Написать статью в газету «Наша Версия» меня побудила отчаянная ситуация, в которую попал мой подзащитный – осуждённый Омар Бекаев. А точнее, бесчеловечное отношение к нему со стороны руководства исправительной колонии № 17, что в Омутнинском районе Кировской области.
Дело в том, что Бекаев тяжело болен. В своё время он перенёс сложную операцию на сердце: врачи вшили ему кардиостимулятор. Кроме того, у Бекаева много других сопутствующих заболеваний, наличие которых в соответствии с постановлением правительства России № 54 от 06.02.2004 г. даёт ему право на пребывание в стационарном медучреждении и досрочное освобождение. Однако тюремный фельдшер (заметьте, не специалист-кардиолог, не терапевт) даёт обратное заключение.
Но отбывать наказание можно и в облегчённых условиях, даже находясь на строгом режиме. Как поступает руководство колонии? Установив факт критического состояния здоровья, УФСИН направил Бекаева в ЕПКТ (единое помещение камерного типа). Камера-одиночка, 2 на 2 метра. Хуже, чем камера смертников. Там хотя бы сидят по двое. Срок – один год. Основание – злостное нарушение режима отбывания наказания: якобы за 18 дней Бекаев получил 16 выговоров от сотрудников УФСИН.
Вот свидетельства самого Бекаева: «Камера 2 на 2 метра. Электрических розеток нет. Приносят горячую воду с утра и оставляют на весь день. Лапшу, чай не заваришь. С утра до вечера воет органная католическая музыка. Они, видимо, из меня, мусульманина, хотят католика сделать? Тряпками уши затыкаю. Отобрали молельный коврик, я стою на коленях, молюсь на голом полу. Не разрешили передать Коран. С больными ногами выводят на прогулку в тонких резиновых тапочках по дорожке, где острая щебёнка, хотя рядом асфальт. Простынь дали в каких-то грязных облёванных пятнах. Ни одного номера газет и журналов, которые я выписал за свой счёт, так и не пришло. От боли в глазах темнеет, сердце разрывает – врача не дозовёшься. Кулаком стучу в дверь – карцер выписывают. Штрафной изолятор – тюрьма в тюрьме. Там вообще мешок. На прогулку один час в день, и то не каждый день выводят. Плохо, что медикаменты для сердца передать не разрешают. Валидола даже нет». Выслушав Омара, я пришёл к начальнику колонии Коновалову. У меня был один вопрос: «За что такое скотское отношение к заключённому?» «Жалуется, значит…» – зло выдавил начальник.
Ещё три раза я приезжал к Омару. Ездит к нему и замечательный кировский адвокат Наталья Кругликова. После наших посещений ситуация сложилась катастрофическая. Руководство ИК-17 отобрало у Омара кружку, тарелку. Он отказался брать их посуду. Они наливают ему еду в мыльницу. Посадили в камеру, где сами ходят в соседний туалет, мочатся и мочой воняет на весь коридор. Лекарства так и не передают.
При очередной нашей встрече Омар мне шепчет: «Если со мной что-то случится, передайте жене, детям, друзьям, что я никогда не покончу с собой. Им на это мою смерть списать не удастся».
Опять иду к Коновалову. «Почему отобрали кружку и тарелку?» – «Не положено». – «Значит, несколько месяцев было положено, а сейчас нет? Почему не передаёте лекарства, их же ваши врачи ему прописали?» – «Передавайте по почте, недели через три передадим, а у нас в колонии есть аналоги». – «Как вы, не медик, можете рассуждать об аналогах? Да он завтра «от аналогов» умрёт, и вы на это спишете. Почему после каждого нашего визита вы наказываете его штрафным изолятором?» – «Матом ругается!» – «Вы это хоть раз слышали?» – «Я – нет, но сотрудники мне жалуются». – «Почему три дня последних не выводите на прогулку?» – «Может, завтра выведем». – «Почему по 200 рублей один-два раза в неделю штрафуете, отбираете и списываете с его личного счёта?» – «А зачем ему деньги, ему всё равно тратить больше 500 рублей в год в ЕПКТ не положено». Я понял, что разговаривать бесполезно, просить, унижаться – бессмысленно.
Соглашение об обеспечении безопасности торгового судоходства в Чёрном море подписано не будет
В конце августа 2013 года Бекаев опять был осмотрен врачами. Ему поставили диагноз 2Б (группу хронической сердечной недостаточности). Но по всем показателям у него ситуация намного тяжелее, и он должен быть занесён в следующую, так называемую комиссованную группу. Однако медики в погонах это не сделают никогда. Потому что все случаи в Кирове, когда заключённого отпускали по болезни, были такими, что родственники забирали уже умирающего, в коме, и заключённый умирал через 3 часа после его комиссования. Даже осуждённому человеку в Кирове, у кого на пять секунд остановилось сердце, усилиями врачей его снова запустили, «подлечили», и он продолжает «сидеть», пока не умрёт.
«Ты знаешь, – сказал Бекаев мне, – я всю жизнь ходил прямо и никогда не оглядывался. Но я устал. И бороться с комарами и мухами тошно. Я хочу умереть в своей семье».
А пока сотрудники колонии № 17 придумывают всё новые препятствия – уже для адвокатов. Поставили в комнате свиданий глухое стекло от пола до потолка. А потом ещё и решётку перед стеклом. Теперь приходится кричать во время свиданий: ничего не слышно. Кто стоит за этим? Ведь в ст.12 УИК РФ, ч. 2 сказано: «Осуждённые имеют право на вежливое обращение со стороны персонала учреждения, исполняющего наказание. Они не должны подвергаться жестокому и унижающему человеческое достоинство обращению или взысканию». О том же сказано и в ст. 3 Европейской конвенции по правам человека: «Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию». Но руководство ИК №17 ведёт себя, как средневековые истязатели!
Юрий Михайлов, адвокат,
Первая Московская коллегия
адвокатов «Еврозащита»
