В 1765 году авантюрист Джакомо Казанова побывал в Санкт-Петербурге и Москве
Путешествие соблазнителя
Журнал «Русская старина», в 1874 году напечатавший перевод «российских» глав автобиографии Казановы, характеризовал иностранца не без снисхождения: «Авантюрист, поистратившийся в Лондоне, не мог поправить в Берлине своих расстроенных дел, почему продолжал путешествие весьма скромно и налегке; при въезде же в варварскую Московию, «страну гостеприимства и подобострастия», путешественник вдруг оперяется и принимает вид большого барина». В итоге личное обаяние искателя приключений в очередной раз сослужило ему хорошую службу. Джакомо легко удалось расположить к себе лучших людей Петербурга, которые приняли выходца из актёрской семьи как равного.
Искусные печи и белые ночи
Первым населённым пунктом империи, в котором надолго задержался Казанова, стала Рига. Но о двух месяцах пребывания там итальянцу почти нечего было сообщить. А вот о своей жизни в самой юной европейской столице он оставил десятки ярких страниц.
Дорога из Риги в Санкт-Петербург заняла у путешественника двое с половиной суток. В день декабрьского солнцестояния 1764 года Джакомо прибыл в город на Неве. Это была самая северная точка во всех странствиях авантюриста. Первым делом Казанова снял две комнаты на Миллионной улице с видом на главную набережную: «Я увидал печи огромных размеров и решил, что нужна уйма дров, чтоб их протопить, – отнюдь нет; только в России владеют искусством класть печи, как в Венеции – обустроить водоём или источник». Печи так и остались чуть ли не единственной приметой России, которая вызвала у чужеземца безоговорочный восторг. С удовлетворением отметил путешественник и то, что «немецкий язык общераспространён в этой стране, а туземное наречие здесь употребляется одною только чернью».
Сразу после обеда Казанова отправился прямиком на бал-маскарад, который давали при дворе. По словам итальянца, 5 тыс. человек веселились на нём в течение 60 часов. Всеобщее внимание было приковано к Екатерине II и её фавориту Григорию Орлову. «Я пошёл вслед за домино, о котором говорили, и вскоре убедился, что то была действительно Екатерина: все маски говорили о ней одно и то же, притворяясь не узнающими её».
Вскоре уставший с дороги путник отправился спать. Но самая длинная петербургская ночь в году сыграла с иностранцем дурную шутку: «Поспав как следует, я открываю глаза и удивляюсь, что никак не рассветёт. Поворачиваюсь на другой бок, засыпаю, но через четверть часа пробуждаюсь, сетуя, что так помалу сплю. Светает, я встаю в уверенности, что дурно провёл ночь, зову людей, одеваюсь, посылаю за парикмахером и велю слуге поторопиться, ибо хочу поспеть к воскресной службе; он отвечает, что сегодня понедельник и я провёл в постели двадцать семь часов; уразумев, в чём дело, я смеюсь и убеждаюсь, что всё правда».
«Зимою иностранцы здесь беспрестанно отмораживают себе уши, носы и щёки, – жаловался далее мемуарист. – Одним утром, на пути в Петергоф, я встречаю русского, который, набрав в горсть снегу, вдруг кидается на меня и, крепко ухватившись, начинает тереть мне снегом левое ухо. В первую минуту я принял было оборонительное положение; но, к счастью, догадался о причине этого поступка: моё ухо начинало отмораживаться, а добрый человек это заметил, видя, что оно побелело».
Установившиеся через полгода белые ночи не понравились Казанове в той же степени, что короткие зимние дни: «Летом в Петербурге можно знать о наступлении вечера только по заревому пушечному выстрелу. Кто может равнодушно вынести бесконечный день из целых семи недель?»
Наложница-крестьянка
Несмотря на недовольство столичным климатом, Джакомо вёл интенсивную жизнь: ходил на охоту, играл в карты, посещал церковные службы и массовые увеселения, осматривал памятники и собрания редкостей. А вот любовных приключений в России признанному ловеласу выпало немного. Из 122 женщин «донжуанского списка» Казановы на российских широтах он встретил лишь трёх. Причём две из них были французскими актрисами, а третья – купленной за 100 рублей крепостной.
Тринадцатилетнюю девочку, приобретённую «в услужение» у её собственного отца, итальянец прозвал Заирой – в честь героини одноимённой трагедии Вольтера, христианки, ставшей любимой рабыней султана. «Незнание русского мучило меня, но она менее чем в три месяца выучила итальянский, прескверно, но довольно, чтоб изъяснить, чего ей надобно», – пишет Казанова об отроковице. Малолетнюю наложницу он брал с собой всюду, восхищаясь тем, что «никто не хлопотал разведывать, точно ли она моя воспитанница или просто любовница и служанка».
Ещё одним удивительным открытием стали для гостя русские бани, куда Джакомо, опять же вместе с Заирой, ходил по субботам, «дабы помыться в обществе ещё человек сорока, мужчин и женщин, вовсе нагих, кои ни на кого не смотрели и считали, что никто на них не смотрит». «Подобное бесстыдство проистекало из чистоты нравов», – заключает чужеземец.
Казанова очень привязался к маленькой крестьянке: «Если б не проклятая её неотступная ревность да не слепая вера в гадание на картах, кои она всякий день раскладывала, я бы никогда с ней не расстался». Перед отъездом из страны итальянец продал девочку своему соплеменнику – 66-летнему архитектору Антонио Ринальди, который жил и работал в России с 1751 года.
Накоротке с Екатериной
Также Казанова провёл неделю в Москве. «Истинною столицею русских будет ещё надолго матушка-Москва, – резюмировал путешественник. – Она тянет всё назад, к давнопрошедшему: это город преданий и воспоминаний, город царей, отродье Азии, с изумлением видящее себя в Европе». При этом иностранец нашёл общество старой столицы более «приличным», чем петербургское, а москвичек – более красивыми.
Зато в городе Петра венецианцу довелось несколько раз говорить с самой Екатериной II. На что-либо большее, чем беседы, знаменитому любовнику рассчитывать не приходилось: в России Казанова отметил своё 40-летие, тогда как императрица предпочитала мужчин от 25 до 30 лет. Граф Никита Панин посоветовал Джакомо навещать Летний сад в час утренней прогулки Екатерины. При первой же будто бы нечаянной встрече самодержица удостоила гостя своим вниманием. Даже после смерти императрицы Казанова писал о ней с неизменным пиететом: «Государыня, роста невысокого, но прекрасно сложенная, с царственной осанкой, обладала искусством пробуждать любовь всех, кто искал знакомства с нею. Красавицей она не была, но умела понравиться обходительностью, ласкою и умом, избегая казаться высокомерной. Коли она и впрямь была скромна, то, значит, она истинная героиня, ибо ей было от чего возгордиться».
Казанова горячо убеждал Екатерину, что России надо переходить на григорианский календарь. Императрица соглашалась с доводами собеседника, но объясняла, почему не воспользуется советом: «Лучше допускать сию небольшую оплошность, чем нанести подданным моим великую обиду, убавив на одиннадцать дней календарь и тем лишив дней рождения или именин два или три миллиона душ, а пуще того – всех, ибо скажут, что по своему неслыханному тиранству я убавила всем жизнь на одиннадцать дней».
Видимо, теми же соображениями руководствовались и последующие Романовы. В итоге Россия, как известно, перешла с юлианского на григорианский календарь лишь в 1918 году, когда разница между ними составляла уже 13 дней.
Джакомо так и не удалось послужить на благо империи. «Я писал о различных материях, чтоб попытаться поступить на государственную службу, и представлял свои сочинения на суд императрице, но усилия мои были тщетны», – вздыхал авантюрист.
И всё же, думается, огорчение итальянца было не слишком велико. В сентябре 1765 года Казанова навсегда покинул Россию, чтобы продолжить свои странствия уже в других землях.
Просмотров: 2618