В 1966 году Комитет государственной безопасности возбудил уголовное дело в отношении генерала Матвея Шапошникова. Героя Советского Союза обвиняли в антисоветской деятельности. Случись такое в 37-м, никто бы и не удивился. Однако в «вегетарианские» 60-е подобное уже казалось немыслимым. Что за высокопоставленный диссидент нашёлся в СССР задолго до академика Сахарова?
Осенью 1962 года в правление Союза писателей СССР пришло странное письмо. Странным оно казалось уже из-за подписи автора – беспокоил литературную общественность некто «Неистовый Виссарион». Впрочем, в Союз писателей обращались ещё и не такие графоманы с диагнозом. Зато содержание письма заставило читавшего его секретаря побледнеть лицом. «Коммунистическая партия превращена в машину, которой управляет плохой шофёр. Давно пора у этого шофёра отобрать права и таким образом предотвратить катастрофу, – размышлял неизвестный. – Сейчас для нас чрезвычайно важно, чтобы трудящиеся и производственная интеллигенция разобрались в существе политического режима, в условиях которого мы живём. Они должны понять, что мы находимся под властью худшей формы самодержавия, опирающегося на бюрократическую и военную силу».
Диссидент из Минобороны
Уже вечером письмо лежало в КГБ. Теперь его сотрудникам предстояло отыскать «Виссариона», решившего писать о вещах, о которых в СССР не осмеливались даже думать.
Правда, быстро это сделать не удалось. 5-е «идеологическое» управление, заточенное на борьбу с любым проявлением инакомыслия, будет создано на Лубянке только в конце 60-х, а тогда следствие по делам об антисоветчине вели обычные следователи, у которых и без того хватало работы. Тем временем почтальон принёс в Союз писателей очередное письмо, за ним – третье.
И с каждым разом загадочный Виссарион становился всё неистовее.
«Необходимо, чтобы люди начали мыслить, вместо того чтобы иметь слепую веру, превращающую людей в живые машины, – писал он. – Наш народ превращён в бесправного батрака». Больше всего при этом доставалось руководящей партии и лично её лидеру: «Для Хрущёва и других руководителей возводятся многочисленные дорогостоящие дворцы и охотничьи хозяйства, справляются банкеты, каких не встретишь в описании времён Древней Греции и Рима и которые могут сравниться лишь с оргиями восточных деспотов».
После этого за поиски клеветника в КГБ взялись уже со всей возможной серьёзностью. По штемпелю на конверте определили, откуда отправлялись письма – из Ростова-на-Дону. Вышли и на конкретное почтовое отделение. Допросив письмоносиц, определили возможный круг подозреваемых, затем тайно сличили почерки сотен людей. Когда же этой титанической работе пришёл конец, на Лубянке пришли в смятение. Улики указывали однозначно: автором посланий, за которые по 70-й статье Уголовного кодекса светило до семи лет лишения свободы, может быть только один человек – первый заместитель командующего Северо-Кавказским военным округом Герой Советского Союза генерал Матвей Шапошников.
Генерала Шапошникова в войсках одни за глаза называли выскочкой, другие, наоборот, готовы были следовать за ним в огонь и воду. Ещё в пехотной школе выяснилось, что у сына беднейших крестьян, не имеющего даже среднего образования, прирождённый военный талант. В Великую Отечественную Шапошников командовал танковым корпусом, заслужил девять орденов, Золотую Звезду и генеральское звание, на Параде Победы вёл по Красной площади сводный батальон танкистов.
А заодно выучил два языка и окончил две военные академии.
Скандальной новости не удивился лишь председатель КГБ Владимир Семичастный. Он уже давно держал Шапошникова на примете и ждал, что тот может выкинуть что-то подобное. Как это уже случилось однажды.
«Атакуйте танками!»
Ровно за пять лет до этого генерал Шапошников спешно мчался в Новочеркасск. Приказ срочно прибыть в казачью столицу застал его на учениях. По дороге адъютант доложил обстановку: рабочие Новочеркасского электровозостроительного завода взбунтовались против 30-процентного снижения расценок за работу и одновременного повышения цен на продукты. Возможны антисоветские выступления, поэтому командующий СКВО генерал Плиев приказал ввести в город войска.
2 июня 7 тыс. рабочих двинулись от завода к горкому партии. На мосту через реку Тузлов их встретили цепь солдат и два танка.
«Руководство было возложено на меня, – позже вспоминал Шапошников. – Я подошёл к рабочим, спросил: «Куда вы идёте?» Один ответил: «Товарищ генерал, если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе». Тогда я по радиостанции доложил Плиеву о том, что рабочие идут к горкому партии.
– Задержать, не допускать! – ответил тот.
– Товарищ командующий, здесь 7–8 тыс. человек, у меня не хватит сил, – возразил я.
– Атакуйте танками! – приказал Плиев.
– Я не вижу перед собой такого противника, которого следовало бы атаковать нашими танками». Ответ генерала повис в эфире – разъярённый Плиев бросил трубку. В результате с флагами и транспарантами рабочие перевалили через боевые машины, так и не сделавшие ни одного выстрела.
Что случилось потом, известно: митингующие дошли до здания горкома, их встретили солдаты внутренних войск и снайперы из госбезопасности. В результате 24 демонстранта были убиты, 87 ранены.
Позже адъютант Шапошникова рассказывал: вечер того дня генерал провёл в оцепенении. Только попросил найти ему том из сочинений Ленина, в котором вождь давал оценку Ленскому расстрелу рабочего митинга. «Тех, кто отдал приказ применять оружие, надо судить здесь же, на площади», – под конец бросил он.
КГБ отыгрался за Новочеркасск
Никакого наказания за отказ открыть огонь Шапошникову тогда не последовало. Наоборот, в Минобороны ещё тайно порадовались, что армия оказалась непричастной к расстрелу, а вся кровь осталась на КГБ. Поэтому теперь Лубянка решила взять реванш: отыскать антисоветчика в высшем генералитете – какой удар по военным!
Летом 1966-го Матвей Шапошников вместе с супругой на своём «Запорожце» возвращался из подмосковного отпуска в Ростов. На выезде из столицы их остановил гаишник, затем ещё один. Каждый раз за спиной милиционера маячили люди в штатском. После десятка вынужденных остановок Шапошниковы наконец добрались до Ростова. Подъезжая к дому, генерал увидел: двор оцеплен. Вынырнувший из подъезда особист протянул бумагу – ордер на обыск квартиры.
В рабочем столе Шапошникова чекисты без труда нашли черновики его писем в Союз писателей. Вскоре Управление КГБ по Ростовской области возбудило уголовное дело по статье 70 УК РСФСР «Антисоветская агитация и пропаганда». Согласно ей генералу грозило до семи лет лишения свободы. Однако в Кремле спохватились: судить военачальника такого ранга значило бы показать всему миру, что в число диссидентов в СССР уже входят даже генералы. Шапошникова тихо исключили из партии и отправили в отставку, предав забвению.
– Папа никогда не жалел о своём поступке, – вспоминала дочь генерала Шапошникова Нина Матвеевна. – Конечно, после его ухода на пенсию жизнь нашей семьи изменилась. Многие прежние знакомые перестали общаться. Меня вызывали в КГБ, у брата начались неприятности на работе. Однажды к папе из школы пришли пионеры. Расспросили о войне и… украли его Звезду Героя. Милиция даже не стала вмешиваться. Отношение к нему начало меняться только с началом перестройки.
В 1988 году генерала Шапошникова реабилитировали. Однако решение военной прокуратуры вызвало у генерала недоумение: в документе говорилось, что обвинения в его адрес были справедливы и только изменившиеся политические условия позволяют признать его невиновным.
– Отец был глубоко возмущён таким ответом, – рассказывала Нина Шапошникова. – Ведь он не являлся ни диссидентом, ни антисоветчиком. Наоборот, до конца жизни он оставался настоящим патриотом. Меня не раз спрашивали о причинах его поступка. Понятно, что своими письмами он не мог ничего изменить. Просто справедливость для него была самым важным в жизни. Сам он жил очень скромно. Помню, очень долго убеждал меня отказаться в институте от стипендии, потому что мы и так ни в чём не нуждаемся. Сожалел отец всегда лишь об одном – что не смог тогда в Новочеркасске предотвратить расстрел.
