Спустя десятилетия Китай, наконец, принял финансовую глобализацию, объявив о намерении отменить контроль за движением капитала, чтобы обеспечить беспрепятственный краткосрочный приток иностранных инвестиций (так называемые горячие деньги). Напротив, после десятилетий циклов бума и спада Аргентина столкнулась с очередным макроэкономическим кризисом и, наконец, ввела контроль над капиталом, чтобы предотвратить крах своей валюты.
Обе эти ситуации иллюстрируют влияние, которое финансовая глобализация все еще имеет на политиков, несмотря все неудачи. Почему, в конце концов, Китай сейчас отказывается от контроля над капиталом, и почему Аргентине потребовалось так много времени, чтобы предпринять очевидные шаги?
У китайского экономического чуда много причин. В дополнение к изменению ситуации на рынках Китай извлек выгоду из экспорта и иностранных инвестиций, внутренней миграции и маоистского наследия государственной системы образования и здравоохранения. Но важным фактором роста Китая стало решение не открывать экономику для потоков капитала.
Рассмотрим следующую нелогичную историю. В конце 1990-х годов, когда экономическое чудо Китая стало очевидным, оно могло легко поддаться господствующей ортодоксальности финансовой глобализации. Если бы это произошло, вероятным результатом стал бы приток иностранного капитала, быстрое повышение курса юаня, замедление роста экспорта и потеря динамичности. Экспортная машина Китая не стала бы такой мощной силой, и, возможно, экономика страны пострадала бы от гораздо большей волатильности в результате непостоянства иностранного капитала. Фактически, Аргентина - с ее периодической макроэкономической волатильностью и повторяющимися финансовыми кризисами - предлагает прекрасную иллюстрацию этих недостатков.
Почти каждому крупному финансовому кризису на развивающихся рынках последних нескольких десятилетий предшествовало резкое увеличение притока капитала. Это было верно в отношении Латинской Америки в 1980-х годах, Индии в 1991 году, Мексики в 1994 году и Восточной Азии и России в конце 1990-х годов. Это также относится к Бразилии, Турции и Аргентине в начале 2000-х годов; странам Балтии, Исландии, Греции и Испании в конце 2000-х и начале 2010-х годов; и странам с развивающейся рыночной экономикой («Хрупкая пятерка» - Бразилия, Индия, Индонезия, Южная Африка и Турция) в 2013 году. И это верно для Аргентины сегодня.
Безусловно, потоки капитала часто отражают более глубокие политические проблемы или дисбалансы в рамках данного развивающегося рынка. Но они также обычно являются механизмом распространения кризисов и, таким образом, увеличивают возможные издержки для стран. Хотя большинство принципов неолиберального консенсуса - приватизация, дерегулирование, торговая интеграция, миграция, фискальная дисциплина и превалирование роста над распределением - в настоящее время оспариваются, или прямо отвергаются, финансовая глобализация остается явным исключением.
Фактические данные свидетельствует о том, что финансовая глобализация, особенно неограниченные горячие деньги, усугубляет макроэкономическую нестабильность, создает условия для финансовых кризисов и сдерживает долгосрочный рост, делая менее конкурентоспособным сектор торговли. Мало кто из экономистов назвал бы финансовую глобализацию необходимой предпосылкой устойчивого долгосрочного развития или макроэкономической стабильности. И залогом ее положительного влияния является выполнение страной строгих нормативных требований. В большинстве случаев это не так, и не может быть достигнуто в краткосрочной перспективе.
Члены общественной палаты российской столицы единогласно высказались в поддержку решения по созданию Общественного штаба по наблюдению за выборами президента.
В то время как Международный валютный фонд начал вводить некоторые ограничения на потоки капитала, хотя только в качестве временной крайней меры для преодоления циклических скачков, догма финансовой глобализации остается неизменной. Одна из причин, возможно, заключается в том, что развивающаяся экономика не потеряла своего фундаментализма ресурсов-сбережений, что компенсирует недостаточное развитие отсутствием внутренних сбережений. Подразумевалось, что развивающиеся страны должны привлекать ресурсы в форме иностранной помощи, или иностранного частного капитала, что стало более предпочтительным вариантом по мере роста скептицизма относительно эффективности прямой помощи.
С другой стороны, ортодоксальность может быть обусловлена силой укоренившихся финансовых интересов, которые стоят на пути нового контроля над трансграничными потоками капитала. Богатые элиты в нескольких странах, особенно в Латинской Америке и Южной Африке, с самого начала приветствовали финансовую глобализацию, потому что считали, что она предлагает полезный путь к спасению их богатства. В этих случаях политическая инерция и возможные репутационные издержки мешали резко изменить мнение и выступить против разворота.
В последнее время ограничения финансовых потоков отрицается уже не так категорично, потому что нескольким развивающимся странам удалось преодолеть «первородный грех» заимствования в иностранной валюте. В принятой в настоящее время иерархии финансовые потоки, деноминированные в национальной валюте, стоят дороже, чем выраженные в долларах, поскольку они не приводят к росту долгового бремени, когда обменный курс слишком сильно ослабевает. Формы заимствования, которые избегают этих эффектов баланса, по понятным причинам рассматриваются как менее проблемные.
Тем не менее в нынешнем контексте хронического анемичного роста и постоянно низких - или даже отрицательных - долгосрочных процентных ставок в странах с развитой экономикой существует опасность того, что развивающиеся страны будут испытывать искушение стремиться к увеличению внешних заимствований. Этот путь приведет только к большей волатильности, более частым кризисам и меньшей общей динамичности. Но, тем не менее, все больше стран выбирают его, и сторонники нового интеллектуального ревизионизма, похоже, смирились.
