У России нет того статуса сверхдержавы, который был у Советского Союза. Единственное, о чём Россия может говорить с США почти на равных, — это проблемы ядерной безопасности.
В наследство от СССР мы получили не только ракеты, но и полувраждебные отношения с США. И хотя врагами мы перестали быть, концепция ядерного противостояния остаётся почти такой, как и 15 лет назад. Об этих проблемах мы беседуем с директором Института США и Канады Сергеем РОГОВЫМ.
—Сергей Михайлович, в последнее время активизировалась тема нового договора с Соединёнными Штатами о ядерной безопасности. Многие эксперты предполагали, что эта тема готовилась под встречу Владимира Путина с Джорджем Бушем в Братиславе. Считается, что в основу новой концепции ляжет ваш доклад о снижении взаимных ядерных рисков между Россией и США. Действительно ли существует связь между вашим докладом и проектом договора?
— Никакого проекта тайного договора не было и нет вопреки тому, что утверждают многие журналисты, в том числе и вашей газеты. В Братиславе Путин и Буш договорились противодействовать ядерному терроризму, дав сопредседателям российско-американской рабочей группы по борьбе с терроризмом обновить свой план действий. И учредили российско-американскую межведомственную группу по вопросам безопасности в ядерной сфере (включая утилизацию расщепляющихся материалов, более не требуемых для цели обороны) под председательством руководителя «Росатома» Румянцева и министра энергетики США Бодмэна. Как видите, никакой капитуляции России и подписания секретного договора в Братиславе не было.
Что касается моего научного доклада на эту тему, а он был опубликован Институтом США и Канады ещё в июне прошлого года, то как он может быть связан с проектом договора, если самого проекта нет?
— В каком состоянии находятся отношения США — Россия в ядерной сфере на сегодняшний момент?
— Сейчас мы, как и полвека назад, находимся в состоянии взаимного ядерного устрашения, держим тысячи ядерных боеголовок в постоянной готовности. Такая модель была единственно возможной в период «холодной войны». Однако теперь она несовместима с провозглашённым президентами Путиным и Бушем стратегическим партнёрством.
— А есть ли выход? Вы предлагаете ядерное разоружение?
— От ядерного оружия никогда не откажутся ни Россия, ни США, ни другие ядерные государства — Англия, Франция, Китай, Индия, Пакистан и Израиль. К сожалению, альтернативы ядерному сдерживанию нет.
Мы предлагаем меры, которые сделают ядерное сдерживание более устойчивым. Россия и США должны перейти к взаимной гарантированной безопасности и отказаться не от ядерного сдерживания, а от специфической формы российско-американских отношений, сложившихся в ходе гонки ядерных вооружений.
Только мы и американцы обладаем таким количеством и качеством ядерных вооружений, которые позволяют внезапно поразить тысячи хорошо защищённых стратегических целей. Только Россия и США, опасаясь упреждающего удара, создали систему раннего предупреждения о ракетном нападении (спутники и наземные радары). Наконец, Россия и США готовы к ответно-встречному удару. Всего этого нет у других ядерных государств.
Страны Запада оказались на грани прямого военного столкновения ядерных держав из-за оказываемой Украине поддержки, что может иметь катастрофические последствия.
Но проблема в том, что подлётное время межконтинентальных баллистических ракет — около 30 минут, а баллистических ракет подводных лодок, развёрнутых на позициях территории другой страны, — всего 10—12 минут. Система предупреждения должна обнаружить запуск; определить, откуда и куда летят ракеты противника; военные должны доложить политическому руководству; президент должен принять решение на запуск; потом надо довести решение политического руководства до стартовых расчётов, которые должны выполнять приказ.
При этом возможны ошибки и технические и политические. Помните, как несколько лет назад будили пьяного президента? Возможна и провокация с третьей стороны, которая запустит ракеты откуда-нибудь из Индийского океана, а Россия и США будут разбираться между собой. Был случай, когда мы чуть не приняли запуск норвежской метеорологической ракеты за запуск американской БРПЛ. Угроза ошибки в этой ситуации даже опаснее, чем собственно угроза американской или российской ракетной атаки.
Сегодня американцы могут в любой момент нанести удар с помощью примерно 5 тысяч ядерных боеголовок. Поскольку считается, что на каждую цель надо направить 2 боеголовки (вдруг одна откажет), то это 2,5 тысячи целей на российской территории. Не очень приятная перспектива.
Мы предлагаем, чтобы США и Россия держали в состоянии максимальной боеготовности по 500 боеголовок. Этого не будет достаточно для обезоруживающего и обезглавливающего удара. То есть агрессор будет знать, что у другой стороны уцелеет основная часть стратегических сил. Эффект сдерживания существенно усилится, а сценарий упреждающего удара станет маловероятным, а не главным, как сегодня.
— А остальные боеголовки надо уничтожить?
— Не надо. Ещё 500—1000 боеголовок можно перевести на следующий уровень боеготовности, когда потребуется несколько недель для того, чтобы подготовить их к запуску. А сделать это незаметно не удастся. Значит, и другая сторона переведёт свои средства на более высокий уровень боеготовности. Оставшиеся боеголовки можно держать на самом низком уровне боеготовности. Чтобы их активизировать, потребуется несколько месяцев или более длительные сроки. Получается своего рода «матрёшка».
— Какой смысл в этих «матрёшках», если они всё равно не пригодятся?
— Не стоит забывать, что есть Китай и другие ядерные государства. Сегодня у них не более 300—500 боеголовок. Предложенная нами «матрёшка» — это ясное предупреждение: не стоит пытаться «догнать и перегнать». Мы можем распаковать свои «матрёшки» быстрее, чем кто-то построит и развернёт новые системы оружия.
— Возможно ли контролировать, что США соблюдают эту схему, а не держат в полной боеготовности все свои ядерные арсеналы?
— У нас есть и останутся так называемые национальные средства, то есть спутники-шпионы и прочие средства разведки. В нашем докладе мы проанализировали целый ряд предложений, сделанных российскими и американскими экспертами.
Кроме того, координаты российских и американских баз межконтинентальных баллистических ракет, стратегической авиации и подводных лодок не такая уж тайна. Этими сведениями мы обмениваемся с американцами с 1991 года, когда был подписан Договор СНВ-1.
— Предусматривает ли ваша концепция непосредственный контроль над условиями хранения и эксплуатации ядерного оружия. Иными словами, должен ли присутствовать российский наблюдатель на американских базах, а американский — на российских?
— На мой взгляд, существует реальная угроза утраты контроля над ядерным оружием в Пакистане. Как известно, «отец» пакистанской атомной бомбы Абдул Кадыр Хан 10 с лишним лет торговал ядерными компонентами. Теперь представьте очередной переворот в этой стране и захват ядерного оружия исламскими экстремистскими организациями...
Что касается российских арсеналов, к сожалению, покойный генерал Александр Лебедь в бытность секретарём Совета безопасности сделал несколько безответственных заявлений, на которые любят ссылаться американские сенаторы. На деле же все наши ядерные системы находятся под учётом и контролем. Хотя система обеспечения безопасности складированных и транспортируемых боеголовок оставляет желать лучшего.
Американцы ежегодно оказывают России помощь в этой сфере на $0,5 миллиарда по программе Нанна-Лугара на уничтожение ядерного и химического оружия. Это системы, которые Россия должна уничтожить в соответствии с Договором СНВ-1 и Конвенцией о запрещении химического оружия, а также снятые с вооружения по старости (например, больше 100 ядерных реакторов подводных лодок, одна из которых 2 года назад трагически погибла при буксировке на базу). Россия тратит на эти цели порядка 10 миллиардов рублей в год, но этих средств не хватает.
Что касается оперативно развёрнутых ядерных вооружений, которые находятся в войсках, то ни одно ядерное государство никогда не допустит кого-либо к контролю над ними. Исключение — это проверки, предусмотренные Договором СНВ-1. Но мы могли бы обменяться с США миссиями связи при командных пунктах стратегических сил. С 1963 года действует линия «горячей связи» между высшим политическим руководством 2 стран. Но пользуются этой связью Москва и Вашингтон только в случае крайней нужды. Обмен военными представителями, которые помогали бы в любой момент разобраться с такими инцидентами и ошибками, как запуск норвежской ракеты, на наш взгляд, существенно снизит опасность неадекватной реакции.
— Возможно ли в принципе столь доверительное партнёрство между Россией и США, ведь мы полвека были противниками в «холодной войне»?
— Это принципиальный вопрос и для нас, и для американцев. И ответы на него могут быть очень разными. У нас сегодня модно рассуждать о том, что США и Запад в целом всегда были, есть и будут смертельными врагами России. Но нет вечных союзников, нет и вечных врагов. Мы были союзниками с США во время 2 мировых войн. И были врагами в «холодную войну». Сегодня у нас нет антагонистических интересов, нет столкновения непримиримых идеологий, зато есть общие угрозы — терроризм, распространение ядерного оружия. Значит, есть и предпосылки для партнёрства. Но наличие предпосылок не означает автоматической реализации этой возможности. Создать такое партнёрство очень трудно. Партнёрство нельзя строить только на личных отношениях. Ведь у него есть много противников и в Америке, и в России.
Договор о взаимной безопасности, как мы написали в своём докладе, должен стать конечным пунктом трансформации российско-американских стратегических отношений, но пока до этого далеко. Задача саммита в Братиславе заключалась в том, чтобы не допустить развала российско-американского партнёрства, чтобы придать ему «второе дыхание». Если удастся перейти к практическому партнёрству в экономической, политической и военной сферах, постепенно отказаться от взаимного ядерного устрашения, то через несколько лет реальным станет и Договор о взаимной безопасности.
