Исполнилось 120 лет со дня рождения Анастаса Ивановича Микояна – видного советского государственного деятеля, в 1935 году ставшего членом Политбюро, а в 1964 году – председателем президиума Верховного Совета СССР. Я подружился с его младшим сыном Серго, политологом, доктором исторических наук, в годы перестройки. Серго Микоян скончался в марте 2010 года.
А несколько лет назад судьба свела меня и со старшим сыном Анастаса Микояна Степаном – Героем Советского Союза, генерал-лейтенантом авиации, лётчиком-испытателем, участником Великой Отечественной войны, прекрасным, искренним, добрым человеком. Представляю читателям фрагменты бесед с младшим и со старшим сыновьями Микояна.
Серго Микоян первым в нашей печати написал о кровавом Берии, а в августе 1988 года опубликовал статью «Покаяние и искупление» о том, что нельзя чохом перечёркивать советскую историю, ибо история за это отомстит. Как теперь видится, Серго оказался прав.
Однажды мы с Серго заговорили о «непотопляемости» отца. Серго вспомнил его слова: «Коротко говоря, мне просто везло». И действительно ему везло всю жизнь. Смерть обошла Микояна при обороне Баку от турецких войск в 1918 году, его могли прикончить эсеры после падения Бакинской коммуны в конце 1918 года. Он не попал в лапы деникинской контрразведки в Тифлисе в 1919 году, иначе его расстреляли бы, по счастливому стечению обстоятельств белогвардейцы не перехватили лодку, в которой он тайком добирался до Астрахани в конце 1919 года.
Его мог убить психически неуравновешенный солдат, решившийся на покушение на «вождя народов» в 1942 году и перепутавший машину Микояна с машиной Сталина. В его кабинет в Кремле или во Внешторге могла угодить немецкая бомба, ибо он никогда при воздушных налётах не уходил в бомбоубежище.
Его мог случайно убить психически неуравновешенный солдат, решившийся на покушение на «вождя народов» в 1942 году.
Он мог утонуть во время сильнейшего шторма возле Курильских островов в 1945 году. Его могли убить на улицах Будапешта в 56-м, когда он велел водителю открытого бронетранспортёра провезти его по местам ожесточённых боёв. Он мог утонуть в ледяных водах Атлантики в январе 59-го, когда загорелись два из четырёх двигателей самолёта. В салоне началась паника. Микоян летел с сыном и группой советских экспертов. У Анастаса Ивановича не дрогнул ни один мускул. Он бросил: «Будьте мужчинами» – и продолжал обсуждать рабочие темы. Вероятность гибели самолёта была огромной.
Серго Микоян: Мороженое отцу было важнее коммунизма…
Когда умер отец, мне было 49 лет. Я понимал, что он слишком солдат партии, которая поначалу состояла из романтиков и идеалистов. Но потом он как бы не заметил или не решился осознать происходившую с ней трансформацию. Или не дал ей должной оценки. Не хватило духу. Даже после смерти Сталина.
5 марта 1953 года. Вселенская трагедия. Вот только я не вижу боли и паники в глазах отца. Наоборот, он энергичен, бодр, деловит. Контраст с последними двумя-тремя месяцами, когда, как я узнал позднее, вождь ожидал от него самоубийства. Что ещё мог сделать тот, кого публично на пленуме ЦК сам Сталин обвинил в пособничестве империализму, кого не зовут на совещания, кому не присылают информацию, положенную члену Политбюро? Это не лай зайковской своры на пленуме МГК против Ельцина. Здесь ставка – жизнь. А вернее – смерть, лагерная пыль для всей семьи и сотен «микояновских» командных кадров пищевой промышленности и торговли. Но вот приходит конец тирану. Для меня это всё ещё трагедия. Спрашиваю отца: «Что же теперь будет?» – «А что, собственно, должно или может быть?» – «Опять война?» – изрекаю я глупость. В ответ слышу: «Если уж при нём не случилось, то тем более не будет без него». Слушаю рассказы отца о Сталине – злом гении, умном, незаурядном человеке, диктаторе, руки которого, как выразился Уинстон Черчилль, по локоть в крови.
Известный американский актёр Брэд Питт отреагировал на судебный иск о домашнем насилии со стороны мужчины, которая подала его бывшая супруга, кинозвезда Анджелина Джоли.
Ещё один эпизод. В конце 40-х Берия доложил Сталину, что жёны членов Политбюро бесплатно пользуются швейным ателье в Управлении охраны МГБ. Отец возмутился, а мама говорит: «Ни одной вещи я не сшила бесплатно». – «А Берии якобы доложили, что все не платили». Мама обиделась и молча принесла коробку с квитанциями. Отец понял свою вину. А потом рассказал, как торжественно выставил коробку с квитанциями на стол Сталину со словами: «Не знаю, как другие жёны, но моя жена за всё платила».
Мы восхищались его равнодушием к материальным ценностям, стяжательство брежневской эпохи нам претило. Хотя, если честно, я не очень понимал, почему подарки, поступавшие к отцу от зарубежных лидеров, тут же раздавались кому угодно, только не нам. Да, японские антикварные произведения искусства попали в Музей восточных культур – это нормально. Но, скажем, японский фотоаппарат шёл Льву Шаумяну, кинокамера – помощнику отца Василию Смоляниченко и так далее…
От Ричарда Никсона прибыл настольный прибор с авторучками. Отец стал думать, кому передарить. Домработница Катя воскликнула: «Да что же вы это всё раздаёте? Что вы за человек, Анастас Иванович? У вас же внуки и внучки – студенты. Им бы и подарили…» О том, что он получал в дар машины, мы узнавали, когда отец уже их кому-то передаривал. Например, машина, прибывшая из ГДР, была тут же преподнесена молодёжному клубу «Красный пролетарий».
Общение с отцом открывало мне глаза на многие вещи. И на роман Дудинцева «Не хлебом единым», и на судилище Синявского и Даниэля, и на спектакли Театра на Таганке. Борис Можаев рассказывал, что именно Микояну удалось спасти некоторые из них.
Так вышло, что чудовищный механизм сталинских репрессий обошёл отца. Споры же о его прямой причастности к ним не утихают до сих пор. Сам он по этому поводу как-то горько обмолвился: «Все мы тогда были мерзавцами…»
Отец не изображал любой успех как некий подвиг, просто работал изо всех сил, достигал цели и не выпячивал своей роли. Настойчиво отстаивал личную точку зрения и находил аргументы, заставлявшие оппонентов отступать. Когда же время доказывало правоту отца, это вызывало уважение к его суждениям. Работая в наркомате промышленности, он в 1936 году побывал в командировке в США, закупил оборудование и буквально в месяцы наладил производство колбас, сосисок, консервов, сахара, печенья, конфет, табака, хлеба, котлет.
Он сделал всё, чтобы советские люди попробовали, полюбили мороженое, которое благодаря его усилиям начали массово производить в стране. По этому поводу Сталин как-то саркастически бросил: «Тебе, Анастас Иванович, не так важен коммунизм, как проблемы изготовления мороженого». Отец слыл мастером компромиссов, в спорах старался не доводить разногласия до конфронтации. Понимаю, что нельзя упрощать историю или легковесно применять к ней сегодняшние мерки. Но знаю, что, став наркомом внешней торговли, он спас тысячи людей, взяв со Сталина обещание, что НКВД не будет трогать сотрудников Внешторга.
Степан Микоян: Проживи тиран ещё немного – и нас бы не было…
Он был весьма умным, выдержанным человеком. За кого мог, хлопотал, хотя это было очень опасно. Сегодня хлопочешь – завтра сам сядешь, и некому будет потом хлопотать за других… Я точно знаю, что отец был против репрессий. Сталин же ему «подкузьмил» – отправил в Армению со списком людей, которых надо расстрелять. А вдогонку послал Берию и Маленкова. В списке – знакомые отца. Один из них – его бывший учитель. Отец его вычеркнул, но того всё равно расстреляли…
Перед самой смертью Сталина отцу грозил реальный арест. Есть свидетельство Константина Симонова, присутствовавшего на ХIХ съезде КПСС, на котором вождь обрушился с обвинениями на Молотова и Микояна. Все знали, что это может означать. Отец ни днём ни ночью не расставался с револьвером, ожидая ареста. Ещё бы несколько месяцев жизни тирана – и нас бы не было…
