Мария Спиридонова боролась с царизмом и стала жертвой советской власти

«Эсеровская богородица»

За покушение на губернского советника царизм приговорил юную террористку из партии эсеров к пожизненной каторге. Революция освободила Спиридонову, но ненадолго. Большевики не собирались мириться с оппозиционерами, разгуливающими на свободе. А в тяжелейший первый год Великой Отечественной от Марии Спиридоновой и ей подобных и вовсе предпочли избавиться навеки.

В начале XX века среди российской молодёжи было модно испытывать сильную неприязнь к государственному строю вообще и царю в частности. Большинство решительно настроенных молодых людей, имевших такие взгляды, примыкали к социалистам-революционерам. Эсеры являлись самой популярной партией – во многом потому, что не считали зазорным проводить террор в отношении представителей власти. Не устояла перед кровавой романтикой и юная дочь тамбовского дворянина Маруся Спиридонова. В 16-летнем возрасте она вступила в ряды эсеров, а в 21 год совершила прославившее её преступление.

Идейное убийство

В начале 1906 года эсеры приговорили к смерти советника Тамбовского губернского правления Гавриила Луженовского. Поводом послужила крайняя жестокость, проявленная им при подавлении местных крестьянских бунтов. Привести приговор в исполнение вызвалась Маруся. Несколько дней барышня выслеживала Луженовского. Исполнить задуманное получилось на вокзале в Борисоглебске. Приблизившись к советнику, Спиридонова хладнокровно выпустила в него из револьвера пять пуль. Убедившись, что все они попали в цель, Мария попыталась поразить шестой пулей себя. Но не успела – её сбили с ног подбежавшие казаки. Последние наверняка убили бы террористку на месте, если бы тяжелораненый Луженовский не приказал сохранить ей жизнь. Сам он впоследствии скончался.

В полицейском управлении Спиридонову жестоко избили. Особенно усердствовали казачий офицер Абрамов и помощник пристава Жданов. Спиридонова потом вспоминала: «Раздетую, страшно ругаясь, они били нагайками и говорили: «Ну, барышня… скажи зажигательную речь!» Один глаз ничего не видел, и правая часть лица была страшно разбита. Они нажимали на неё и ехидно спрашивали: «Больно, дорогая? Ну, скажи, кто твои товарищи?»

Мария не сомневалась в том, что её ждёт смертная казнь. «Настроение у меня бодрое и даже весёлое. Знайте, что пожертвовать своей жизнью – не трудная и не ужасная вещь. Это большое и глубокое счастье», – писала она в ожидании суда. Тем временем мучения, которым подверглась девушка во время задержания и допросов, стали достоянием общественности. О деле Спиридоновой широко писали газеты, и скоро вся страна узнала о бесчеловечном обращении с тамбовской революционеркой. При этом почти каждый ей сочувствовал. В газетах опубликовали и слёзное письмо Марусиной матери, где та взывала: «Вся Россия слышала о моей несчастной дочери… Вы, матери подрастающих и взрослых дочерей, вспомните, какое поругание, какие нравственные пытки она пережила между этими двумя злодеями, и скажите, должна ли она умереть, не искупила ли она ещё свой грех».

Защищавший Марусю на суде адвокат Николай Тесленко пошёл ещё дальше. «Перед вами не только униженная, больная Спиридонова. Перед вами больная и поруганная Россия», – провозгласил он. Сама же подсудимая заявила, что ни о чём не жалеет: «Я взялась за выполнение приговора потому, что сердце рвалось от боли, стыдно и тяжко было жить, слыша, что происходит в деревнях по воле Луженовского, который был воплощением зла, произвола, насилия. А когда мне пришлось встретиться с мужиками, сошедшими с ума от истязаний, когда увидела безумную старуху-мать, у которой пятнадцатилетняя красавица-дочь бросилась в прорубь после казацких «ласк», то никакая перспектива страшнейших мучений не могла бы остановить меня от выполнения задуманного».

Террористку приговорили к смертной казни через повешение. Шестнадцать дней Мария ждала, когда её поведут на виселицу. Позже она писала, что ни для кого «этот приговор не обходился незаметно. Для готовых на него и слишком знающих, за что умирают, зачастую состояние под смертной казнью полно нездешнего обаяния, о нём они всегда вспоминают как о самой яркой и счастливой полосе жизни, полосе, когда времени не было, когда испытывалось глубокое одиночество и в то же время небывалое, немыслимое до того любовное единение с каждым человеком и со всем миром вне каких-либо преград».

Но власть не решилась исполнить свой приговор – казнь заменили пожизненной каторгой. Так в июле 1906 года Мария оказалась в Нерчинской тюрьме. Путь на каторгу для «эсеровской богородицы», как прозвали Спиридонову, стал триумфальным. Ехавшая вместе с ней другая осуждённая, эсерка-террористка Александра Измайлович, позже писала: «Каждая остановка днём, вечером, ночью – восторг толпы до самозабвенья. Радость видеть её, любовь к ней, как к своему знамени, переполняли существо этих десятков или сотен тысяч. Они осыпали её цветами. Протягивали к окнам бесконечные коробки с конфетами, апельсины, печенья (всю дорогу сплошь мы были засыпаны сластями), газеты, деньги».

Во главе «леваков»

Спиридонову освободила Февральская революция 1917 года. Мария обосновалась в Москве. В те месяцы ей приписывали роман с эсером Петром Деконским. Вскоре он был разоблачён как провокатор, работавший на царскую охранку, однако эта связь почти не сказалась на политической репутации Спиридоновой, которая даже возглавила левое крыло партии эсеров. Американский журналист Джон Рид в знаменитой книге «Десять дней, которые потрясли мир» писал о ней так: «Худая, бледная женщина в очках, с гладко причёсанными волосами, похожая на учительницу из Новой Англии, – самая популярная и влиятельная женщина в России».

Конечно, недоброжелателей у Спиридоновой тоже хватало. Скажем, царский генерал, перешедший на сторону большевиков, Михаил Бонч-Бруевич презрительно цедил: «Я получил сомнительное удовольствие впервые в жизни увидеть пресловутую Марию Спиридонову, «вождя» левых эсеров. Некрасивая, с узким лбом и напоминающими парик гладкими волосами, она производила впечатление озлобленной и мстительной истерички». А писательница Зинаида Гиппиус не менее ядовито писала в дневнике: «Учредительное собрание открылось. Идут выборы председателя. Эсеры своего – Чернова, а другая сторона, от леваков, – Марусю Спиридонову. До чего дожили! Эта половая психопатка, подруга публичного провокатора Деконского, кандидатка в жёлтый дом – кандидатка в председатели Учредительного собрания!»

Но как только большевики вытеснили из политической жизни и правых и левых, для Спиридоновой снова начались тяжёлые времена. В феврале 1919 года суд Московского ревтрибунала обвинил Марию в «контрреволюционной агитации и клевете на Советскую власть». Выступавший в качестве свидетеля большевик Николай Бухарин тоже использовал прилепившееся к главе левых эсеров клеймо психопатки: «Все её речи походили на истерические выкрики, она топала ногой, истерически кричала, предлагала записывать фамилии умученных большевиками. Атмосфера была чрезвычайно тяжёлая, напоминающая сцены из Достоевского». Обвиняемая потом даже не опровергала этого: «Говоря о поруганной власти Советов, о заплёванной и запуганной личности рабочего и крестьянина, о вспоротой спине мужика, я действительно была «эмоциональна», я кричала «сплошным криком»… Немудрено быть «эмоциональным», говоря о тысячах расстрелянных крестьян».

Ввиду заслуг эсерки в борьбе с царизмом ей тогда вынесли весьма гуманный приговор: «изолировать Спиридонову от политической и общественной деятельности на восемь месяцев посредством заключения её в санаторий, с предоставлением ей возможности здорового физического и умственного труда». Но, кажется, все понимали, что в будущем ей не избежать куда более серьёзной кары. За Марию попыталась заступиться немецкая коммунистка Клара Цеткин, написавшая Ленину с просьбой отпустить пленницу на лечение за границу. «Спиридонова вследствие тифа полностью сломлена физически и духовно и поэтому политически недееспособна и неопасна», – убеждала Цеткин. Однако Ленин с этим не согласился.

Излишне говорить, что при Сталине предводительнице разгромленных левых эсеров тем более не светило милосердие. С 1923 года Спиридонова беспрерывно находилась в ссылке – сначала в Самарканде, потом в Ташкенте. В 1931-м она оказалась в Уфе, где вышла замуж за другого ссыльного левого эсера – Илью Майорова. В 1937 году их разлучил Большой террор. По обвинению в «активной антисоветской террористической деятельности» обоих приговорили к 25 годам тюрьмы. Но уже через четыре года передумали и 11 сентября 1941 года супругов расстреляли.

Евгений Новицкий

16.07.2024 16:00

Просмотров: 704