«Наша Версия», пожалуй, единственная газета, публикующая классические фельетоны. Без малого 10 лет их пишет для вас наш постоянный автор Афанасий. Представляем вам лучшие его работы.
1001 ночь Сахипзады
СМИ: Глава Центробанка Эльвира Набиуллина объяснила, что не все цены на продукты растут быстрее инфляции, – всему виной «психологическое восприятие потребителей».
«Тут вот какая засада, Шахрияр, – близилось утро, ночь отступала, и расправа подкралась к женщине близко, как никогда, – продукты и впрямь дорожают у нас быстрее, чем обесцениваются дирхемы, то есть, конечно, рубли. При этом средний чек и общая инфляция – разные показатели, понимаешь, о чём я?» Шахрияр внимал мудрой красавице с озадаченным видом, интуитивно чувствуя, что на рассвете Сахипзада вновь улизнёт от неминучей расправы.
Сахипзада тем временем продолжала: мол, людей не беспокоит инфляция как таковая, люди замечают резкий рост цен из-за особенностей психологического восприятия. Все теперь нервные, на втором году пандемии и самоизоляции, Шахрияр. Ну подумаешь, что за неделю средний чек и впрямь вырос больше, чем общий показатель инфляции. Не бери в голову, да продлит Аллах твои дни. Шахрияр, впрочем, напрягся: визири докладывали, что цены на продукты растут намного стремительней, чем дешевеет дирхем, то есть рубль. И без Сахипзады тут явно не обошлось! Интригуют, негодники? Этим визирям бы только невинную девушку под карающий ятаган правосудия подставить.
Сахипзада между тем продолжала свою незнамо какую по счёту сказку. «Средний чек, Шахрияр, это не только стоимость продуктов, это ещё обслуживание. А оказание услуг, клянусь создателем, дорогое удовольствие. И вообще, Шахрияр, у каждого своя структура потребления и личная инфляция. У дехкан одна, у нас с тобой – другая». Луч солнца ворвался в опочивальню, и Сахипзада замолчала. Шахрияр, обречённо вздохнув, пытался решить, с кого же ему спросить по всей строгости, с Силуан-бея или с Решетника-аги? Не с Белоуса-паши же, в конце концов. Между тем, досмотрев до конца свой сказочный сон, глава Центробанка Эльвира Набиуллина проснулась. Будь правдива, отчего-то припомнилась ей восточная мудрость. Ибо правда – корабль спасения и черта праведников. Но голая правда выглядит вызывающе. Так что мы её прикроем немного. Чтобы народ почём зря не смущать.
Братская помощь
Управленец Дима (все совпадения случайны) сидел за столом в своём кабинете и уныло глядел на тарелки с едой. Пряный натёртый имбирь, устрицы белон – они особенно хороши в августе, ещё моллюски, марен олерон, чуть зеленоватые и очень нежные. А чуть поодаль – акулий плавник горячего копчения, черноморский катран. От его вида Диме стало нехорошо, плавник истекал жиром, а в кабинете не работал кондишн и было душно. Перевёл глаза на соседнее блюдо – так и есть, роно бля. Rognon blanc. «Белые почки» – жареные бараньи тестикулы. Дима сглотнул, но тошнить не переставало.
Он ел уже второй час. Начальник поставил задачу – срочно увеличить численность населения Дальнего Востока. Срочно! А скомандовать кому следует Дима не мог – обнесла мать-природа командным голосом. Сам, всё сам, ничего не поделать. Рука потянулась в карман – вскрыл пачку, достал голубую пилюлю, проглотил, закусил склизкой устрицей – чтоб быстрей проскользнуло вовнутрь. Вспотели ладони, по лбу катились холодные капли, а кульминации не наступало. «Позвать, что ли, Наташу?» – подумалось вдруг, да вспомнил, что Наташи-то нет, увольняют Наташу, помощницу. Димин взгляд вдруг упёрся в распластанную по блюду устрицу с призывно раскрытыми створками. Во рту стало солоно. А кульминации не наступало! «Да как же я увеличу вам численность населения Дальнего Востока, да ещё до 10 сентября, когда – вот так! И 52 года – не шутка, и работа у меня нервная. Ещё и Наташу уволили».
Школы Москвы попали в десятку лучших по данным престижного мирового рейтинга
И тут зазвонил телефон. На том конце – мягкий азиатский акцент. «Что приуныл, Дима-сяо?» Как прорвало: рассказал и о поставленной шефом непосильной задаче, и о треклятых моллюсках, и о бесполезных голубых пилюлях. А на том конце ему – не печалься, мы же партнёры! Вот приедем с товарищами к вам на Дальний Восток да и увеличим вашу рождаемость. Мы же вам не чужие, русский с китайцем – братья навек.
Горькое лекарство
Управленец Дима (все сходства случайны) так и не смог припомнить, как вышло, что он, совсем голый, оказался замотанным в рулон обоев. Приехал на ударную стройку за пенсионную реформу агитировать, и едва заговорил, что эта реформа – как горькое лекарство, человек не хочет его пить, но понимает, что если он это лекарство не выпьет, всё может закончиться гораздо хуже. А дальше – как отрезало. И вот он – в чём мать родила, в обоях. А сзади, в самом тылу, кто-то, чертыхаясь, срезает слой обоев, налипших на его афедрон.
«Это же хулиганство! Получите 15 суток! – Дмитрий Анатольевич старался, чтобы его голос прозвучал грозно, как на ответственном заседании. – Учтите, я буду жаловаться!» И тут же его оголённые ягодицы ощутили неприятный холодок сквозняка – дом был новый, строящийся, и стёкла ещё не вставили. Кто-то, стоявший сзади, несколько раз чем-то щёлкнул по половице, такой звук обычно издаёт хлыст в руках цирковой дрессировщицы. Дмитрий Анатольевич собирался произнести хлёсткую, как эти щелчки, филиппику, но смог лишь тихонько спросить: «Бить будете?» – «Нет». «А что?» – «Вести разъяснительную работу». – «Вы, наверное, слушали моё выступление на стройке? Вы – член «Единой России»? Это же не наш метод! Где гуманизм? Где человек человеку? Поймите, в то время, когда космические корабли, как вы знаете, бороздят...» – «Тебя как звать-то?» – «Дима». – «Женат?» – «Да, жена Света, сын Илюша и кот Дорофей». – «Значит, семья есть». – «Есть». – «А лет тебе сколько?» – «52. Может, не надо? Я больше не буду». – «Нет, надо, Дима, надо!»
Щёлкнул хлыст. Потом ещё. И ещё. Дмитрию Анатольевичу было очень больно, обидно, но он не кричал и не плакал, а лишь повторял с каждым новым щелчком: «Мама… мама… мама». Горькое лекарство – оно иногда бывает полезно, да.
Рецепт победы
Склонившись над кипой оперативных «закладных» («Я, оперативный псевдоним такой-то, закладываю своего знакомого» и т.д.), глава ФСБ изводил себя поиском решения – как победить коррупцию? Поступали со взяточниками по-разному. Сталин их расстреливал, Хрущёв сажал за решётку, Брежнев разжаловал в управдомы, Горбачёв – награждал. Но ничего не помогало – коррупция цвела буйным цветом и при Сталине, и при Хрущёве, и при Брежневе, и при Горбачёве. И так далее. Надо было что-то делать, но что именно – не придумывалось, тем более что все методы, кажется, уже испробовали – разве что публичные пытки не применяли. Глава ФСБ хмурил брови и пытался придумать, за какое место следовало бы извлекать на солнышко зарвавшихся теневиков, подрывающих государственные устои. В голову полезло такое, что вспомнился фильм Мэла Брукса «Всемирная история». «Как следует поступать с христианами? – Засунуть им в задницы живых змей! – Нет, всего лишь отдать на растерзание львам в Колизее, но ваша идея мне определённо понравилась!»
Зашёл заместитель, присел в кресло, прочитал мысли начальника. Предложил – так, может быть, поинтересуемся у народа? В самом деле, у нас ведь народ – источник власти. Начнём мы лютовать с коррупционерами, не согласовав – не одобрят. Но вот ежели сам народ нас попросит – другое дело! Порешили провести интерактивный опрос на сайте контрразведки. Анонимный, само собой, но на всякий случай записать все ай-пи. Мало ли.
Выходя из кабинета шефа, заместитель опрометчиво дал волю мыслям – в самом деле, а не пригласить ли коррупционеров на работу в правительство? Раз у них всё так лихо получается, может, они не только для себя насбирают добра, но и для всей страны? Слишком громко подумал – затылочным зрением заместитель заметил, как его начальник что-то быстро записывает в свой рабочий блокнот невидимыми чернилами.
Революция отменяется!
Приснился как-то Зюганову Ленин. Семнадцатый год. Великий Октябрь. Питер. Возле Зимнего дворца – революционная толпа с транспарантами. Откуда-то доносится ритмичная песня: «Перемен! Мы ждём перемен!» Подъезжает броневичок. На нём – вождь мирового пролетариата. Кепка, красный бантик на лацкане – всё, как положено. Революционные массы затихают, ловя в промозглом тумане каждое слово вождя. «Товарищи! – узнаваемо грассирует вождь. – Революция отменяется! Согласовать с властями сегодняшнюю акцию товарищу Бонч-Бруевичу не удалось, так что расходитесь, батеньки, по домам!»
Пригляделся Зюганов – ба, так на броневичке-то не Ленин, а он сам! В будёновке с красной звездой! «Заявку подавайте вовремя и проводите тот митинг, который будет разрешён и где будет обеспечена безопасность! – неистовствовал тем временем тот, что в будёновке. – Попытки идти штурмом кроме вандализма ничего не приносят! Мы это видели в Грузии и на Украине. Ура, товарищи!» Но общего ликования не последовало. Над обалдевшей толпой повисла свинцовая тишина. И тут кто-то очень знакомый, почти что родной, седоватый, в оспинках на лице, в характерных усах и во френче без погон, дал выступающему такого пинка под зад, что он свалился с броневичка и… проснулся! Вождь российских коммунистов лежал дома, в постели. В Москве, а не в Питере. Революционной толпы вокруг и в помине нет. Ощущение при этом было такое, что под зад ему дали всамделишно. Следующую ночь Зюганов на всякий случай спал с открытыми глазами.
