Без сомнения, этот месяц для Дмитрия Хворостовского, живущего сегодня в Лондоне, проходит под знаком российских концертов. И вовсе не ажиотаж, связанный с очередным днём рождения певца, который он отметил 16 октября, а востребованность музыканта тому причиной. Тюмень, Сургут, Оренбург и другие города Сибири, а также Дальнего Востока будут очаровываться его отточенным вокалом и наслаждаться хитами из классических опер «Кармен», «Алеко», «Демон» и, конечно же, удивительной интерпретацией «Песен военных лет», ставшей визитной карточкой уникального певца.
– Опять решили вернуться к проверенному временем?
– Почему бы и нет? Во-первых, мне хочется переключиться с оперной на камерную музыку, что, кстати, лишь немногие певцы могут себе позволить. Во-вторых, наш зритель хочет слышать знакомую ему музыку. А в-третьих, этот цикл будет всегда востребован в нашей стране. Он о нашей победе, которая была одержана ценой невероятных усилий. К этому трибьюту можно возвращаться бесконечно.
– Трибьют? Неужели иностранные языки так укрепились уже в вашем сознании?
– Скажу честно, что уже привыкаю думать по-английски. Но не стоит меня обвинять: дело, которое мы осуществили, очень важное не только для меня, как исполнителя, и для нашей страны, но и для всего мира. Помню, когда шла запись, я пел в отдельной комнатке, и такие в этой комнатке страсти кипели, что она вся была наэлектризованной. От осознания горя, конечно. В каждой нашей семье были люди не только воевавшие, но и отдавшие свои жизни ради этой Великой Победы. Поэтому, записав альбом военных песен, мы провезли программу по всему миру ради восстановления исторической справедливости. И везде концерты прошли с успехом, несмотря на исполнение на русском языке. Даже в Америке.
– Почему же вы так выделяете эту страну?
– , и кто больше всех пострадал, и что такое война, где люди, сражаясь, забывают обо всём, в том числе и о себе. Если б они знали, через что нам пришлось пройти, не думаю, что они с такой лёгкостью развязывали бы одну войну за другой. Вы же видите, что сейчас в мире происходит. Хотя я убеждаюсь, что объяснить это людям, которые прежде всего думают о своём присутствии во всём мире и прибыли, практически невозможно.
– Вы живёте в Лондоне в интернациональной семье. Ваша вторая жена Флоранс – итальянка, её родители – итальянка и француз. А кем вы себя ощущаете?
– Русским. Ведь эта «русскость» не географическое понятие. Это скорее состояние души. Умение или неумение жить, бесконечно повторять просчёты и ошибки в своей жизни, неумение быть стопроцентно счастливым, всё это самокопание, нытьё, необычайная сентиментальность и ностальгия – так все привычно трактуют русскую душу за рубежом. Отчасти в этом доля правды есть. Это любовь до боли к Родине и к тому зыбкому понятию Родины, которое трудно выразить словами, это любовь и гордость своей культурой, и тем, чем мы живём, и отчасти тем, чем я не живу, но живёте вы, мои соплеменники, и желание узнать и жить этим, тем более что любовь на дистанции более сильная.
– Ваш гастрольный график расписан уже на много лет вперёд. Вы долго привыкали строить свою жизнь по-капиталистически?
– На первых порах было очень тяжело. В своё время сам свою жизнь прожигал, и теперь знаю, к каким плачевным результатам это национальное свойство может привести. Теперь быть беспечным для меня – это роскошь, которую я себе позволить уже не могу. Хотя бы потому, что у меня очень большая семья.
– Значит, о деньгах думаете?..
(Эта моя фраза выводит моего собеседника из равновесия, и он начинает отчитывать меня: «Я вам про такие чувства, как любовь к Родине, рассказываю, а вас такие банальности интересуют». Певец осторожен, застёгнут на все пуговицы, говорит медленно, успевая проанализировать всё сказанное и по-актёрски оценить ситуацию со стороны. Удивительно, но при этом ему удаётся оставаться искренним. Контроль над темпом речи теряет в двух случаях: когда рассказывает о том, чем очень увлечён, или выведен из равновесия. В обоих случаях вспыхивает как порох.)
Зампред Совета Безопасности РФ Дмитрий Медведев оценил обращение президента США Джо Байдена к Конгрессу, посчитав неуместным его сравнение себя с Франклином Рузвельтом, который занимал президентский пост в годы Второй мировой войны.
– Мало ли о чём думаю? – раздражение певца объяснимо.
– Вам однажды ваша звукозаписывающая компания Philips records настоятельно предлагала записать дуэты с такими популярными певцами, как Андреа Бочелли и даже Мадонна, но вы отказались.
– Более того, после таких предложений мои отношения с этой компанией расстроились. Я предпочитаю совместные выступления со звёздами оперной сцены. С огромной радостью проводил серию концертов «Хворостовский приглашает». И среди моих гостей в разные годы были Суми Чо, Анджела Георгиу, Анна Нетребко. В марте следующего года в Кремлёвском дворце со мной на сцене появится Элина Гаранча. Такие проекты мне более интересны.
– Однажды вы всё-таки поучаствовали в записи альбома Игоря Крутого и даже спели с Ларой Фабиан – участницей конкурса «Евровидение».
– Моим принципом стало высказывание «никогда не говори «никогда». Кроме того, я сознательно пошёл на этот шаг. Благодаря записи альбома «Дежавю», мне удалось привлечь внимание публики, которая не ходит на классические концерты. Хотя должен признаться, меня терзали сомнения по поводу того, стоит ли записывать эту музыку. Я дважды прекращал эту работу. Завершил я эту запись лишь благодаря одной из моих коллег – Суми Чо. Когда я показал ей одну из песен этого альбома, она, обладающая огромной непосредственностью, вскочила на стул и начала говорить комплименты музыке Игоря Крутого.
– Вы часто бываете в России и наверняка знаете, что у нас происходит. Не хочу спрашивать про политику, задам вопрос о Большом театре. Как вам ситуация, которая приковывает внимание не только поклонников высоких жанров? И, в частности, события, связанные с творческой судьбой Николая Цискаридзе?
– Такая ситуация могла возникнуть лишь в репертуарном театре. Есть очень хорошее правило: все, даже очень талантливые артисты, не должны сидеть на месте. Им нужен свежий воздух, нужна свобода. Но это то, чего не бывает в репертуарных театрах. Поэтому через какое-то время артисты там и начинают вести себя, как пауки в банке. Хочу ещё сказать об одной проблеме, которая меня, как музыканта, не может не волновать. В моей жизни был период, когда я преподавал в общеобразовательной школе уроки, которые назывались музыкой. Преподавал я их по системе «трёх китов» Дмитрия Кабалевского, весьма, так сказать, спорной. Но дело не в качестве программы, а в том, что в те годы музыка всё-таки была в жизни детей, теперь же этот предмет исключён из школьной программы.
– У вас большая семья, в которой четверо детей, по двое от разных браков, и все они живут в Лондоне. Каким вы видите их будущее? Хотите ли вы, чтобы они продолжили вашу музыкальную династию?
– Нет, для того чтобы стать музыкантом, нужно очень много заниматься. В моей жизни возможны были лишь эти занятия. Сейчас же, тем более лондонская, жизнь предлагает такой большой выбор увлечений на самые разнообразные интересы. Мой сын Максим, например, знает всё о динозаврах, может, этот интерес и повлияет на выбор им его профессии в дальнейшем. Поэтому и говорю с абсолютной уверенностью: музыкантами мои дети не будут. У них просто не хватит усидчивости, которая необходима для обучения музыке.
– С удивлением узнала, что вы боитесь высоты.
– Настолько, что даже боюсь выходить на балконы на высоких этажах. Но я над этими страхами работаю. Однажды прыгнул с парашютом в паре, и, к моему удивлению, мне это очень понравилось. Думаю, что это следует повторить.
– Вас что-то ещё кроме этого страха беспокоит в жизни?
– Да. Мне страшно за будущее, за своих родных и близких, за весь этот шаткий мир. Люди не отдают себе отчёта, к чему могут привести их поступки. Может так случиться, что никакой потребности в том, чем мы с вами занимаемся, не будет. Поглотившая мир масса людей обладает совершенно другими ценностями, не присущими нам. Поэтому нужно отдавать отчёт в своих поступках.
– Какой можете дать совет тем, кто придёт за вами?
– Для того чтобы преуспеть в жизни, нужно раздвигать границы собственных возможностей. Постоянно себя вздёргивать, искать что-то новое, нет, даже не искать, а подводить себя к черте невозможного.
