Корреспондент «Версии» побывал на уникальном производстве, где изготавливаются глазные протезы
Как зеница ока
Если ампутация руки или ноги для человека является огромной катастрофой, то потеря глаза представляется двойной или тройной трагедией, которая просто не укладывается в голове. А ведь лишиться зрения гораздо проще, чем ноги. Ежегодно тысячи людей выбивают, выкалывают и выжигают глаза — дома, на работе, на войне и в дороге.
А индивидуальные протезы, которые невозможно отличить от настоящего глаза, делают только в московском Центре глазного протезирования, где и побывал корреспондент «Версии».
Пятнадцатилетняя Аня В. потеряла глаз в автокатастрофе. Операцию по его удалению сделали быстро, и вот она с потерянным видом и в чёрных очках, чтобы скрыть повязку, сидит в вестибюле центра. Рядом мама. Она держит девочку за руку, гладит её и вглядывается в такие же убитые лица вокруг. Заметно у них, не заметно? «Вон смотри, как у мальчика хорошо, совсем не видно», — шепчет она, показывая на молодого человека, выходящего от врача. Аня безучастно поворачивает голову. Нет левого глаза, и ей приходится делать чёткий, сильный поворот всем корпусом, чтобы разглядеть что-то с левой стороны. Она не верит, что может быть незаметно. А ещё думает о том, что на карьере модели, да и вообще на жизни, можно ставить крест. И что теперь все будут смотреть ей в лицо не с восхищением, а с боязливым любопытством...
Включается громкая связь: женский голос называет её фамилию. Аня, держа маму за руку, проходит в кабинет к доктору. Врачу предстоит непростая задача — определить, какая форма из 40 тыс. возможных конфигураций сложных протезов подойдёт девочке лучше всего. Ведь глазной протез — не шарообразный. Он похож на толстенькую створку раковины, до гладкости обкатанную морем. Сверху или сбоку у него может быть выступ любой формы, чтобы сделать более выпуклым веко или обеспечить лучшее сцепление с мышцей.
Наконец врач подбирает пробный вариант и отпускает Аню погулять и попривыкнуть. Мама беспокойно вглядывается в лицо дочери. Да, конечно, то, да не то... Глаз серый, как у Ани, но совершенно непохож. Но всё лучше, чем есть сейчас...
Тем временем в кабинет вызывают бухгалтера Евгению Петровну. Первый раз за свои 40 лет она полетела отдыхать на море, в Египет. И, что называется, дорвалась до солнца. В результате рак глаза, его ампутация и радиооблучение глазницы. Она уже погуляла свои полтора часа и пришла сказать, что форма подходит.
Евгения Петровна садится за стол, напротив неё усаживается мастер-стеклодув — и происходит то, чему сложно подобрать название. Дело в том, что специалисты определяют 105 расцветок радужки. И вот мастер с фотографической точностью запоминает цвет, рисунок белка и радужной оболочки живого глаза Евгении Петровны. Все его оттенки и переходы, чёрточки и точечки, чтобы потом нарисовать их при помощи расплавленного цветного стекла. Она переводит это в буквенно-цифровой шифр: «стекло № 27, склера — 10, фон — 467» и уходит в цех. Это значит, что через 23 минуты глаз будет готов.
Глаза выдувают из стеклянных трубочек
Первые глазные протезы появились чуть ли не в Риме. Чтобы в пустые глазницы не попадала пыль и грязь, люди заполняли их каменными или деревянными вставками. Иногда с золотыми и драгоценными украшениями. В России первые протезы начали изготовлять только после Первой мировой войны. Делали их на Ленинградском фарфоровом заводе мастера совместно с художниками. Фарфоровые глаза были тяжёлые, а радужка смотрелась как пуговица. Тогда ещё не умели делать мягкий, туманный лимб — тончайшую границу между радужкой и белизной белка. Со стеклом первыми начали работать немцы, но наши быстренько переняли технологию. В июне 1943 года по распоряжению Совета народных комиссаров была основана Московская фабрика глазных протезов. Они изготавливались из «стекла молочного, цветного и бесцветного».
Обо всём этом сквозь шум вытяжки мне рассказала Ольга Петровна Янцева, начальник ОТК центра, пока мы стояли за спиной у мастера-стеклодува и наблюдали, как рождается глаз для 25-летнего милиционера Михаила, вернувшегося из Дагестана.
— Так врачи или всё-таки художники? — этот вопрос не даёт мне покоя весь день. — Кем надо быть по специальности, чтобы всю жизнь рисовать тысячи глаз?
— Не врачи и не художники. Все наши мастера пришли на фабрику молоденькими девочками, ученицами стеклодува. И за 30 лет стали асами своего дела. У нас ведь только на обучение уходит пять лет. Но, конечно, призвание и дарование иметь необходимо.
Глаза делаются из отрезков матовых стеклянных трубочек, которые горкой лежат справа от мастера. Слева, в стойке для пробирок, — тоненькие палочки цветного стекла: зеленоватые, голубые, оранжевые, коричневые, бежевые. Ими создаётся рисунок. Прямо перед мастером напряжённо застыло полупрозрачное сине-фиолетовое пламя горелки. Нагревая трубочку в 1200-градусной струе, мастер отрезает лишнее стекло с одной стороны. С другой — вытягивает в тонкую трубочку. Будущий глаз похож на большую каплю или мыльный пузырь, который держится на длинной ножке. Периодически мастер подносит её ко рту и дует во внутрь. Пузырь слегка увеличивается. Мастер измеряет его: как раз.
Теперь начинается искусство. На конце прозрачного пузыря в виде круга расплавляется серая стеклянная палочка — это основа радужки. Затем коричневой и зеленоватой нитями, как кисточкой с краской, мастер воспроизводит уникальный рисунок глаза: тёмный ободок, серый фон и каре-зелёные лучики. Для волн кровеносных сосудов берутся нити оранжевого цвета. Ровно в центр ставится зрачок. Ошибиться нельзя — готовый стеклянный протез поправкам не подлежит.
— Кстати, раньше, — рассказывает Ольга Петровна, — в СССР, когда протезы стоили 7 рублей, люди заказывали сразу по три штуки с разными зрачками: с маленьким — для лета и солнечной погоды, средним, повседневным, и большим — для вечера. Всего на 21 рубль...
Мастер поворачивает глаз над пламенем. Стекло то чернеет, то становится прозрачным. Дополнительными каплями она запаивает всё до абсолютной гладкости и продолжает нагревать. Стекло из прозрачного становится молочно-матовым.
— Это там образуются мельчайшие кристаллы, — комментирует Ольга Петровна, — после добавления фтора. Вообще, стекло для протезов — очень капризный материал. Нас в центре только двое специалистов-технологов, которые могут его сварить. Мы его сами и разработали.
А тем временем за соседним столом почти готов глазик для 6-летней Полины. Пока она бегает по двору перед центром за 3-летним Павлом. Девочка весело хохочет, но иногда останавливается, когда мальчик убегает влево. Левым глазом она уже год ничего не видит. У Полины — опухоль головного мозга, которая давит на глазной нерв. Девочке была сделана операция, и нерв пришлось перерезать. Глаз помутнел, и недавно его удалили совсем. А вот Павлик даже не помнит того времени, когда он видел двумя глазами: в возрасте полутора лет убежал от мамы, залез в кусты и неудачно упал.
Теперь мама следит за каждым его движением и еле сдерживается, чтобы не закричать: «Перестань бегать! Упадёшь!» — знает: бесполезно.
Будущий Полинин глаз начинает приобретать сложную форму. Мастер добавляет воздуха, увеличивает пузырь и видоизменяет его, то нагревая, то трогая измерителем, похожим на циркуль. Затем она начинает втягивать воздух в себя (это над 1000-градусной горелкой!) и, постукивая теми же инструментами, мягко сминает стекло, придавая ему искомую форму. Стекло плавится, обтекает, мастер отрезает лишние нити — и вот наконец она держит пинцетом протез для маленькой пациентки. У него мягкий лимб и натуральная, влажно блестящая поверхность. Отличить этот глаз от живого сможет только врач. Ну и мама.
— У нас есть пациенты нескольких месяцев от роду, — говорит Ольга Петровна. — Ну, не развился глазик почему-то... А вот Мисс Сочи помните, которой лицо кислотой облили? Её тоже мы недавно протезировали.
Мастера-протезисты работают как художники
Есть в центре и цех, который изготавливает протезы из пластика. Именно такой порекомендовали сделать Петру Александровичу, который этой зимой потерял глаз на пожаре. Пациент уже старенький, руки дрожат, поэтому стеклянный глаз может упасть и разбиться. Пластик прочнее, но изготавливают его по-другому. Здесь мастера-протезисты работают как художники — кистью и масляными красками. Они садятся напротив пациента и, внимательно глядя в его лицо, рисуют радужку на пластиковом кружочке. Затем изготавливается форма из пластика, всё спаивается, шлифуется и обтачивается.
— Ольга Петровна, — я смотрю на мастеров, которые каждый день видят депрессивные, изуродованные лица женщин, молодых людей, детей, — как вы это выдерживаете?
— Тяжело, — отвечает она, — но зато результат радует.
— А пациенты всегда довольны?
— Встречаются и капризные. Хочу, говорят, чтоб был глаз как живой...
15-летняя Аня капризничать не стала. Взволнованно разглядывая себя в зеркале, она поворачивала лицо так и этак. Новый глаз блестит, двигается и по цвету совсем как собственный. Довольной её назвать нельзя — чуда не произошло, настоящий глаз ей не вернули. Но какой-то интерес к жизни появился: «Чёлку надо подлиннее отпустить. Тени светлые купить. И очки затемнённые». Мама оживлённо машет руками: Конечно, отпустить! конечно, купим!»
Они уходят, и мама привычно делает несколько лишних движений на месте, чтобы пропустить дочь и пойти рядом с ней с правой стороны.
Просмотров: 3253