Юрий Поляков в течение пяти лет писал свой роман
Грибной царь
– Юрий Михайлович, и какие у вас ощущения в связи с выходом книги?
— Ощущения хорошие. Но надо вам сказать, у поэтов жизнь лучше. Когда я был поэтом, я писал стихи в автобусе, в метро, просто гуляя... У меня даже было ироническое стихотворение, которое заканчивалось строчками: «Прикрепят, быть может, к автобусу 148 табличку «Здесь жил и работал поэт Поляков». Проза же требует ежедневной работы. Поэтому приходится вставать утром, садиться за письменный стол и часов пять писать. Я вообще не понимаю тех прозаиков, которые пишут по нескольку романов в год. Это же не литература, а какой-то вид индивидуально-словесной деятельности, не имеющий к литературе никакого отношения.
— Тогда ясно, почему вы писали «Грибного царя» целых пять лет.
— Правда, с перерывами. Я только-только начал роман, и мне выпала судьба возглавить «Литературную газету». Это меня сильно выбило из колеи. Потом я прерывался и писал повесть «Возвращение блудного мужа», а потом писал пьесу для Театра сатиры «Хомо эректус». Затем отвлекался на экранизацию романа «Замыслил я побег» — это первый роман из трилогии, в которую входят ещё повесть «Возвращение блудного мужа» и роман «Грибной царь». Потом была бурная история с экранизацией романа «Козлёнок в молоке», который недавно вышел на ТВЦ. Первый и второй каналы сказали, что эту сатиру на либеральные ценности никогда показывать не будут. Так и получилось — пять лет.
— Как вообще вы начали писать?
— Сначала писал стихи, как всякий нормальный литератор. Это правильно, потому что, если прозаик в молодости не был поэтом, проза у него будет малохудожественная. Поэзия учит бережно относиться к слову. Потом я ушёл в армию. И, будучи романтичным советским юношей, столкнулся с суровой реальностью. Правда, теперь, с возрастом, я понимаю, что она была не такая уж и суровая. В кино тебе показывают одно, а приходишь и сталкиваешься с жёсткой жизнью, к которой ты не привык. Это вызвало шок. И я решил, что, когда приду из армии, напишу о том, что я там увидел. И в 1980 году написал повесть «Сто дней до приказа». Все журналы, конечно, отказались её печатать...
До армии я работал в школе учителем, но после армии меня туда обратно не взяли. Но меня пригласили работать в райком комсомола. Там я проработал год, а потом в 1981 году написал повесть «ЧП районного масштаба» под впечатлением работы аппарата, замкнутого целиком на себе и забывшего, зачем его создали. Её тоже никто не печатал. А я написал ещё одну повесть, о школе — «Работа над ошибками». И её напечатали. А потом даже экранизировали и поставили по ней спектакль.
Вот эти три мои первые повести и сделали меня, без ложной скромности, знаменитым.
— А как вы относитесь к тому, что вас сравнивают с Довлатовым?
— Сравнивают часто. В основном из-за того, что в прозе и у него, и у меня достаточно сильна сатирическая нота. А по жизненной позиции, по сфере социальных интересов мы абсолютно разные люди. Кстати, иронических писателей вообще очень мало.
— Вы современную литературу читаете?
— Читаю, но избирательно. Ведь от одних писателей уже знаешь, чего ожидать, какой смысл читать?! А есть писатели, у которых я читаю всё, что бы у них ни вышло. Распутин, то же самое относилось и к покойному Астафьеву. Слежу за тем, что пишет Тимур Зульфикаров, Юрий Козлов, из питерцев — Павел Крусанов, Валерий Попов. Из москвичей — недавно умерший Вячеслав Дёгтев, Вера Галактионова, Лечутин Владимир, Виктор Пелевин. Кстати, для меня существует две загадки. Почему писатель- постмодернист по фамилии Нечайко придумал себе псевдоним Пелевин? Ведь у него своя фамилия очень красивая. И почему поэт-концептуалист Тимур Запоев стал Тимуром Кибировым? Ведь у него гениальная фамилия для поэта-концептуалиста! Я всегда ему завидовал.
— А почему вы не берёте себе псевдоним?
— Да, у меня фамилия совершенно нейтральная — Поляков... Бывает, когда меня спрашивают: «Вы кто по профессии?» — отвечаю: «Я писатель». — «И как ваша фамилия?» — «Поляков». — «Не слыхал». Вот так, думаю, упираешься рогом, работаешь, а никто не знает... «А что вы написали?» — спрашивают. «Да было пару вещей: «ЧП районного масштаба», «Сто дней до приказа», «Апофигей». — «Так это вы написали?! Как ваша фамилия?» — «Я же говорю — Поляков». Ещё если б у меня было имя какое-нибудь типа Автандил или Дормедонт, а у меня всё — нейтральное.
— А что происходит сейчас в современной литературе?
— В современной молодёжной? Есть тенденции, которые меня огорчают. Во-первых, крайняя литературная неряшливость. Когда человек, не овладев азами литературной работы, начинает писать, как взрослый. Эта ошибка связана с проблемой Интернета. Ведь что такое Интернет? Это черновик, размноженный в миллионах экземпляров. Второй момент — ранний прагматизм, когда молодой писатель пишет не о том, что его волнует на самом деле, а пишет так, чтобы получить литературную премию или известность. Сейчас в моде постмодернизм, такая «чернуха». Но просто по желанию стать Кафкой нельзя.Особенно смешно, когда это начинают делать дети из хороших семей: про бомжей любят писать дети, выросшие в профессорских семьях. А мне, например, об этом писать будет неинтересно, поскольку я вырос в заводском общежитии и видел всё своими глазами. Всё это очень плохо.
— А вы пишете о том, что знаете сами?
— Когда человек опирается на своё мировидение и личный опыт, это всегда интересно. И, когда меня спрашивают: почему все ваши повести и романы всегда становились бестселлерами, я знаю, что ответить: всё очень просто, я никогда не думал о том, что скажет критика, запретят мою повесть или нет, понравится ли она вообще. Главное, что меня лично в этот момент эта тема волновала, и я об этом писал. А поскольку я нормальный человек, с нормальной социальной и прочей ориентацией, то оказалось, что волнует меня, волнует и большинство народа. Если у меня за это болит сердце, меня это тревожит. Это тревожит, как потом выясняется, и моего читателя.
— Вы политикой интересуетесь?
— Знаете, меня политика интересует как писателя. В России писатель всегда был в политике, даже если объявлял, что он вне её. Этим, кстати, мы отличаемся от писателей, проживающих в Америке или Англии. Там совершенно нормальным считается, если писатель пишет про своё, и никому в голову не придёт его рассматривать как политическую фигуру. А у нас это неизбежно. Даже на встречах с читателями более половины вопросов всегда связаны с политикой и судьбами отечества. У нас писатель традиционно внутри политического процесса.
— Вы ведь и публицистикой занимаетесь.
— Да, публицистики у меня много, даже выходили отдельные книги, например «Порнократия», — книга, где собраны мои статьи с 1987 по 2004 годы. Были у меня и публикации, которые имели серьёзные политические последствия. Например, в 1993-м из-за моей статьи «Оппозиция умерла, да здравствует оппозиция!» закрывали «Комсомольскую правду». Ума хватило на следующий день открыть. Тогда это была единственная статья во всей прессе, которая выступала против расстрела Белого дома.
И сейчас у меня вышла статья «Зачем вы, мастера культуры?», которая шумно, бурно обсуждается на самых высоких уровнях. Мне и министры звонят, и крупные государственные деятели. «Да, ты дал...» — говорят. А я ничего не дал, просто честно написал, что происходит и что думает по поводу происходящего человек. Опять тот же принцип: я написал о том, что меня волновало, не думая, обидит это кого-то или нет. Там есть и про либеральную интеллигенцию, и про патриотическую. В результате на меня все обиделись. Но это нормально. Я не понимаю писателей, которые совершенно равнодушны к происходящему. Как можно жить в стране и не испытывать настоящей боли за то, что происходит, и не пытаться повлиять на это?
— Вы член президентского совета по культуре. Чем там занимаетесь?
— Советуем, как сделать культуру более эффективной. Теснее её увязать с теми задачами, которые стоят перед государством. Меня включили в этот совет для того, чтоб немножко разбавить либералов. Я же человек консервативных политических взглядов. Моя задача — добиться того, чтоб власть ко всем направлениям нашей культуры относилась с одинаковым вниманием и заботой. То есть, например, есть Сорокин — и пусть он будет, пока не начинает оскорблять общественную нравственность. Но давайте не забывать, что у нас есть ещё и Распутин. А был такой период, что о нём забывали. Когда я пришёл в «Литературную газету», обнаружил, что имя Распутина не упоминалось в газете ни разу в течение 10 лет. Считалось, кто на другой стороне баррикад, не существует.
— Как вы попали в «Литературную газету»?
— Как я понимаю, за свои взгляды. Потому что либеральный курс довёл до того, что «Литературка» оказалась в глубочайшем кризисе. И экономическом, и идейном. Её переставали читать регионы, тираж падал. Акционеры рассудили, что если такая однобокая либеральная идеология заводит в тупик, то нужно пригласить человека с другими взглядами. Этим человеком оказался я. И тираж вырос в три раза. Причём без особых капиталовложений, только за счёт изменения курса газеты.
— Какие у вас литературные планы?
— Сейчас вот сел писать новую пьесу. Пока не знаю, для какого театра... А потом можно будет передохнуть и садиться за новый роман.
— У вас тесные отношения с Театром сатиры...
— Так исторически сложилось. Начиналось с экранизации Кириллом Мозгалевским «Козлёнка в молоке» — у него там друзья, а потом Александр Ширвиндт заказал мне пьесу.
— Кстати, вы ведь в этом фильме даже сыграли...
— Пьяного писателя, страдающего манией величия. Очень типичный персонаж.
— По собственной инициативе снялись?
— Меня спросили, хочу ли я сняться, и тогда я решил, что буду в ЦДЛ изображать пьяного писателя. Это не так трудно было, как может показаться.
— Актёром никогда не хотели стать?
— Нет, что вы!
— Вы вообще в театры ходите?
— В «Современник» хожу, и во МХТ Чехова, и в небольшие театры. Когда я стал всерьёз писать драматургию, обошёл все театры, посмотрел современных авторов. Понял, что я на правильном пути.
— Ваша дочь чем занимается?
— Растит внуков.
— По вашим стопам не пойдёт?
— Нет, слава богу. Она с самого начала сказала, что ей это неинтересно. Да и стихов она никогда не писала... Художественный дар абсолютно не передаётся по наследству.
— Вы внукам собирались написать книжку. Это пока проект?
— Нет, я давно хочу написать сказку. Даже собирал материал, читал наш фольклор. И не оставил желания написать хорошую сказку на материале нашего героического и комического фольклора. Можно ведь написать не менее забавную вещь, чем «Гарри Поттер». Но тут надо поймать интонацию. Надеюсь, что к тому времени, как мои внуки начнут что-то соображать, я напишу. Сейчас внуку год и десять, внучке восемь месяцев.
— В свободное время чем занимаетесь?
— Люблю грибы собирать. Зимой почти каждый день хожу на беговых лыжах, раз уж живу за городом в Переделкине. В последние лет восемь-десять полюбил классическую музыку. Живописью интересуюсь. В своё время готовился в Архитектурно-строительный институт и посещал изостудии, но потом это ушло, а интерес остался. Мой эксклюзив — коллекционирую издания, альбомы, монографии, посвящённые прерафаэлитам. Поспать люблю, а кто не любит?
Просмотров: 3864