостью сообщал Яков каждому, с кем знакомился. Многие и впрямь считали блюмкинское преступление подвигом, а самого убийцу – героем. Именно так воспринимал Блюмкина Николай Гумилёв. Поэтесса Ирина Одоевцева вспоминала, как поэт отреагировал на пожелавшего познакомиться с ним террориста, поначалу принятого было им за навязчивого поклонника: «Гумилёв вдруг сразу весь меняется. От надменности и холода не осталось и следа. «Блюмкин? Тот самый? Убийца Мирбаха? В таком случае – с большим удовольствием», – и он, улыбаясь, пожимает руку Блюмкина. – Очень, очень рад».
Однако писатели, которые ближе знали Блюмкина, относились к нему отнюдь без пиетета, считая скорее хвастуном и трусом, нежели отчаянным человеком. Так, друг Есенина Анатолий Мариенгоф рассказывал, что Блюмкин ужасно боялся мести бывших соратников, левых эсеров, от которых он перебежал к большевикам: «Блюмкин жил тогда в «Метрополе». Мы почти каждую ночь его провожали, более или менее рискуя своими шкурами… Слева обычно шёл я, справа – Есенин, посерёдке – Блюмкин, крепко-прекрепко державший нас под руки».
Есенин стал близким приятелем Блюмкина. Познакомились они ещё в 1918 году. Поэт явно щеголял своей дружбой с чекистом, предлагая знакомым даже «показать, как расстреливают» – мол, Блюмкин это легко устроит. А вот с Мандельштамом отношения у Блюмкина не сложились. Жена поэта Надежда рассказывала в мемуарах: «Хвастовство Блюмкина, что он возьмёт да и пустит в расход интеллигентишку искусствоведа, довело Мандельштама до бешенства, и он сказал, что не допустит расправы. Блюмкин заявил, что не потерпит вмешательства О. М. в «свои дела» и пристрелит его». До крайности, впрочем, не дошло.
Ошибка резидента
В 1922 году Блюмкин стал секретарём Льва Троцкого, которому давно симпатизировал. Настолько, что спустя год опубликовал в журнале «Огонёк» очерк «День Троцкого», в котором не пожалел ярких красок для описания деятельности своего шефа. Среди прочего провозгласив: «Кабинет Троцкого – это небоскрёб мировой политики».
После этой публикации ревнивый Сталин вызвал главного редактора «Огонька» Михаила Кольцова в секретариат ЦК, где сделал ему внушение: «Журнал «Огонёк» – неплохой журнал, живой. Но некоторые члены ЦК замечают в нём определённый сервилизм. Вы скоро будете печатать, по каким туалетам ходит Троцкий».
На самом Блюмкине панегирик в честь Троцкого, вскоре впавшего в опалу, не сказался. В том же 1923 году Дзержинский пригласил Блюмкина на работу в Иностранный отдел ОГПУ, ведавший внешней разведкой. За пять лет службы энергичный Яков добился немалых успехов, работая на советскую госбезопасность в различных странах мира – Монголии, Китае, Турции, Палестине.
Наибольших результатов Блюмкин добился на Ближнем Востоке, где ему удалось организовать разветвлённую резидентуру под прикрытием конторы, продающей древнееврейские книги. Весной 1928 года соответствующий блюмкинский план был одобрен руководством – и сотрудники ОГПУ под контролем самого Якова провернули операцию по изъятию старинных фолиантов из библиотек, хранилищ и частных коллекций.
Осенью того же года Блюмкин прибыл в Константинополь под видом персидского купца Якуба Султанова. Личина книготорговца, как справедливо замечал Блюмкин в докладной записке начальству, давала «и связи, и возможность объяснить органичность своего пребывания в любом пункте Востока, а равно и передвижение по нему». Москва придавала особое значение работе своих агентов в Палестине. «Эта страна, – писал преемник Блюмкина на посту ближневосточного резидента Георгий Агабеков, – представлялась нам пунктом, откуда можно вести разведывательную и революционную работу во всех странах». И именно Блюмкин добился того, что чекисты прочно закрепились в этом государстве. Кстати, считается, что именно Блюмкин надоумил советское руководство заняться продажей за границу шедевров искусства (это было осуществлено на рубеже 20–30-х в целях пополнения «фонда пятилетки»). В докладной записке по этому поводу Яков советовал: «Такие операции должны производиться не советскими органами непосредственно, а замаскированно, через надёжную подставную организацию, хорошо юридически законспирированную».
Этими рекомендациями воспользовались, уже когда была решена печальная участь Блюмкина. В 1929 году он оказался под арестом, а его план беззастенчиво воплощался в жизнь: началась продажа ценностей из музейных коллекций (в первую очередь из Эрмитажа). Занялась этим промыслом созданная «по заветам Блюмкина» подставная организация «Антиквариат», тайно курируемая Наркоматом торговли.
Что же погубило такого, казалось, нужного большевикам человека? «Ошибка резидента»: в Константинополе Блюмкина угораздило встретиться с Троцким. Это произошло в апреле 1929 года – вскоре после того, как бывшего главу Красной армии выслали из СССР в Турцию. Яков согласился переправить в Москву книги и письма бывшего начальника. Спустя полгода Блюмкина арестовали.
В своих показаниях он пытался убедить родное ОГПУ, что в нём «совершенно параллельно уживались чисто деловая преданность к тому делу, которое мне было поручено, с моими личными колебаниями между троцкистской оппозицией и партией». В этом месте ознакомившийся с показаниями Сталин приписал на полях: «Ха-ха-ха!»
Как результат – уже через полмесяца после ареста Блюмкин оказался первым среди видных членов партии, кого расстреляли за «позорную измену пролетарской революции». «Такой факт мог иметь место только потому, что ГПУ стало чисто личным органом Сталина, – написал в 1930 году косвенно виновный в гибели своего бывшего подчинённого Троцкий. – Помимо исключения из партии, лишения работы, обречения семьи на голод, заключения в тюрьму, высылок и ссылок Сталин пытается запугать оппозицию последним остающимся в его руках средством – расстрелом». Если согласиться с этим, то Блюмкина следует считать ещё и первым в советской истории оппозиционером-мучеником.
