В шесть лет Дина Верни с семьёй перебралась из родного Кишинёва в Париж, где осталась на всю жизнь. Во время Второй мировой она стала участницей Сопротивления, а после войны создала галерею, открыв Европе советских художников. Однако затем въезд в СССР ей закрыли. Случилось это после того как она выпустила в Париже пластинку с советскими песнями о ГУЛАГе.
Урождённая Дина Айбиндер признавалась, что всем в своей жизни обязана знакомству с Аристидом Майолем, которое произошло в 1934 году. Почтенному классику было уже 73 года – юная натурщица стала его последней музой. После смерти Майоля в 1944 году Верни унаследовала все его работы, став миллионершей. Но авантюрный склад характера не позволил ей сидеть на месте.
Героизм в горах
Ещё в 1938 году любимица Майоля вышла замуж за Сашу Верни – будущего известного кинооператора, родившегося в семье еврейских иммигрантов из Российской империи. «У нас у обоих были русские корни, хотя он появился на свет в Буа-ле-Руа, и это чувствовалось», – отмечала Дина. Молодых супругов развела война, из-за которой они оказались в разных концах страны.
Оккупация Франции немцами в мае 1940 года застала Дину на ферме Майоля в городке Баньюль-сюр-Мер – на границе с Испанией, в предгорье Пиренеев. Здесь началась самая героическая страница в жизни Верни: «Я видела людей, искавших границу рядом с Баньюлем. Я искала с ними – и иногда даже пересекала её вместе с ними. Постепенно я в этом разобралась и перевела на ту сторону немало людей».
Испания стала спасительным перевалочным пунктом для многих евреев и антифашистов. «Представьте себе, беженцев там хорошо принимали! Франко, который раньше был нашим врагом номер один, во время войны повёл себя совершенно поразительно, – удивлялась Дина. – Он не депортировал своих евреев. И граница была достаточно гостеприимна». Вскоре с отважной девушкой связался американский журналист Вариан Фрай. «Он занимался поисками проездных документов и разных способов въезда в другие страны. Раздавал американские документы, которые как пропуска признавались почти везде. Приходилось изготавливать паспорта, удостоверения личности, пропуска», – вспоминала Верни. К концу 1940 года соратники Фрая успели переправить через границу больше 2 тыс. человек. Немалая часть из них остались в живых благодаря Дине.
В начале 1941 года Фрая депортировали в США, а Верни арестовала французская полиция. «Я была на 100% уверена, что меня осудят, что я попаду в тюрьму или что меня передадут немцам. Но они оставили меня на свободе, отправили под домашний арест». Однако Майоль нанял для своей протеже хорошего адвоката, и в суде её полностью оправдали.
Помощь от любимца Гитлера
Куда серьёзнее обернулось дело в 1943 году. Тогда Дина приехала в Париж к своему «большому другу» Пабло Пикассо. «На Монпарнасе была маленькая гостиничка «Либерия»: спокойная, симпатичная, на отшибе, – рассказывала Верни. – В мае 1943-го, когда я остановилась в «Либерии», там жил видный итальянский антифашист. Он воевал в Испании, и его разыскивали немцы. Пришли за ним и, естественно, загребли всех. Вот так меня арестовали. То есть они понятия не имели, кто я такая».
Однако фашистская полиция направила немцам своё досье на девушку. «Разумеется, они помнили мою историю, и их злило, что в тот раз меня не осудили. Они выдвинули обвинение, ещё и приукрасили. Из меня сделали какую-то шпионку, допросили в гестапо, а потом допрашивали в контрразведке. Были и допросы с пристрастием. В гестапо меня били по-настоящему. Но в контрразведке офицеры были довольно вежливыми, образованными. Один из них, такой аристократ, спросил меня: «Помимо прочего, вы являетесь наполовину еврейкой?» Во мне взыграла гордость: «Почему только наполовину?» Он засмеялся, перевернул страницу и перешёл к другим вопросам».
Турфирмы обратили внимание, что спрос на шенгенские визы и поездки в Европу на лето 2024 года резко увеличился. Им поступают сотни заявок на туры, а количество желающих оформить шенгенские визы превышает пропускную способность европейских консульств.
Участнице Сопротивления грозил концлагерь, и девушка могла закончить так же, как её отец, погибший в Освенциме. Но поскольку Дина упорно не признавалась в своей деятельности, её полгода продержали во французской тюрьме. А затем вновь пришла помощь от Майоля, который обратился к своему коллеге и почитателю – немецкому скульптору Арно Брекеру, которого Верни называла «Микеланджело фюрера»: «Гитлер даровал ему замки, мастерские, кучу денег, помощников, заказы и большую власть. Во время войны у Арно была мастерская, где десятки скульпторов сооружали орлов, статуи, всякого рода жуткие аллегории для дворцов и памятников рейха». Брекеру не составило труда добиться освобождения Верни. После войны Дина сумела отблагодарить скульптора, использовав свои связи, когда уже он сам оказался в фильтрационном лагере в американской зоне. В итоге Арно избежал заключения и отделался штрафом. А вот другую его просьбу парижанка так и не выполнила.
«Этот любезный человек абсолютно ничего не понял, ну совсем ничего! – поражалась Дина. – После войны мы с ним однажды обедали, и он вдруг говорит: «Ах, если бы ты знала, если бы ты была с ним знакома, какой Гитлер был милый человек. Обаятельный, деликатный!» С политической точки зрения он был даже больше чем глупцом. У него даже не возникала параллель между людьми, которых он спас, и лагерями, уничтожением людей, разрушением Европы. Разумеется, годы спустя он попросил меня представить его выставку. Я ему сказала: «Слушай, Брекер, это невозможно. Ты меня спас. Если хочешь, я отдам за тебя свою жизнь, прямо сейчас готова умереть. Но выставку – нет, я не могу этого сделать». Он не осознавал, что даже технически, в контексте послевоенных лет, в Париже это было невозможно. По очень простой причине: это спровоцировало бы беспорядки, и протестующие в два счёта разгромили бы галерею. Но ещё и по моему глубокому убеждению. Я не могла представить выставку человека, олицетворяющего нацистскую скульптуру. А он не отдавал себе в этом отчёта».
Контрабанда картин и песен
С 1959 года начались регулярные визиты Дины Верни в СССР. «Моя первая поездка была ужасной! – рассказывала она. – Это было через шесть лет после смерти Сталина и через три года после доклада Хрущёва, в то время, когда выжившие возвращались из лагерей – из Сибири и из других мест. На всём лежал невероятный налёт грусти. И, как обычно, бюрократия».
Верни пыталась найти в Союзе талантливых живописцев. Её поиски увенчались успехом только спустя 10 лет – было ещё несколько поездок в Москву. В 1969 году она познакомилась в советской столице с будущими мировыми знаменитостями – художниками-нонконформистами Ильёй Кабаковым, Эриком Булатовым и Владимиром Янкилевским. «Благодаря друзьям-лётчикам, итальянским туристам, отважным французским друзьям мы совершенно нелегально вывезли достаточно картин, чтобы устроить крупную выставку в моей парижской галерее», – вспоминала она. Но в конце концов Дине отказались выдавать визу в СССР. Это случилось после выхода в 1975 году музыкального альбома «Блатные песни». «В каждой семье, которую я посещала, были люди, кто возвращался, и те, кто не вернётся никогда, – свидетельствовала Верни. – За столом мы пели. Я просила дать мне слова песен. Это были изумительные или ужасающие стихи. Услышав их, я решила собрать эти выраженные в стихах осколки ужаса. Меня плотно контролировали при каждом моём возвращении в Европу: я не могла ничего вывозить. Так что мне пришлось выучить многие стихи и песни наизусть. А в Париже мы с французскими музыкантами работали два года, чтобы составить из этих песен пластинку».
В сборник среди прочих вошли песни «Окурочек» и «Товарищ Сталин» Юза Алешковского, «Бодайбо» Владимира Высоцкого, «Ванинский порт» и «Не жди меня, мама», которую десятью годами ранее Юрий Никулин исполнил в «Операции Ы». Все песни Верни спела сама. Во Франции они произвели фурор – отмечалась не только их историческая значимость как документа эпохи, но и глубокая лирика. В СССР же выход пластинки сочли антисоветской выходкой. Умерла Дина Верни 20 января 2009 года в возрасте 89 лет. В своих некрологах французские и многие российские газеты назвали её «историей искусства ХХ века, сконцентрированного в одной женщине».
