В начале 1947 года сбежавший в США советский инженер Виктор Кравченко подал в суд на французскую марксистскую газету «Леттр франсэз». В её публикациях невозвращенец объявлялся предателем родины, а его книга «Я выбираю свободу» – лживой и написанной под диктовку американских спецслужб. Долгий и шумный судебный процесс по делу о клевете превратился в поединок апологетов и противников Советского Союза.
Жизнь Виктора Кравченко в СССР не предвещала того резкого шага, который этот государственный и партийный деятель неожиданно совершил в 38 лет. В начале 1930-х Кравченко учился в Днепродзержинском металлургическом институте вместе с будущим генсеком Леонидом Брежневым. Карьеры обоих однокашников складывались многообещающе. Летом 1943 года, когда замполит Брежнев участвовал в освобождении Новороссийска, военный инженер Кравченко был направлен в Вашингтон в качестве контролёра закупок по ленд-лизу.
«Штатовская марионетка!»
1 апреля 1944 года Виктор Кравченко запросил у властей США политического убежища. Уже через три дня газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала первую статью невозвращенца, где тот объяснял мотивы своего поступка: «В течение многих лет я честно работал для народа моей страны на службе у советского правительства и мог наблюдать различные стадии развития его политики. Ради интересов Советского Союза и его народа я старался обходить молчанием многие отталкивающие и тревожащие меня факты. Но дальше я не могу молчать. Русский народ, как и раньше, находится в состоянии крайнего угнетения и подвергается всевозможным жестокостям, в то время как НКВД пользуется неограниченной властью. Надежды русского народа на политические и социальные реформы, возникшие в начале войны, оказались пустой иллюзией».
Сталин потребовал выдачи беглеца. Но американцы медлили. Франклин Рузвельт вроде бы склонялся к тому, чтобы пойти союзникам навстречу, однако в апреле 1945-го президент скончался. А его преемник Гарри Трумэн был настроен по отношению к СССР уже далеко не так дружелюбно. Вскоре Кравченко опубликовал книгу «Я выбираю свободу», которая стала мировым бестселлером. В ответ газета французских коммунистов «Леттр франсэз» напечатала серию разоблачительных статей. В них беглец характеризовался как штатовская марионетка. Утверждалось, что бывший советский подданный лишь поставил свою подпись под сочинением, сфабрикованным американскими спецслужбами: «Книга, подписанная Кравченко, построена на совершеннейших искажениях, так, чтобы заставить нас забыть о том, что троцкистский центр, который организовал убийство Кирова, Горького и его сына, был возрождён на территории США теми, кто дёргает сегодня за верёвочки их марионетку Кравченко».
Автор подал в суд на главного редактора газеты Клода Моргана и её ведущего сотрудника Андре Вюрмсера, обвинив их в диффамации. Судебный процесс в Париже начался 24 января 1949 года и продлился до 4 апреля. Всё это время он широко освещался в мировой прессе, включая советскую.
Знаменитый писатель Константин Симонов уже в начале февраля опубликовал в газете «Правда» сочащийся ядом памфлет «Иуда Кравченко и его хозяева». «Кто такой этот Кравченко? – брезгливо вопрошал создатель популярных стихов и пьес. – Человек, переставший быть человеком в тот апрельский день 1944 года, когда он стал платным агентом американской разведки. Сейчас это лишённый Родины выродок, отребье, изменник… Предатель своей Родины подал иск во французский суд, заявив, что статья в «Леттр франсэз» обвиняет его зазря, что именно сам он, холуй, а не кто-нибудь другой за него, скрипел пером по бумаге и наводил литературный глянец на навозную жижу этой книги».
«Строго охраняемая свобода»
Мигранты, работающие на территории Иркутской области, устроили побоище, не поделив места в очереди в столовую. По этой причине решили выяснить отношения с использованием камней и арматуры.
Естественно, человеку, затеявшему подобный процесс, приходилось думать о своей безопасности. Французская газета «Самди суар» писала в те дни: «Кравченко мечтал о свободе. Он выбрал свободу. Но он больше ею не располагает. У него семнадцать ангелов-хранителей. Строго охраняемая свобода! Чтобы пробраться к нему, надо пробиться через три барьера. Десять инспекторов полиции охраняют вестибюль. На пятом этаже семь американских сыщиков стерегут коридор».
Адвокаты ответчиков в духе советских публицистов пытались выставить истца беспринципным наймитом, поливающим грязью родную страну. Кравченко же на процессе неустанно подчёркивал: «Я не смешиваю Россию и народ с советским режимом. Сталины и Молотовы приходят и уходят, а Россия пребудет вечно. Я борюсь против советизма, а не против России; я против коммунизма, но не против народа России, русских, украинцев, всех других. Все, кто честно прочитал мою книгу, смогли в этом убедиться».
По словам адвокатов истца, они получили больше 5 тыс. предложений от бывших советских граждан, пожелавших выступить на процессе свидетелями и подтвердить, что книга «Я выбираю свободу» полностью правдива. Из этого числа были приглашены 20 человек – бывшие советские граждане, в годы войны угнанные на работы в Германию и после Победы решившие не возвращаться в СССР, а остаться на Западе. Свидетелями ответчиков были преимущественно французские коммунисты. Из СССР на процесс приехали лишь пять человек – бывшая жена Кравченко и его сослуживцы. Бывший председатель Правительственной закупочной комиссии СССР в США генерал Леонид Руденко буднично заклеймил Кравченко как пьяницу, вора и плохого работника, пытаясь не обращать внимания на яростные протесты последнего. Однако от ответов на вопросы о фактах произвола, описанных в книге его бывшего подчинённого, Руденко уклонялся, повторяя: «Это выходит за пределы процесса. Я не могу отвечать». Остальные свидетели, боясь сболтнуть лишнего, повели себя так же.
Триумф «провокатора»
В итоге апологией советского строя занимались на процессе французы. Один из адвокатов «Леттр франсэз», мэтр Блюмель, объяснял, что в войне победил именно «режим, а не народ. Была армия, созданная режимом, было вооружение, которое дал режим. С этой страной все хотели быть в мире». А мэтр Нордманн активно нахваливал ГУЛАГ: «В СССР очень мало тюрем, поэтому устроены исправительные, а вовсе не концентрационные лагеря. Там перевоспитываются люди. Они работают, они строят каналы. СССР оказывает преступнику кредит. В этой стране нет эксплуатации, все живут свободным трудом, там осуществлён социализм. И потому враги СССР злобствуют».
«Смотрите на него – он совершенно один! – восклицал мэтр Брюгье, указывая на Кравченко. – Против него – генерал Руденко и другие свидетели, и весь СССР, который поражает нас силой, молодостью, здоровьем и искренностью! Там не формальная свобода, которую якобы выбрал Кравченко, – там реальная свобода!» Но эта риторика не произвела на суд впечатления. Морган и Вюрмсер были признаны виновными в диффамации. Их обязали опубликовать опровержение и выплатить пострадавшему 50 тыс. франков.
Однако в советской прессе итог процесса представал совершенно иным. «Ни один из обличительных фактов, ни одно из свидетельских выступлений ни Кравченко, ни его адвокаты не смогли отвергнуть или опровергнуть, – уверяла «Литературная газета» в статье с громким заголовком «Провал американской провокации в Париже». – Прижатый к стене свидетельскими показаниями и документами, «истец» вынужден был признать себя агентом американской разведки. К концу процесса предатель был уже полностью деморализован и раздавлен, и его собственные адвокаты то и дело раздражённо кричали: «Болван, болтает не то, что надо!» Кравченко метался на суде, как затравленная крыса, пищал и в страхе озирался по сторонам. Наконец, во избежание новых скандальных разоблачений американцы вообще убрали его из зала суда».
В действительности итог процесса даже превзошёл ожидания Кравченко. Громкое разбирательство нанесло гораздо больший урон положительному имиджу СССР на Западе, чем книга «Я выбираю свободу». За семь лет до XX съезда КПСС с хрущёвскими обличениями сталинизма левая интеллигенция начала охладевать к Советскому Союзу.